Церковная реформа Петра I

Перечислены следующие обязанности  коллегии: 1) наблюдение за всем церковным  управлением и за церковными судами; 2) оценка проектов всякого рода улучшений; 3) цензура; 4) изучение и удостоверение  чудес; 5) рассмотрение новых сектантских  учений; 6) исследование неясных вопросов совести; 7) испытание кандидатов на звание епископа; 8) принятие на себя функций  бывшего патриаршего суда; 9) надзор за использованием церковного имущества; 10) защита епископов и прочего  духовенства перед мирскими судами; 11) проверка подлинности завещаний (совместно с Юстиц-коллегией); 12) искоренение нищенства и обновление благотворительности; 13) борьба с симонией. Затем следует пункт о присяге: «Собственно всяк коллегиат, как  президент, так и прочие, в начале принятия чина своего должны учинить  присягу: что верен есть и будет  Царскому Величеству, что не по страстям своим, не для мздоприимства, но для  Бога и пользы людской со страхом  Божиим и доброю совестью судить дела, и советовать, и других братии своей  мнения и советы рассуждать, принимать  или отвергать будет. И клятву таковую изречет на себе под именным  штрафом анафемы и телеснаго  наказания, если после противен присяги  своей подстережен и уличен был».

В конце кратко упоминается  о «мирских особах», которые должны раз в год принимать святое причастие. Кроме всего прочего  коллегия обязана собирать сведения о количестве старообрядцев по епархиям. Частные лица не могут приглашать для домовых богослужений священников, не имеющих приходов («крестцовых и волочащихся попов»), или давать им прибежище (пункты 7–8). Новорожденных следует крестить только в приходских храмах.

К этому написанному Феофаном и исправленному Петром тексту «Духовного регламента» прилагаются «пункты», которые были составлены самой Духовной коллегией и одобрены царем. Здесь  речь идет о переименовании коллегии в Святейший Правительствующий  Синод, а далее следует весьма дипломатично составленный запрос коллегии царю: «Патриарши, архиерейския и монастырския вотчины, сборами и правлением которыя  ведомы были в Монастырском приказе, в одной Духовной коллегии ведать ли того ради, что оныя от гражданских  управителей пришли в скудость и  пустоту, а Духовная коллегия присягою обязалася, как в верности, так  и в искании интереса Царскаго Величества против прочих коллегий не меньше; а в «Регламенте духовном»  положено, что такое правление  надлежит до Духовной коллегии». Резолюция  Петра гласила: «Быть по сему»[94].

Вскоре после первого  издания «Духовного регламента»  — 16 сентября 1721 г., в мае 1722 г. появилось  второе с дополнением, авторами которого, по-видимому, были Феофан и Феофил Кролик,—  «Прибавление о правилах причта церковного и чина монашеского». Юридическим  основанием для «Прибавления» послужил манифест от 25 января 1721 г., но полагающегося  согласия на издание «Прибавления»  Святейший Синод у царя не испросил, в результате последовал выговор  Петра[95].

В первой части «Прибавления»  говорится о белом духовенстве: «о пресвитерах, диаконах и прочих причетниках». Вторая часть озаглавлена «О монахах» и касается монастырской жизни. Содержание обеих этих частей будет подробно рассмотрено в дальнейшем в соответствующих  параграфах о приходском духовенстве  и о монашестве.

Уже 7 июля 1721 г. Феофан выпустил свое сочинение «Розыск исторический», представляющее собой апологию церковной  реформы. Согласно Феофану, право монарха  на реформы распространяется также  на сферу церковной организации  и управления: «Могут государи епископами народа, себе подданнаго, нарицатися. Имя  бо епископ значит надсмотрителя... Государь, власть высочайшая, есть надсмотритель  совершенный, крайний, верховный и  вседействительный, то есть имущий силу и повеления, и крайняго суда, и  наказания над всеми себе подданными чинами и властьми, как мирскими, так и духовными. Что и от Ветхаго  и от Новаго Завета доволно показал  я в «Слове о чести Царской», проповеданном в неделю цветоносную 1718 году, и того ради зде не повторяю. И понеже и над духовным чином  государское надсмотрительство  от Бога уставлено есть, того ради всяк высочайший законный государь в государстве  своем есть воистину епископ епископов»[96]. В том же году Феофан написал трактат  «О возношении имени патриаршего  в церковных молитвах, чего ради оное ныне в церквах российских оставлено» (май 1721 г.). И под конец Феофаном был опубликован еще «Трактат, в коем изъясняется, с коего времени началось патриаршеское достоинство в Церкви и каким образом 400 лет Церкви управляемы были без патриаршества и доныне некоторые не подлежат Вселенским патриархам»[97].

Аргументацию Феофана  в защиту церковной реформы, изложенную в «Регламенте» и в упомянутых трактатах, можно резюмировать так: вопреки сомнениям старообрядцев  Петр I является законным государем; он самодержец и притом христианский монарх; как христианский самодержец он имеет  право на реформу Церкви; все подданные  как духовного, так и светского  звания обязаны ему покорностью  и признанием его государственных  и церковных реформ[98].

