Правозащитное движение в СССР и его появление

Эпоха идеологического кризиса  советского коммунизма.

Приход к власти группы Брежнева в конце 1964 г. ознаменовался некоторым оживлением антисоветской деятельности отдельных лиц, скорее всего ситуативным. На первый же план выходит вполне легальная оппозиционная активность, которая имела к тому же более широкие аудиторию и сферу влияния. В отличие от подпольных организаций, критиковавших режим чаще всего с позиций марксизма и социализма, В крупных городах, как констатировал председатель КГБ, среди вузовской молодежи распространялись нигилизм, фрондерство и аполитичность, «равнодушие и безразличное отношение к социальным и политическим проблемам, к революционному прошлому нашего народа», «критиканство под флагом борьбы с культом личности».

Начиналась новая эпоха, эпоха идеологического кризиса  советского коммунизма. Семичастный  почувствовал угрозу в широкой ауре интеллигентской оппозиционности. Пытаясь понять, что происходит, он зачислил чуть ли не в «антисоветские проявления» практически все  крупные явления художественной жизни первой половины 1960-х гг., резко  отозвался о «вредной линии» журнала  «Новый мир». Все это в новых  условиях казалось ему, по всей вероятности, даже более опасным, чем появление  тех или иных по-прежнему малочисленных  оппозиционных групп - их-то как раз  органы государственной безопасности умели находить и обезвреживать. Однако и он не скрывал, насколько  интенсивными стали связи некоторых  «антисоветчиков» с обществом и творческой интеллигенцией. Они, эти «антисоветчики», не только не прятали своего лица, но существовали в интеллектуальном и моральном пространстве интеллигентской фронды. Появилась влиятельная и неуничтожимая среда, оппозицию стало крайне трудно полностью изолировать от ее социальной базы или окружить стеной молчания.

К этому следует добавить тревогу власти по поводу полуорганизованной националистической оппозиции. Она имела еще большее интеллектуальное влияние, могла апеллировать к народу, выходить за рамки морально-интеллектуальной критики, непосредственно влиять на политическую жизнь. А тут еще и прямые контакты полулегальной интеллигентской оппозиции с заграницей.

Политическая суть частичной  реабилитации Сталина во второй половине 1960-х гг. была несколько иной, чем  это обычно трактует историография. Просталинские массовые выступления в правление Хрущева были сугубо простонародными. К этому следует добавить весьма частые случаи народной критики Хрущева именно со сталинских позиций. Надо полагать, что сменивший Хрущева Брежнев адекватно отреагировал на них. Свертывание критики Сталина было связано не только с попытками идеологического укрепления режима и его демонстративным «антихрущевизмом», но и представляло собой уступку «народному сталинизму», главным в котором была не политическая верность «сталинским заветам», а поиск идеологической оболочки для выражения недовольства режимом. Разочаровавшая интеллигенцию и ставшая одной из причин расцвета диссидентского движения в конце 1960 - начале 1970-х гг. частичная реабилитация Сталина в то же время позволила «вывести из игры» гораздо более многочисленную группу недовольного властью «простого народа». Призывая к «объективной и взвешенной» оценке Сталина, партийные олигархи разозлили интеллигенцию, но зато умиротворили потенциальную простонародную оппозицию, подкрепив свою политику еще и материальными подачками народу в конце 1960-1970-х гг.

Интеллектуальная элита  не приняла просталинской корректировки идеологии, которую она справедливо связала с новыми ограничениями и без того куцей свободы творчества. Выдвинувшаяся из этой среды группа инакомыслящих бросила властям вызов. Она отказалась от практиковавшихся ранее методов подпольной борьбы, заявила претензии на легальность.

Властям пришлось в спешном  порядке заканчивать начатое  еще при Хрущеве «осовременивание» репрессивной политики. Однако первая организованная антиправительственная демонстрация протеста, состоявшаяся в декабре 1965 г. на площади Пушкина в Москве, застала «начальство» врасплох. Дело иногда доходит до того, как это было, например, в Москве, когда некоторые лица из числа молодежи прибегают к распространению так называемых "гражданских обращений" и группами выходят с демагогическими лозунгами на площади. Формально в этих действиях нет состава преступления, но если решительно не пресечь эти выходки, может возникнуть ситуация, когда придется прибегнуть к уголовным преследованиям, что вряд ли оправдано.

