Пруссия во второй половине XVIII века

Двоякость политики Фридриха II, в которой король-просветитель, поклонник наук и искусств, выступал также в качестве циничного политика-завоевателя, для которого чуть ли не смысл жизни заключался в упрочении своего государства с помощью военных успехов, объясняется во многом политическими расчетами и господством в сознании государей того времени принципа «государственного интереса». Именно этот интерес сделал Пруссию еще до восшествия на престол Фридриха если не воинственным, то определенно военным государством, о котором один из известных деятелей Французской революции сказал, что «Пруссия это не страна, у которой есть армия, а армия, которая владеет страной».²¹ Эволюция представлений Фридриха о самом себе от «первого слуги народа» до «первого слуги государства» в течение короткого времени как бы символизирует главный жизненный принцип прусского короля.²² Создание сильной боеспособной армии при весьма скромных источниках ее финансирования могло видеться прусским властителям только за счет жесткой экономии всех средств и жесткой дисциплины в армии. Хотя высшие офицеры и генералы играли большую роль в прусском королевстве, представляя собой военную аристократию, в армии господствовало беспрекословное подчинение.

В экономическом отношении Пруссия была недостаточно сильна. Попытки Фридриха отменить крепостное право натолкнулись на ожесточенное сопротивление дворянства, а ведь из него состоял офицерский корпус прусской армии. Деньги нужны были в большом количестве, и Фридрих достиг большого искусства в умении выколачивать деньги на содержание армии, не влезая в государственные долги. Король довел до совершенства введенную еще курфюрстом Фридрихом Вильгельмом I систему государственных налогов и акцизов. Значительные средства дали контрибуции в Силезии и Западной Пруссии. После акцизов важными статьями доходов были таможенные пошлины и обложение налогами предметов роскоши. Но 75% этих средств шло на военные расходы и в последние годы царствования их количество достигло предела, которого оно не могло превышать без риска нарушить финансовый баланс. Война перестала кормить Пруссию, что рано или поздно должно было произойти, система Фридриха дала сбой. Она имела слишком много недостатков, которые покрывались до поры до времени доходами от завоеванных территорий. Являясь сторонником теории меркантилизма, Фридрих облагал импортные товары высокими пошлинами, полагая, что доходы от повышенного таможенного обложения пополнят государственную казну, но при этом не учитывал, что страны-импортеры могут принять ответные меры по отношению к  прусским товарам на их рынках. Он всецело старался способствовать развитию мануфактур в Пруссии, но поскольку решения принимал сам, то временами ошибался в выборе приоритетных направлений и монополий, из-за чего бюргерство нередко выражало возмущение. Маколей заметил по этому поводу: «Ни опыт других правителей, ни его собственный не научили Фридриха, что Лион, Брюссель или Бирмингем создаются не эдиктами и не денежными субсидиями».²³ Использование опыта французских налоговиков в Пруссии, принявшихся по существу обирать население по примеру Франции, имело негативные последствия, и Фридрих II был вынужден отказаться от услуг французов.

Вообще вся система  управления Пруссией была основана на неограниченной королевской власти. Пока Фридрих был молод и энергичен, он вникал во все дела королевства. Но становясь старше, страдая от болезней, не мог столь же успешно следить за всеми делами. Тем более, что Фридрих привык править один, практически не проводя заседаний кабинета министров, накладывая резолюции на доклады министров и решая различные вопросы во время своих инспекционных поездок. «От большого количества людей,— утверждал он,— нельзя ждать умных суждений. Министры интригуют друг против друга, их ненависть и страсти влияют па государственные дела... и, наконец, при большом количестве участвующих нельзя полностью соблюсти тайну, являющуюся душой [государственных] дел. Лично я сохраняю каждую тайну в себе». В своих сочинениях, например, в политическом завещании 1752 года, он писал, в частности, что «система [управления] может быть придумана лишь одним лицом, и поэтому она должна исходить от государя». ²⁴ 
Таким образом, король продолжал избегать контактов с министрами, но он не мог полностью отказаться от встреч с ними; в этих случаях он, по выражению Ф. Меринга, применял «по отношению к высшим служащим государства предельно мыслимый по грубости тон, называя их ослами, безразличными людьми и особенно — продажными субъектами».²⁵ Вероятно, и министры (их насчитывалось 20, и только один из них был по происхождению бюргером, но служба его у короля оказалась непродолжительной) не очень стремились предстать перед монархом. Текущие дела ему, как правило, докладывал секретарь кабинета, которому Фридрих II диктовал решения по затронутым вопросам; в некоторых случаях он писал их собственноручно (часто не вполне грамотно) на полях документов. Очень сомнительно, что такая система, даже если ее рассматривать как проявление «просвещенного абсолютизма» (а представителем такового считал Фридриха II К. Маркс) была адекватна условиям переходного, по существу, времени, когда требовались более продуманные, квалифицированные решения. Что же касается высказывания о тайне как центральном элементе системы управления, то такая точка зрения, конечно, противоречива просветительской идеологии и обнаруживала приверженность короля к мышлению, характерному для монархов феодальной Европы. Так или иначе рациональный дух Просвещения в прусской системе управления не был представлен, компетенция сословных представителей была минимальной. Рано или поздно такая система должна была потерять свою эффективность. Часто лишенные инициативы и самостоятельности министры становились лишь исполнителями воли монарха, не вполне представлявшего себе суть решаемого вопроса. Происходило отставание в принятии решения от требования момента.

