"Просвещенный абсолютизм" в России

Провозглашённое стремление к «блаженству каждого и всех» ставило вопрос о признании нового качества за подданным-гражданином. «Наказ» декларировал необходимым для государства сочетание собственных целей политики власти с «вольностию» граждан. Вольность подданных состоит не в «том, чтоб делать всё, что кому угодно» (ст. 36), а в праве «всё то делать, что законы дозволяют» (ст. 38), или в «возможности делать то, что каждому надлежит хотеть и чтоб не быть принуждену делать то, чего хотеть не должно» (ст. 37). Таким образом сконструированная вольность отождествлялась «со спокойствием духа» (ст. 39), обеспечиваемое или «изяществом законов криминальных» (ст. 487), или «радушным иных законов дозволением, православною нашею верою и политикою не отвергаемого» (ст.495). Понятие вольности, тем самым, нимало не предполагало каких-то новых начал взаимоотношений со властью в целом, а только признание права на свободу вероисповедания при доминировании православия и требование уравновешенного уголовного закона.

Признанием общей для  «граждан» абстрактной вольности исчерпывалось понимание общественного равенства в доктрине. (Собственно, это было типичное для политического дискурса XVIII в. понимание, подчеркивающее равнообязанность перед государством в выполнении требований власти.) «Наказ» открыто заявлял о социально-правовом неравенстве граждан — как по отношению друг к другу, так и по участию в государственной деятельности.

Разделение общества на тех, кто «правят и повелевают», и на тех, кто «повинуются», есть следствие естественного порядка  человеческого общества и самого наличия в нём государственной организации: «Гражданское общество требует известного порядка...Надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим, которые повинуются. И сие есть начало всякого рода покорности» (ст. 250 - 251).

Такое разделение общества соотнесено с представленным как  не менее естественное историческим делением общества по роду занятий  его членов: «Земледельцы живут в  сёлах и деревнях...и сей есть их жребий» (ст.358); «в городах обитают  мещане» (ст. 359); дворянство занято военной службой и отправлением правосудия (ст. 365 - 367). Занятия дворянства являются самыми государственно значимыми, поэтому естественно и необходимо первенствующее положение дворянства на ступенях прав и привилегий гражданского общества. Одновременно, не желая терять государственного прагматизма, «Наказ» представил такое положение дворянства как дарванное ему верховной властью за важную роль и всецело зависящее от государственной санкции на привилегии (ст. 361).

Провозглашённое общественное разделение подразумевалось именно сословным (в сегодняшнем определении). Наличие гражданских различий определённо увязывалось с особыми, политически и юридически обозначенными правами: «В правлении, где есть разделение между особами, там есть также и преимущества, законом утверждённые» (ст. 110). Соответственно характеру и объёму этих «преимуществ» устанавливались общественные «места» для каждого сословия: дворянству - первое, «среднему роду» - второе, крестьянству - третье. Стремление к уравнению состояний противоречит «основным законам» и поэтому гибельно для общества: «Начальное основание...повреждается...когда вкоренится умствование равенства до самой крайности дошедшего и когда всяк захочет быть равным тому, которой законом учреждён быть над ним начальником» (ст.503).

Единственно полезное и  государственно продуктивное равенство, по «Наказу», - это равенство соблюдения законности: чтобы закон старался не «благоприятствовать» по чинам, поколениям и состояниям людей (ст. 104), причём главным  образом в уголовно-правовых коллизиях. Равенство граждан - единство их подверженности единым государственным законам (ст. 34)⁵².

Важным своеобразием социально-правовой части доктрины «Наказа» было то, что в общественной структуре не фигурировало как отдельное  состояние духовенство. Здесь проявлялся не только и не столько культурно-идейный дух Просвещения и важная для социальной философии просвещённого абсолютизма схема созидания трехзвеннои общественной структуры, но и воздействие правительственного курса предыдущих лет. Поминая же о том, что лица не из дворян, как светские, так и духовные, отнесены будут к «среднему роду», «Наказ» хоть и не прямо, но выразил линию на ликвидацию сословной самостоятельности духовенства.

4.3 Законодательная программа «Наказа»

Основная гарантия того, что государственная власть будет действовать в соответствии со своей поставленной общественной целью, — правильно составленный Закон. Законы в обществе следует устанавливать «не с иным намерением, как только чтобы сделать самое большее спокойствие и пользу людям, под сими законами живущими» (ст. 42). Уставленные «просвещённой» властью законы должны сохраняться «ненарушимо» (ст.43). В умении заложить в закон то, что и обеспечит его в дальнейшем неизменность, есть высшее искусство «законосоставления» (ст.44).