Борьба с оппозиционными формами выступлений 

Стали искать выход. В борьбе с новыми формами оппозиционных выступлений власти попытались изменить «правила игры». Поскольку некоторые действия, явно враждебные режиму, нельзя было подвести под статьи об антисоветской агитации и пропаганде, сочли, что их следует считать преступлением против порядка управления. 16 октября 1966 г. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР в УК РСФСР были внесены статьи 190-1, 190-2 и 190-3. (Аналогичные статьи появились в уголовных кодексах других союзных республик.) Статья 190-1 предусматривала уголовное наказание «за распространение измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Практически это означало, что за распространение любой критики существующих порядков «крамольников» и инакомыслящих можно было привлечь к уголовной ответственности.

В принципе статья 190-1 противоречила  советской Конституции. Это дало основание диссидентам протестовать и защищаться, требовать отмены «административного указа». (Статья 190-1 была отменена при  Горбачеве Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от И сентября 1989 г.). Одновременно Указом от 16 сентября 1966 г. была также введена уголовная ответственность за надругательство над государственными гербом и флагом (ст. 190-2 УК РСФСР и аналогичные статьи УК других республик). Ранее, если не обнаруживалось «антисоветского умысла», подобные действия, получавшие все большее распространение, квалифицировались как хулиганство.

В борьбе с организованными  демонстрациями протеста под лозунгами  защиты советской Конституции режим  попытался использовать статью 190-3 УК РСФСР («Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок»), предусматривавшую  уголовное наказание организаторов  не за групповые действия сами по себе, а за их возможные последствия: 1) грубое нарушение общественного  порядка; 2) явное неповиновение законным требованиям представителей власти; 3) нарушение работы транспорта; 4) нарушение работы государственных, общественных учреждений или предприятий. Однако это отнюдь не гарантировало «законной» расправы над всеми участниками демонстраций протеста, опиравшихся на конституционное право на проведение митингов и демонстраций.

В середине 1960-х гг., особенно после прихода к власти Брежнева, карательные органы окончательно встали на путь систематического профилактирования довольно многочисленного околодиссидентского культурного слоя. Важным средством борьбы с организованным инакомыслием стали показательные политические процессы над оппозиционными писателями и известными правозащитниками. Тщательно подготовленные кампании в прессе, сопровождавшие эти процессы, позволили дискредитировать интеллигентскую оппозицию в глазах простых людей и напугать интеллектуалов. В итоге режим снова начал диктовать свои «правила игры».

Во второй половине 1960-х  гг. значительные средства были брошены  на усиление тайного политического  сыска. В 1967 г. КГБ резко активизировал  свою агентурную работу. Сама же легенда  о всепроникающем оке КГБ, о тотальном контроле за поведением всех и каждого оказывала сдерживающее влияние на многих недовольных.

Обложенная со всех сторон органами государственной безопасности, затравленная систематическими идеологическими  проработками, изолированная от народа интеллигентская оппозиция пыталась вдохнуть новые силы в угасавшее  движение, но лидеры были «под колпаком»  КГБ, а потенциальных «новобранцев»  и сочувствующих немедленно профилактировали и отрезали от верхушки. На первом этапе они намеревались распространить среди интеллигенции идею о необходимости создания Общества в защиту прав человека, которое могло бы контролировать деятельность таких организаций как Главное управление мест заключения МВД СССР, и обеспечить открытое рассмотрение в судах уголовных дел на лиц, обвиняемых в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 70, 190 УК РСФСР. Красин и Григоренко решили подготовить и направить в соответствующие инстанции письмо с просьбой официально разрешить создание указанного общества, договорились учредить, не дожидаясь получения ответа, в Москве, Киеве и Ленинграде так называемые "оргкомитеты" и широко информировать об этом общественность через возможности "самиздата"».

Сделав ставку на гласность, на легальные или полулегальные  формы борьбы, диссидентское движение существенно расширило идеологическую ауру критики режима, но эта его  позиция облегчила работу политического  сыска. В XIX в. идеи Герцена и других полулегальных критиков царизма в конце концов соединились с подпольными революционными организациями и трансформировались в программы революционных действий. Во второй половине XX в. в некоторых странах Восточной Европы инакомыслие стало идеологией сильных общественных движений. Либеральные диссидентские идеи в СССР не успели пережить подобной трансформации, а само движение к концу 1970-х гг. практически сошло на нет.

Причины спада и кризиса  правозащитного движения

Причины спада и кризиса  правозащитного движения следует, однако, искать не только в полицейской мудрости Андропова, но и в том, что начало и расцвет движения пришлись на период кратковременного согласия населения  и власти. А когда власти потеряли из-за обострявшихся экономических  проблем способность покупать лояльность «молчаливого большинства», безнаказанно накачивать в потребительский сектор экономики необеспеченные товарами деньги, правозащитное движение уже  не имело сил использовать новую  ситуацию в свою пользу.