Но в то же время  Фридрих II, следуя идеям эпохи Просвещения, немного способствовал созданию в Пруссии основ правового государства. Конечно, отставание в этом смысле по сравнению с Англией было значительным, и все же идея верховенства закона и равенства всех подданных перед законом медленно, но верно внедрялась в сознание жителей Пруссии и в практику судопроизводства. Само по себе нахождение дворян на высших должностях в государственном аппарате и в армии сдерживало продвижение по служебной лестнице выходцев из других сословий. Экзамены для чиновников, введенные для отбора на основе знаний, по существу были только на бумаге, потому что конкурсная система была построена таким образом, чтобы новые люди не попали в число чиновников. Но следует заметить все же, что в Пруссии буржуазия к концу XVIII в. была ещё слишком слабой, чтобы возлагать на нее систему государственного управления. Государственное регулирование развития мануфактур должно было способствовать экономическому прогрессу, но поскольку целиком находилось в руках монарха, то не всегда учитывал потребности рынка. Бюргерам было запрещено приобретать землю: эта политика была направлена на сохранение дворянства - привилегированного сословия и, естественно, сдерживала развитие капитализма в сельском хозяйстве. Исходя из этого, можно сказать, что в экономической и социальной политике Фридрих II не совершил решительного поворота, так как зависел во многом от позиции дворянства, но при этом мел практически полную свободу в военной и дипломатической сферах. Фридрих укреплял дворянство как сословие еще больше, чем его отец. Из этого сословия происходили офицеры и чиновники в противоположность буржуазным слоям, выходцы из которых вытеснялись из армии и гражданского управления. Тем не менее он был сторонником традиционного сословного деления общества. Одно дело – рассуждать как просветитель, другое дело – практическая социальная политика. К концу столетия антагонизм между офицерско-дворянским корпусом и стремящимися к буржуазной эмансипации гражданскими кругами усилился, что, естественно, не могло не сказаться на общем состоянии прусского общества.

Веротерпимость прусского  короля, как уже отмечалось, носила исключительно рационалистический характер. во-первых, она способствовала привлечению бежавших из других земель Германии, а также из некоторых стран западной Европы из-за религиозных преследований протестантов и евреев, многие из которых были полезны для Пруссии как обладатели капиталов и хорошей профессиональной подготовки в качестве купцов, промышленников, ремесленников и офицеров. Во-вторых, Фридрих II, прекрасно разбиравшийся в различных вероисповедных системах, был очень близок к атеизму. Он часто говорил, что в его владениях «пусть каждый очищается от грехов, как ему больше нравится».²⁶ Но в полном согласии, например, с взглядами Вольтера, он считал, что простому народу религия необходима, ибо страх перед богом способствует большему законопослушанию.

Конечно, Пруссия благодаря  усилиям Фридриха II в течение половины столетия из династически скомбинированного конгломерата экономически слабо связанных земель стала значительной силой в европейской системе государств,но она управлялась военными и чрезвычайными мерами, а также архаическими методами, что не могло долго продолжаться. Естественно, Фридрих не мог управлять отсталой патриархальной страной иными методами, но созданная им система могла держаться только при нем. Французская революция и наполеоновские войны разрушили эту систему.

2.2. «Мистик на прусском троне»

Фридрих Великий умер 17 августа 1786 года в возрасте 74 лет в Сан-Суси. Как и предполагалось, его преемником стал Фридрих Вильгельм II. В это время Фридрих Вильгельм пользовался любовью у народа, надеявшегося на общее улучшение положения в стране. В последние годы жизни Фридрих II уже лишился былой популярности, и его смерть не вызвала особой скорби у народа. Новый король перенёс свою резиденцию из Сан-Суси в Берлин, вызвав большое воодушевление у берлинцев.

Свое царствование Фридрих-Вильгельм II (1786-1797) начал царствование с отмены монополии на кофе и табак и уничтожения французской системы собирания налогов (Regie), а также раздавал ордена, награды и титулы.

Он покровительствовал немецкому языку и литературе, и французский язык стал вытесняться из употребления при дворе. При нем было опубликовано и вошло в силу в 1794 г. гражданское уложение, работы над которым начались при Фридрихе II.