г) Из-за попыток дать хоть какое-то каноническое обоснование Святейшему Синоду историки по сути дела забыли поинтересоваться тем, каковы же были действительные идейные истоки его основополагающего документа — «Духовного регламента». Вопрос о том, какого рода обстоятельства оказали влияние на Петра I и Феофана при составлении ими этого документа русского церковного права, остался без рассмотрения или же затрагивался лишь весьма поверхностно[99]. Позднейшие исследователи довольствовались описанием фактических функций Святейшего Синода как органа государственной власти.

Проблема протестантских истоков «Регламента» впервые всплыла  в 1900 г. в ходе дискуссии о книге  высокопоставленного чиновника  Святейшего Синода С. Г. Рункевича «История Русской Церкви под управлением  Святейшего Синода». Критики установили, что она представляет собой одну апологию — доказательство церковно-политической и государственно-политической целесообразности церковной реформы Петра без  исследования ее источников и что  протестантское влияние ощущается  не только в тексте «Регламента», но и в самой административной практике Святейшего Синода[100]. И только в 1916 г. П. В. Верховской в своем основополагающем исследовании «Учреждение Духовной коллегии и «Духовный регламент»»  дал тщательный научный анализ источников «Регламента», который заслуживает  подробного рассмотрения.

Во введении Верховской приводит пространный обзор русской и  зарубежной литературы, как современной  «Регламенту», так и более поздних  исторических сочинений, которые, пусть  и не вдаваясь в рассмотрение источников, единодушны в том, что при создании Духовной коллегии, впоследствии —  Святейшего Синода, и при написании  «Духовного регламента» имело место  подражание протестантским образцам. Затем автор подвергает анализу  западноевропейские протестантские источники, на которые могли ориентироваться  Петр I и Феофан, и приходит к выводу, что моделью для Духовной коллегии послужили протестантские консистории  Западной Европы, в первую очередь  — Лифляндии и Эстляндии. «Петр  Великий не только близко знал основные черты устройства протестантской Церкви и типичных для нее коллегиальных  учреждений — консисторий, но и сам  осуществлял над ними (в Лифляндии  и Эстляндии.— И. С.) на основании  территориализма власть протестантского Landesherr’а, что было очевидно и казалось нормальным как ему самому, так и его современникам, в том числе Феофану Прокоповичу». Отсюда оставался один шаг до организации управления и Русской Церковью по тому же принципу. «Образцом Духовной коллегии для Феофана послужили именно иностранные и русские коллегии и протестантские консистории... О значении их в качестве образцов Духовной коллегии и идейных источников «Духовного регламента» трудно, кажется, иметь два мнения». В то же время «протестантские теории власти... в делах церковных убеждают нас в том, что они могли послужить для Феофана Прокоповича очень удобным матерьялом для обоснования в «Духовном регламенте» прав Петра как христианского государя, блюстителя правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». Кроме того, это нашло поддержку в «воззрениях отдельных философов школы естественного права... Со всеми этими идеями, как видно из его биографии, был отлично знаком Феофан...» Что же касается общего плана и духа «Регламента», то его никак нельзя сравнивать не только с какими бы то ни было каноническими сборниками или соборными деяниями, но даже с такими же регламентами других петровских коллегий. «Духовный регламент» носит на себе специфический отпечаток протестантских церковных уставов — Kirchenordnungen... Более того, в «Духовном регламенте» встречаются довольно любопытные совпадения отдельных мыслей и мест со шведским церковным уставом 1686 г. Карла XI, распространенным на Лифляндию и Эстляндию, хотя эти совпадения и не дают нам права видеть в последнем прямой источник «Регламента». Верховской приходит к следующему заключению: «Духовная коллегия, как она была задумана Петром и Феофаном, есть не что иное, как генеральная церковная консистория немецко-шведского типа, а «Духовный регламент» — вольная копия протестантских церковных уставов (Kirchenordnungen). Духовная коллегия есть государственное учреждение, создание которого совершенно изменяло юридическое положение Церкви в Русском государстве»[101]. Выводов Верховского и его неутешительного резюме нельзя, как нам кажется, опровергнуть ни софистическими рассуждениям на манер митрополита Филарета Дроздова, ни какими-либо другими официозными доводами.

Позднейшее переименование Духовной коллегии в Святейший Правительствующий  Синод, произведенное с учетом религиозной  психологии русского народа, ничего не изменило в существе созданной Петром российской государственной церковности. Рассматривая историю Святейшего Синода и всей синодальной системы в  ее отношениях как с государственной  властью, так и с верующим народом, мы будем убеждаться в справедливости этой мысли на каждом шагу.

§ 4. Святейший  Синод: его организация и деятельность при Петре I

а) Духовная коллегия, переименованная вскоре после своего возникновения в Святейший Синод, начала свою деятельность немедленно после своего торжественного открытия.