В доктрине «Наказа», Закон - не просто произвольное установление законодателя-суверена. «Законоположение должно применять к народному умствованию» (ст.57), т.е. к исторически сложившемуся и проявившему себя духу народа, который засвидетельствован тем самым естественным расположением народа. Однако цель этого «соображения с умствованием» - вовсе не в соблюдении каких-либо исходных начал: справедливости, выгодности и т.п. - а чисто прагматическая, поскольку такое «соображение» гарантирует полное и сознательное соблюдение законности в государстве, т.е. всё то же наиболее желаемое верноподцаннство: «Мы ничего не делаем лучше, как то, что делаем вольно, непринужденно и следуя природной какой склонности» (ст. 57)⁵³.

«Наказ» был адресован  кодификационной комиссии, которой предстояло не только оценить будущие начала законов, но и непосредственно эти законы разработать. Поэтому помимо общеполитических рассуждений о смысле нового законодательства, в нём содержались конкретные принципы будущего законодательства по отдельным аспектам.

В социально-правовой политике содержательность законодательной программы пошла лишь немного далее общего выражения политико-правовой доктрины, которая исходила из сословной организации общества и фиксации сословной структуры в зависимости от рода деятельности. Предположений о закреплении законом каких-либо определённых прав, привилегий, преимуществ (либо напротив, стеснений), даже конкретно читаемых тенденций развития законодательства в этой сфере «Наказ» почти не заключал.

Статус дворянского  сословия увязывался с историческими заслугами, оказанными дворянами государству (ст.363 - 364); дворянское звание объявлялось неразрывным с особым качеством «добродетели» (ст.361 - 362). Соответственно, нарушение подданным этого качества своим поведением давало как бы законное право власти на лишение дворянского звания (ст.369). «Наказ» впервые в законодательной политике четко сформулировал основания, по которым позволительно лишать дворянства, отнеся к таким основаниям целый ряд преступлений и проступков, характеризующихся общим свойством - «обман, противный чести» (ст.372 - 373). Традиционно постулировалась возможность приобретения дворянства путём как военной, так и гражданской службы (ст. 364 — 366). Политически значимым было высказывание «Наказа» о признании за знатным дворянство только моральных преимуществ в «похвале и славе» (ст.374). Из возможных для конкретной реализации в законе вопросов статуса и прав дворянства были отмечены, и то уклончиво, лишь два: признавалось общественно-полезным дворянину самому, а не чрез управляющих руководить ведением хозяйства в своих имениях (ст.266), тем самым косвенно допускалась необязательность длительного нахождения на государственной службе, и поставлен на обсуждение вопрос о «уместности» занятия торговлей для дворянина, причём были высказаны две противоположные точки зрения (ст. 330-331)⁵⁴.

Программа формирования правового статуса т.н. «среднего  чина» (или, как формулировалось  доктриной «Наказа», городского сословия), вполне проявившаяся за предыдущие годы в правительственной правовой политике, была отчётливой только в общем стремлении создать в законе особый статус «мещанства» (ст. 377), который по своим занятиям и по правам не «причислялся ни ко дворянству, ни ко хлебопашцам» (ст.379). Единственно, что предполагалось для этого сословие - состояние «вольности» (ст.374). А также причисление к этому сословию не только по занятиям «ремеслами, торговлей, художествами и науками» (ст.377), но и по полученному в государственных учебных заведениях образованию (ст.381). Аналогично дворянству предусматривалась и возможность лишения мещанского сословного звания за совершение противоправных или аморальных поступков (ст. 383).

Несколько детальнее  были предположения о законодательной  политике в отношении крестьянского  сословия. «Наказ» предположил целесообразным всемерное «облегчение состояния подвластных», правда с важной оговоркой «сколько здравое рассуждение дозволяет» (ст. 252). Высказался против злоупотребления рабством и против избыточного жестокого обращения с подвластными (ст. 254, 259). Соответственно общей линии на созидание единой законности, подвластные люди должны были обладать правами на судебную защиту (ст. 257 - 258). Несколько уклончиво, но ставился вопрос о возможности признания частнособственнических прав за крестьянами на их имущество (ст.261), однозначно перекликаясь с дискуссией по этой правовой проблеме проведённой по инициативе императрицы в Вольном Экономическом обществе как раз в период написания «Наказа»⁵⁵.