Король, сам отлично  игравший на виолончели, способствовал развитию искусств и в особенности музыки и театра. Но вскоре стали проявляться и другие черты нового монарха. Не посвящённый в премудрости политики, Фридрих Вильгельм не умел управлять государством, сидя за письменным столом, как его дядя. Он считал абсолютную монархию божественным учреждением, а монарха — посланником небес.

Фридрих назначил кабинет правительства, в котором особым влиянием пользовался Кристоф фон Вёльнер - приверженец мистицизма. Вскоре при королевском дворе главную роль стали играть «бессовестные интриганы, жалкие посредственности и пустые искатели наслаждений». В то время королевский двор называли «благородным кабаком».²⁷ При таком короле фридриховская система стала разрушаться. Начался упадок Пруссии.

Важным упущением Фридриха Вильгельма во внутренней политике Пруссии  стало сохранение старой административной структуры, чиновничества и офицерства времён Фридриха Великого. В своём большинстве они занимали посты с 1763 года, и Фридрих не отправлял их в отставку из благодарности. В молодости они много сделали для Пруссии и своего короля. Однако при Фридрихе Вильгельме II им было уже за 65 и даже 70 лет, и это негативно отражалось не только на государственном управлении, но и в военной области. Ветераны Семилетней войны оказались не в состоянии решительно выступить против французских войск после 1789 года, поскольку игнорировали новые военные концепции французов.

Усилилась цензура всех сочинений, король запретил публикацию работы Иммануила Канта «О радикальном  зле». Он предоставил всевозможные привилегии дворянам, считая их главным  сословием в своем государстве.

Укреплял барщину, увеличивал повинности, это приводило к крестьянским волнениям. При нем Пруссия утратила значение ведущей державы внутри Германии.

Заключение

В XVIII в. публичному и политическому строю Пруссии были свойственны те же черты, которые наметились уже довольно отчетливо во второй половине XVII в. В стране продолжало усиливаться крепостничество. Возраставший экспорт сельскохозяйственных товаров побуждал помещиков непрерывно увеличивать тяготы крепостнической эксплуатации. Барщина становилась все тяжелее; часть беднейших фермеров в неких местах была переведена на положение дворовых, отдававших полностью свой труд помещику за предоставление им скудной месячины. Индустрия в Бранденбурге, несколько поднявшаяся во второй половине XVII в., Продолжала развиваться и в XVIII в., но замедленными темпами; Англия, Голландия, Франция по-прежнему оставались для Пруссии недостижимыми эталонами. Мероприятия протекционистского характера, проводившиеся правительством в XVIII в., в какой-то мере ограничивали ввоз иностранных продуктов, но сами по себе были бессильны перевоплотить Пруссию в индустриальную страну. Быстрее развивались только те отрасли индустрии, которые были соединены так либо по-другому с военными заказами. Создание орудия, выработка сукна для солдатского и офицерского обмундирования занимали в индустрии Пруссии в особенности огромное место. Прусская буржуазия и в XVIII в. развивалась медлительно, в политической жизни страны ее роль оставалось ничтожным. Сохранявший монопольное право на земельную собственность феодальный землевладелец получал громадные доходы с собственных крепостных фермеров, извлекал выгоды от все возрастающих цен на хлеб и остальные сельскохозяйственные продукты. Помещик в качестве представителя господствующего класса получал громадные выгоды и конкретно от службы в феодально-абсолютистском государстве. В руках дворянства были сосредоточены все более влиятельные либо доходные должности в государственном аппарате, а при Фридрихе II монополией дворянства стала и офицерская служба. Военная и государственная служба давала возможность младшим сыновьям в дворянских семействах делать карьеру, не мешая своим старшим братьям наследовать по праву майората неделимые имения. 
Прусский абсолютизм, военно-бюрократические черты которого выявились довольно отчетливо уже в конце XVII в., получил в XVIII в. законченную форму. Делая упор на дворян-крепостников, прусский абсолютизм обеспечивал до этого всего неприкосновенность крепостного строя в интересах этого класса. 
В интересах тех же дворян повелители Пруссии продолжали интенсивное расширение границ собственного королевства. Война, как выразился потом один из деятелей Французской революции—Мирабо, стала собственного рода промышленностью для прусского агрессивного военизированного страны. 
В собственной политике представители прусского абсолютизма применяли разные способы. Одни из них режим дворянской крепостнической диктатуры проводили совсем открыто «палочными методами», не маскируя его какими-либо либеральными фразами либо «реформами». Остальные прусские монархи, в особенности во второй половине XVIII в., Драпировались в тогу «просвещенного абсолютизма», выставляя себя «друзьями просвещения», «слугами общества» (слова Фридриха II), сторонниками либеральных реформ. 
Так правление Фридриха II  завершилось централизацией высшего управления.