Русское военное искусство в первой половине XVII века

Но  при Василии III положение вещей  решительно меняется: во-первых, количество орудий растёт чрезвычайно быстро (например, под Смоленском в 1512 г. у государя московского было уже 2  тыс.  пушек);  во-вторых,  артиллерию стали включать в состав полевых армии и применять в сражениях. Тогда же родилась и русская конная артиллерия.

В эпоху  правления  Ивана  IV  появляются первые известные русские пушечные литейщики (Семён Медведев, Андрей Чохов и др.)> а царские [кари  приобретают  в  бесконечных  войнах огромный опыт.  Пушки,  или,  как  их тогда вывали, «наряд», сыграли первостепенную роль время взятия русскими войсками Казани, •еллина (Вильяна), Нарвы и Полоцка. Во время осады Полоцка в феврале 1563 г., как об этом рассказывал впоследствии один из очевидцев, стоял такой пушечный гром, что казалось, будто небо и вся земля обрушились на город». Московские пушки бомбардировали стены городского [как ядрами весом более 300 кг. Во времена правления Ивана IV калибр пушек, привезённых 1552 г. под стены Казани, измеряли величинами [ер: «в колено человеку и в пояс». В 1577 г., когда )мия Ивана Грозного пыталась взять Ревель 'аллинн), каждое русское орудие сделало по [сяче выстрелов. Пушкари научились применять [енные, свинцовые и железные ядра, железный (роб» и огненные снаряды — ядра, раскалённые огне. Каждый год зимой артиллеристы упраж-шись в стрельбе за чертой Москвы, ведя огонь по (еревянным срубам, наполненным землёй.

В конце XVI в. московский артиллерийский ар-шал (т.е. запасы вооружения и боеприпасов) был [им из лучших в Европе. Один англичанин, по-?ивший тогда Россию, заметил: «У русских пре-(асная артиллерия из бронзы, всех родов: ма-юнькие пушки, двойные, королевские, фальконе-[, василиски  и прочие. У них же есть шесть  бое-орудий, ядра которых до аршина высотой, так | когда они летят, их легко различаешь. У них гого мортир, из которых они стреляют греческим  огнём (зажигательной смесью. — Прим. ред.)*.

В XVII в. значение артиллерии выросло, вновь  увеличилось и количество пушек. В 140 крепостях России, не считая Москвы и сибирских городов, находилось около 4 тыс. орудий с большим запасом  ядер, пороха, гранат и других «пушечных  припасов». Большие армии отправлялись в походы, располагая «нарядом» по нескольку сотен стволов разных типов: «проломные», «гранатные», «скорострельные» пушки и др. Со второй половины XVI в. каждому полку придавался «полковой наряд» — определённое количество орудий. Более того, при царе Алексее Михайловиче каждая рота дворцовой охраны имела свои собственные пушки. Сам Алексей Михайлович изобретал новые их типы. Петровская эпоха застала русскую артиллерию в состоянии бурного развития.

ТАКТИКА И УПРАВЛЕНИЕ ВОЙСКОМ

В походах и сражениях второй половины XV — начала XVII вв. армии московских государей делились на полки. Для участия в малозначительных боевых операциях обычно отправляли армию, состоявшую из трёх полков, в крупных — из пяти: «большой полк», «передовой полк», «полк правой руки», «полк левой руки» и «сторожевой полк». Первый из них был всегда самым мощным и многолюдным, несколько слабее его бывали передовой полк и полк правой руки, а самыми малочисленными — полки левой руки и сторожевой. В самых значительных походах к этим воинским соединениям добавлялись два других: «государев полк» — отборный, сильнейший в армии, в состав которого входил двор государя; и, кроме того, «яртоул» — небольшой дозорный отряд. Численность полков варьировалась от нескольких сотен до многих тысяч воинов (в зависимости от масштабов похода), и в их число входили дворянская конница, служилые татары и казаки. Стрельцы и «наряд» (артиллерия) имели свою собственную, отдельную от полков организацию. Только в середине XVII в. в связи с зарождением полков нового строя в войсках России начали появляться воинские части с постоянными составом и численностью.

Чаще  всего военные действия начинались в мае и прерывались в августе, когда дороги размывало дождями. Или же в поход выходили по зимним дорогам, по льду рек, в ноябре —  феврале, до весенней оттепели и распутицы. Ежегодно на южную границу — к  Оке и в рязанские земли  — отправлялись десятки тысяч  воинов, чтобы оборонять рубеж от татарских набегов. В битвах с татарами московские воеводы любили применять «гуляй-город» — подвижную крепость, состоявшую из щитов, поставленных на телеги, из-за которых стрельцы ружейным и пушечным огнём отгоняли легкоконных всадников. В 30—50-х гг. XVII в. на юге России были построены мощные ♦ засечные черты» — линии укреплений, усиленных крепостями («острогами»), ставшие прочной преградой на пути крымчаков. Необходимость в «гуляй-городе» отпала.