Кроме того, будучи лишь видимой  частью «антисоветского айсберга», диссиденты не только не могли, но и  не пытались возглавить и организовать разнообразные формы оппозиционной  деятельности. О значительной части  эпизодов, связанных с подпольной антисоветской деятельностью, они, как и все население СССР просто не знали.

 В конце 1970-х гг. появились симптомы того, что режим снова засасывает в воронку растущего простонародного недовольства и возможно повторение ситуации «позднего Хрущева». Симптомы социального кризиса проглядывали в охватившей страну в конце 1970-х гг. эпидемии повального пьянства. По сравнению с 1960 г. потребление спиртного выросло в 2 раза. Какое-то время проявления недовольства режимом удавалось сдерживать, но правоохранительные органы уже предчувствовали новую вспышку массовых волнений.

Чем дальше тем становилось ясней, что сугубо административными и полицейскими мерами и даже «подкупом» народа нельзя преодолеть предрасположенность больного социума к разнообразным формам выражения недовольства. Конфликтные ситуации во время пребывания Брежнева у власти косвенно свидетельствуют о социальной нежизнеспособности «застоя» как формы правления и образа жизни. Страна вступала в новую эпоху, уже сидя на бочке с порохом с зажженным фитилем.

Нарастание кризисных  явлений и новая вспышка простонародного  недовольства отодвинули правозащитников  на периферию антиправительственных  выступлений. На арену борьбы начали выходить новые силы, гораздо менее  интеллигентные, но гораздо более  активные и опасные для власти. С конца 1970-х гг. в докладных  записках КГБ и ЦК КПСС все больше внимания сосредоточивается на «внедиссидентской» крамоле (подпольные организации, террористические акты или их подготовка, возрождение националистического подполья на окраинах и развитие русского национализма в России).

Намерения совершить террористический акт были в ряде случаев весьма серьезными, а подготовка к нему -почти профессиональной. Одновременно увеличивалось число простонародных антиправительственных действий по поводу наиболее существенных вопросов жизни (зарплата, уровень жизни, дефицит продовольственных и промышленных товаров). Это были первые симптомы того, что политика подкупа населения необеспеченными деньгами зашла в тупик. А на смену купленной лояльности могли прийти массовое недовольство и простонародный протест, сокрушившие в свое время легитимность и авторитет Хрущева. При этом под ударом могли теперь оказаться важнейшие основы режима.

Заключение

Итак, правозащитное движение - наиболее радикальное, заметное и  мужественное выражение несогласия. Начало этому движению в его классическом варианте было положено в 1965 году арестом Синявского и Даниэле. В диссидентском движении можно выделить три основных направления: гражданские движения; религиозные течения; национальные движения.Выделяют четыре этапа диссидентского движения. Наиболее активные формы протеста были характерны, главным образом, для трех слоев общества: творческой интеллигенции, верующих и некоторых национальных меньшинств.

70-е годы были отмечены:

• рядом очевидных успехов КГБ в борьбе против всех форм диссидентства;
• непрерывным падением международного престижа СССР вследствие репрессий.

Все эти направления и  формы протеста получат признание  и расцветут в период «гласности».

Итоги работы:

• Выяснены причины появления правозащитных движений.
• Влияние правозащитных движений на общество рассмотрено с разных сторон..
• Определены основные направления правозащитных движений.
• Выделены основные этапы правозащитных движений.
• Подведены итоги правозащитнеческой деятельности.

Приложение. Словарь основных терминов и понятий.

Диссидент (отступник, инакомыслящий) — человек, политические взгляды которого радикально расходятся с господствующими в стране его проживания. Зачастую этот конфликт личных убеждений с господствующей доктриной приводит к гонениям, преследованиям и репрессиям со стороны официальных властей.

Социальная дифференциация  — наличие в обществе социальной структуры или процесс, ведущий к возникновению новых видов деятельности ролей и групп для выполнения новых функций.

Теневая экономика – это экономические взаимоотношения граждан общества, развивающиеся стихийно, в обход существующих государственных законов и общественных правил. 

Гла́сность — политический термин, обозначающий политику максимальной открытости в деятельности государственных учреждений и свободы информации. В узком смысле, в современном словоупотреблении, основной компонент политики перестройки, проводимый М. С. Горбачёвым во второй половине 1980-х в СССР и заключавшийся в существенном ослаблении цензуры и снятии существовавших в советском обществе многочисленных информационных барьеров.