Нимало не предполагая  коренного преобразования крепостного состояния крестьянского сословия, законодательная программа «Наказа», в духе времени, поставила вопрос о вредности злоупотреблений в отношении основной массы населения страны для «размножения народа», с чем, по тогдашней политэкономической «моде», увязывалось процветание государств. Это была как бы прямая перекличка с проектами правительства 1750-х годов. Стимулирование роста народонаселения было поставлено в государственную задачу. Для этого предлагалось полезным ввести поощрения многодетным семьям (ст.261, 286), даже ограничивать для бездетных пассивное право получения по завещаниям (ст. 281). Но, пожалуй, самым важным здесь было предположение о необходимости для дворянства изменить рентную политику в отношении крестьян: рост денежных оброков вёл, по мысли «Наказа», к запущению важнейшего занятия - земледелия (ст.270 -271).

Последний аспект уже  напрямую соединял предположения в  сфере сословно-правовой политики с основными постулатами будущего законодательства в части регулирования хозяйственной жизни.

«Наказ», хотя и не в полной мере, находился в сфере влияния политэкономической мысли течения физиократов, которые, с другой стороны, проявили наибольший интерес к конструированию идеологии просвещённого абсолютизма Соответственно господствующему представлению, земледелие было объявлено основным и наиболее желательным занятиям для населения (ст.294, 297, 313). (Мотивация здесь была многоаспектной - не только чисто экономической, но и моралистической, - поскольку считалось, что земледелие способствует сохранению патриархального строя и якобы соответствующей ему «чистоты нравов.) Высказывалось пожелание организовать поддержку земледелию со стороны власти (ст.302). Наиболее сущностным было увязывание расцвета земледелия с распространением частной собственности (видимо, на землю): «Не может тут земледельство процветать, где никто не имеет ничего собственного» (ст. 295 - 296)⁵⁶.

В остальном экономическая, условно, программа «Наказа» была весьма ограниченной. Однозначной была законодательная  позиция в отношении «вольности торговли», хотя признавались возможными и ограничения её в .интересах государства (ст.321). Покровительственной должна быть государственная политика в отношении городов (ст.395 - 398). Ремесленному производству могло быть полезным цеховое устройство, однако в целом цеховая организация не полагалась обязательной (ст.400 - 404). Предполагалась организация специальных коммерческих судов (ст. 338 - 339) и выдвигались конкретные новации в вопросах коммерческого права - например, введение ограничения в правах, а не уголовных наказаний за неумышленное банкротство (ст. 334 - 335). Продажа земли предполагалась неограниченным правом владельца (ст. 343). Постулировалась необходимость правительственными мерами поддерживать цену денег (ст.342). В целом, правовая политика в области хозяйственной жизни, по «Наказу», должна быть основана на либертатном принципе: нельзя запрещать то, что является естественным и общеполезным (ст. 344).

Несколько позднее обнародованная особая, 22-я глава «Наказа», будучи специально посвящённой политике в области государственных финансов, конкретных законодательных предположений почти не заключала. Там лишь определялись признаваемые обязательными основные сферы государственных расходов, (ст. 576 — 579), давались характеристики торговле с предпочтением государственного поощрения внешней торговли (ст.609 - 610), что было ещё одним проявлением концепций школы физиократов. В остальном статьи главы были общими политэкономическими рассуждениями.

В целом законодательные  предположения «Наказа» по разным сферам, как видно, должны были сохранить наличный правопорядок, и в этом смысле модификации, предлагаемые «Наказом», были консервативны. Вместе с тем все эти предлагаемые модификации были нацелены на более либеральный правовой режим при сохранении обязательного государственного протекционизма во всех областях социальной жизни. Последнее, в частности, проявилось в несколько более преувеличенном представлении о социальной роли полицейских учреждений в регулировании жизни общества, чем это могло быть затребовано либертатными концепциями усовершенствований правовой политики и правовой системы⁵⁷.

В своих политико-правовой доктрине и законодательной про  грамме «Наказ» и правительственный курс правовой реформы обнаружил значительное совпадение с политической философией и программой правовых преобразований европейской теории просвещённого абсолютизма; в силу ряда субъективных особенностей российской политической ситуации, а также своей литературной истории «Наказ» в итоге стал классическим выражением идеологии и правовой политики просвещённого абсолютизма в Европе. В «Наказе» политическая философия и политико-правовая доктрина просвещённого абсолютизма однозначно засвидетельствована близостью не к политическим концепциям европейского Просвещения, но к особому направлению политико-юридической науки XVIII в., представленному главным образом германскими полицеистами, и к общественно-политической философии школы Г.В.Лейбница и Х.Вольфа с теорией предустановленной гармонии, тождеством реального и логического в оценке возможного в общественном устройстве; это последнее обстоятельство стало исходным моментом для формирования значимого утопического элемента в доктрине и программе просвещённого абсолютизма, отразившегося впоследствии на правовой практике монархии.