Против  западных соседей использовалась иная военная хитрость: по словам итальянца  Барберини, посетившего Московское государство при Иване IV, «всякий раз, когда случится московскому государю затеять войну, он повелевает, чтобы по дороге были всеми поселянами выставлены их лошади для почтовой езды, и таким образом от шести до восьми тысяч людей, по пятисот человек разом, пролетают в несколько часов из одного места в другое, так что войско вторгается в неприятельскую землю внезапно».

В открытых полевых сражениях московским войскам не очень-то везло, поскольку  они не отличались высокой организованностью. Но при осаде или обороне крепостей  ратники московских государей проявляли  и упорство, и мужество, и высокое  воинское искусство.

В бою  русские полки издавали ужасающий  шум и грохот, но не столько из-за ружейной и пушечной пальбы, сколько  благодаря бою в барабаны («накры»), литавры, бубны, которые вёз с  собой чуть ли не каждый всадник, а  также завыванию зурн и разных типов труб, позаимствованных у восточных  народов. Подобным образом воеводы  пытались устрашить неприятеля. В  иных случаях при помощи барабанных сигналов производилось управление войсками.

Во  главе полков и крепостей ставились  одновременно по двое-трое воевод, чтобы они присматривали друг за другом и не позволяли старшему из них — первому воеводе — замышлять измену или проявлять нерадение к делам. У стрельцов и при «наряде» всегда стояли отдельные воеводы. Через год или два всех воевод в крепостях меняли. В помощь воеводам назначались грамотные чиновники — дьяки. Основным фактором при распределении должностей («мест») считались знатность и занятие предками более или менее важных постов, хотя наряду с этим учитывалась и «служба», т.е. служебные качества кандидатов на должность. Если одному из воевод казалось, что менее знатный человек занял в войске «место», равное его собственному или выше, то он принимался «местничать»: писать челобитные на имя государя, жалуясь, что ему «невместно» сидеть на должности йиже такого-то «худородного».

Местничество  имело силу почти что закона. Во время боевых действий местнический спор мог страшно навредить делу: например, в 1530 г. под Казанью московские воеводы несколько часов подряд спорили, кому из них достойнее будет  первому войти в город, в момент, когда ворота были отворены, а сами казанцы в страхе покинули стены. Между тем полил дождь, пушки  и пищали были брошены стрельцами у самых стен. Казанцы пришли в  себя, захватили «пищальный наряд» и организовали отпор. В 1579 г. местничать затеяли младшие воеводы в  Полоцке, в то время как городу угрожали польско-литовские войска короля Стефана Батория. Местнические дела отличались упорством и обоюдным нежеланием уступать: ведь за спиной спорщиков стояли их семьи и роды, которые потерпели бы «поруху в чести» в случае проигрыша местнического дела. Впоследствии внучатому племяннику могли припомнить, что когда-то брат его деда «сидел двумя местами ниже» такого-то, и потому ему сейчас «невместно» быть наравне с потомками начальника дальнего и непрямого родственника. Поэтому знатные люди предпочитали не идти в поход, подвергнуться царской опале и ссылке, но только не претерпеть местнического «бесчестия». Один из любимцев Ивана Грозного, видный опричник и думный дворянин Михаил Безнин, заявил, что в случае проигрыша местнического дела он уйдёт в монастырь. Не имея в своём распоряжении никаких других «начальных людей», кроме тех, кто происходил из родов российской знати, государи московские долго мирились с местничеством. В 50-х гг. XVI в. оно было несколько ограничено, но просуществовало ещё более века. Отменил его лишь царь Фёдор Алексеевич в 80-х гг. XVII в.

Роль  «министерства обороны» Московского  государства играл Разрядный  приказ, ведавший назначением на все  должности, формированием полевых  действующих армий и крепостных гарнизонов, а также обеспечением служилых людей землёй. Другими «военными» приказами были Стрелецкий и Пушкарский. В XVII в. к ним добавилось несколько новых: Казачий, Иноземский и Рейтарский приказы, Приказ сбора ратных людей, Приказ сбора даточных людей, Приказ драгунского и солдатского отпуска. Все эти последние учреждения просуществовали по нескольку десятилетий. Названия сами указывают на род выполняемых ими функций.

За трусость, измену или упущение по службе служилого  человека ожидали конфискация земельных владений, заточение в тюрьме, наказание кнутом, невзирая на знатность и возраст, и даже осуждение на пытку и смертную казнь. Зато и награждать московские государи умели щедро. Наградами в XVI—XVII вв. могли служить новые поместья, деньги, драгоценности, меха, шубы. Знаком особого отличия считались золотые монеты и своего рода медали из золота с изображением царствующих особ.