Согласно царскому манифесту  от 25 января 1721 г., Святейший Синод  состоял из одиннадцати членов, между  тем как «Духовный регламент» предусматривал двенадцать. Петр I настаивал  на строгом соблюдении принципа коллегиальности. «Самое имя президент,— говорится  в «Духовном регламенте»,— не гордое есть, не ино бо что значит, только председателя». Таким образом, президент должен был быть primus inter pares — первым среди равных[102]. Первым и, как потом оказалось, единственным обладателем этого звания стал по распоряжению Петра бывший местоблюститель  патриаршего престола Рязанский  митрополит Стефан Яворский, с которым  царь в последние годы часто расходился во мнениях. Возможно, Петр считал нецелесообразным игнорировать Яворского в видах  преемственности в церковном  управлении, надеясь в то же время, что влияние Стефана будет  нейтрализовано в силу коллегиальности  самого органа. Соперником Яворского  в Синоде был Феофан Прокопович. Несмотря на протест своего президента, Синод постановил отменить поминовение  православных патриархов во время богослужения. 22 мая 1721 г. появилась брошюра Феофана  под заглавием «О возношении имени  патриаршего», а уже в начале июня президент представил Сенату докладную  записку: «Апология, или словестная оборона, о возношении в молитвах церковных святых православных патриархов»[103]. Конфликт закончился тем, что Сенат  отклонил меморандум Стефана, сделав ему  письменный выговор, «дабы он таких, яко зело вредных и возмутительных, вопросо-ответов отнюдь никому не сообщал  и в объявление не употреблял»[104]. Еще обиднее было для митрополита  то, что по приказу царя его подвергли  в Сенате допросу по делу монаха Варлаама Левина. Варлаам был арестован  тайной государственной полицией, так  называемым Преображенским приказом, по обвинению в бунтовщических и  угрожавших государственному порядку  речах против государя и при допросе  показал, что сносился со Стефаном Яворским. Митрополит отрицал перед Сенатом  всякую связь с монахом, который  был вынужден сознаться, что солгал. За «политические» и «богохульные»  речи Варлаам был осужден и  после расстрижения сожжен в Москве 22 августа 1722 г. Вскоре после того, 22 ноября, скончался и митрополит. Он был похоронен в рязанском  кафедральном соборе 27 декабря 1722 г.[105]

Преемника ему царь не назначил. По указу царя Феофан Прокопович стал вторым, а Новгородский архиепископ  Феодосий Яновский — первым вице-президентом  Святейшего Синода. Петр узнал и  сумел оценить Феодосия Яновского  еще до своей встречи с Феофаном. Феодосий родился в 1674 или 1675 г. в  шляхтской семье на Смоленщине. В  конце столетия он принял постриг  в московском Симоновом монастыре  и после некоторых заминок  в самом начале его монашеской карьеры заслужил расположение и  покровительство со стороны архимандрита Троице-Сергиевской лавры Иова. Когда  в 1699 г. Иов был поставлен митрополитом в Новгород, он взял с собою и  своего подопечного, здесь в 1701 г. он произвел Феодосия в игумены, а в 1704 г. назначил его архимандритом  Хутынского монастыря. Яновский не проявил  себя как писатель, не был он заметен  и как проповедник, зато выказал  недюжинные способности как администратор. Петр I, который искал таланты  и поддерживал их везде, где только ни находил, оценил Яновского и повелел  назначить его духовным судьей Петербурга, Ямбурга, Нарвы, Копорья и Шлиссельбурга. Облеченный правами епархиального архиерея, Яновский проявил большую активность в строительстве храмов и надзоре за духовенством. Он принимал также живейшее участие в создании Александро-Невского монастыря, а в 1712 г. стал его архимандритом, получив особые привилегии. В нем появились надменность и заносчивость — даже по отношению к своему покровителю митрополиту Иову. Яновский не без успеха включился в церковно-политические интриги. 31 января 1716 г. он стал преемником скончавшегося в 1716 г. митрополита Иова[106].

К членам Святейшего Синода принадлежали также четыре советника, число их в 1722 г. возросло до пяти после  введения в состав Синода архимандрита Феофилакта Лопатинского, ректора Московской Академии и сторонника Стефана Яворского. В 1723 г. Лопатинский, сохранив свое место  в Синоде, стал епископом Тверским[107]. В Синод наряду с советниками  входили также асессоры, назначавшиеся  из среды белого духовенства[108]. К  привилегиям архиереев — членов Синода относилось право ношения  митры с крестом, архимандриты имели  право носить наперсный крест[109].[

]Царский указ от 28 января 1721 г. предусматривал для президента  Синода содержание в размере  3000 руб., для вице-президентов —  по 2500 руб. и для асессоров —  по 600 руб. Кроме того, епископам  разрешалось получать дополнительные  доходы от своих епархий, а  архимандритам — из своих монастырей. Выплата жалованья происходила  нерегулярно, так как не были  точно определены его источники,  к тому же в 1723 г. царь  приостановил выплату жалованья  вплоть до погашения налоговых  недоимок с земель, находившихся  в ведении Синода. Лишь в 1724 г. Петр указом распорядился  отчислять жалованье от доходов  с этих земель. Размеры окладов,  кстати говоря, поистине царские[110].