Российские  и иностранные историки по-разному оценивали эффективность военной машины Московского государства: всё устройство русских вооружённых сил попеременно то подвергалось преувеличенно резкой критике как никуда не годное, то превозносилось до небес как неизменно победоносное. Наиболее разумное и трезвое суждение по этому поводу принадлежит английскому историку Джону Кипу. Он полагает, что в допетровское время русская система военной организации и управления войсками, несмотря на всю громоздкость и хаотичность, была хорошо приспособлена к решению стоявших перед ней задач, проявляла гибкость и быстродействие. Хотелось бы добавить, что, когда назревала необходимость проведения реформ в военной сфере, русское правительство, стремясь не отстать от Европы, прикладывало в этом направлении максимально возможные усилия и никогда не жалело средств.

ПОЛКИ НОВОГО СТРОЯ

_П

олки  нового (иноземского) строя в Московском государстве, организованные и вооружённые по европейским образцам, стали зародышем, из которого впоследствии выросла колоссальная европеизированная армия Российской империи. Они появились накануне Смоленской войны с Польшей (1632—1634 гг.), хотя служба иностранцев в русских войсках уже имела к тому времени вековую предысторию. Государи московские охотно нанимали на службу выходцев из Западной Европы, стремясь иметь отряды, на верность которых можно было бы положиться даже в тех случаях, когда вызывает сомнение верность собственных подданных. Помимо этого отряды иноземцев имели по сравнению с русскими служилыми людьми неоспоримые преимущества: европейские наёмники были обучены всем военным новшествам и прекрасно знали главного противника в случае военных действий с Польшей или Швецией — своего же брата, наёмника.

Ещё в конце XVI в. многие иностранцы состояли на военной службе в Московском государстве. Большинство из них были поляки, захваченные в плен или перешедшие на сторону России в ходе Ливонской войны. В годы Смутного времени количество иноземцев в русской армии возросло, появились целые военные подразделения, организованные из одних иноземцев. В 1614 г. 130 иноземцев польской службы, сдавших русским войскам крепость Белую, перешли на русскую службу и образовали особую роту «вельских немцев» («немцами» в то время именовали большинство иностранцев). «Вельские немцы» делились на «шкотских» и «ирлянских», т.е. шотландцев и ирландцев. (Среди них служил и предок знаменитого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, шотландец по происхождению, прапорщик Лермонт.)

Для организации и обеспечения всем необходимым иноземцев, находящихся на русской военной службе, в 1624 г. было создано особое государственное учреждение — Иноземский приказ. Иностранцы приезжали в Россию из разных стран Западной Европы — Австрии, Англии, Германии, Дании, Швеции, Шотландии. За выезд из родной страны они награждались царским денежным жалованьем и подарками — дорогими тканями (камкой, тафтой, сукном). В Иноземском приказе они «верстались окладами», т.е. получали определённые суммы поместного и денежного «государева жалованья», соответствующие чину и положению. Многие иноземцы не хотели и не могли иметь поместья и управлять крестьянами, поэтому они получали только жалованье и назывались «кормовыми». Таким образом, все иностранцы делились на поместных и кормовых. До Смоленской войны иноземцы были организованы по ротам. В роту входили, как правило, солдаты одной национальности. Существовали роты «бельских немцев», рота немцев Дениса Фонвисина (предка знаменитого русского драматурга Дениса Ивановича Фонвизина), рота англичан Яна Вуда и роты поляков.Накануне войны за Смоленск с Польшей и её католическими союзниками правительство царя Михаила Фёдоровича ясно осознавало, что русское войско, состоявшее из дворянской конницы и стрелецкой пехоты, не в состоянии сражаться на равных с регулярными войсками, т.е. с армией, постоянно находящейся на военной службе (в отличие от российских служилых людей, увязших в ведении собственного хозяйства), единообразно обученной, отлично снаряжённой и вооружённой модернизированным огнестрельным оружием — мушкетами. Выход из положения русское правительство видело как в создании собственного постоянного регулярного войска — организации русских полков иноземного строя, так и в найме иностранных полков. Грамоты с призывом записываться в русские полки иноземного строя были разосланы по городам в июне — июле 1630 г. Они были обращены в первую очередь к беспоместным детям дворянским (низшему слою дворянства). Каждому записавшемуся в полк правительство обещало денежное жалованье, довольствие и выдачу оружия за казённый счёт. Предполагалось организовать два полка — рейтарский (тяжёлая кавалерия) и солдатский (пехота) — по 2 тыс. человек в каждом.