Своеобразие сюжета Чеховского рассказа

Серьезное произведение юного Чехова, его первая большая  пьеса (в собрании сочинений она  печатается под заглавием "Безотцовщина") не понравилась первым читателям  этой огромной рукописи и в дальнейшем не была удостоена автором публикации, представить же обществу последнего классика XIX века выпала честь двум пародиям, напечатанным в одном из самых несерьезных журналов.

Среди пародий Чехова на уголовные романы - одна из вершин его юмористического творчества: рассказ "Шведская спичка" (1884). В нем выведен старательный, начитавшийся Габорио следователь, который действует по всем правилам науки - и именно потому попадает впросак. Розыски "трупа" бывшего корнета Кляузова с помощью ряда улик и решающей из них - сгоревшей спички, которую обронил "убийца" в спальне "убитого", - образец трафаретного мышления. И здесь, как всегда, юмористический эффект возникает из несоответствия: серьезные усилия - и ничтожный до скандальности (в буквальном смысле) результат: Кляузова нашли целехоньким в уютной бане у прекрасной обладательницы шведских спичек.

Самый ранний из сохранившихся  в памяти родных творческий текст  Чехова - четверостишие, начинающееся так: "О, поэт заборный в юбке..." - ответ 14-летнего гимназиста девочке, писавшей трогательные стихи на заборе. Отнюдь не свидетельствуя о стихотворном таланте автора, эти строки выдают его природную склонность к шутке, насмешке.

...Итак, юмористическое  начало для Чехова-писателя не  было случайным. В художественном  отношении юмористические рассказы созрели ранее других его жанров.

Еще современники Чехова пытались определить природу его  смеха, установить его своеобразие. Чаще всего Чехова-юмориста критика  сопоставляла с Гоголем: у обоих  смех сквозь слезы.

Чехов умеет и то и  другое: смеяться над тем, что по существу не очень весело, и сочувствовать тому, что как будто смешно. И еще умеет, конечно, стать над своими героями - над их мелкими страстями и заботами, суетностью и корыстолюбием одних, прекраснодушием других.

Есть яркая юмористическая страница и в драматическом творчестве молодого Чехова - одноактные шутки, или водевили: "Медведь", 1888; "Предложение", 1888; "Свадьба", 1890; "Юбилей", 1891.

 Хотя юмористические  рассказы Чехова относятся в  основном к 1880-1887 годам, неверно  было бы весь этот период называть юмористическим. В те же годы, когда Чехов писал веселые рассказы, составлял смешные подписи к рисункам, сочинял каламбуры и т. д., он писал большие повести, где было место и лирике и грусти (например, "Цветы запоздалые", 1882), рассказы о трудной судьбе разных людей города и деревни ("Хористка", "Горе", "Тоска", "Агафья", "Ванька", "Скука жизни" и многие другие).

Смех Чехова направлен  против человеческих пороков независимо от чина, культуры, сословия героя. Мелкость души и низость побуждений он презирал и в "маленьком человеке", угнетенном чиновнике. Гоголь чуть не плакал над судьбой Акакия Акакиевича, Достоевский тосковал по поводу униженных и оскорбленных. Обратив взор к тому дурному, что в "маленьком человеке" пробуждало жестокое время, молодой Чехов смеялся над ним. Этим определялось большое общественное значение его юмористического творчества, и с высоты нашего времени это видно особенно ясно. Такие рассказы, как "Мелюзга", "Орден", "Тайна", "Упразднили", написаны художником, беспощадным к тем, кто жалок по существу да еще и унижает сам себя. Ничтожность человека Чехов подчеркивал тем, что показывал огромное значение в его жизни мелочей, пустяков. Дьячок Федюков услаждает себя тем, что ставит свою подпись на листах визитеров в передних у важных особ ("Тайна", 1887). "Как-то и уважения к себе больше чувствуешь", - думает учитель Пустяков (и опять - фамилия!), нацепив на себя чужой орден, чтобы идти на бал к купцу Спичкину ("Орден", 1884). И когда "пустяку" грозит опасность, жизнь теряет смысл.

Чеховская новелла, это  выдающееся явление литературы конца XIX века, сформировалась в значительной степени на юмористическом материале.

В выборе литературной формы  для юмористических сюжетов Чехов, кажется, не знал границ. "Сценки" - лишь один из его жанров.

Все лучшее, что было заложено в самой природе короткого  юмористического рассказа и что  пытались обыграть ближайшие предшественники  Чехова в области юмора (особенно Н. Лейкин, В. Билибин), именно ему удалось  довести до совершенства.

Смех Чехова - то веселый, то с оттенком лирической грусти, то легкий и светлый, то граничащий с  сатирой, - поистине неисчерпаем. Это  был художник, который вошел в  литературу весело и ушел из жизни, насмешив жену (за несколько часов  до смерти!) рассказом о курортниках, пропустивших гонг к ужину. Последний сюжет Чехова, как и его литературный дебют, был юмористическим. И в этом, как во многом другом, он оставался верным своему таланту.

2.3. Сюжет в  произведениях А. П. Чехова 80-90-х  годов. «Учитель словесности».

Восьмидесятые годы XIX века эпоха «безвременья» в России, застоя в общественной жизни, политической реакции. В такой сложной ситуации А.П.Чехов стремился средствами художественного слова сказать своим современникам: в любых условиях человек должен оставаться человеком. Писатель был убежден, что величие души или, наоборот, ее уничижение не зависит ни от каких обстоятельств. Человек определяет сам, каким ему стать: зависимым или независимым, обывателем или гражданином. Центральная тема творчества А.П.Чехова в эти годы тема примирения человека со средой, с пошлым окружением.

А.П.Чехов – величайший мастер «малых форм» в прозе. Его  рассказ «Учитель словесности» состоит  из двух частей: первая часть представляет собой повествование автора о жизни Никитина, семьи Шелестовых и других героев; вторая часть – дневниковые записи самого учителя словесности Никитина, прерываемые голосом автора. Эти части не равноценны по объему: первая часть больше второй практически на треть. То есть автор нам больше показывает внешнюю жизнь, обстановку, в которой находятся герои. Внутренняя же сущность Никитина, раскрываемая во второй части, дается более кратко, сжато, что больше привлекает к себе внимание, так как и является главной. Но об этом еще будет идти речь.

 Очень интересно  само повествование. Здесь изображается  уже не какой-то отдельный момент  из жизни героя, а сама его  жизнь, его биография в определенный  промежуток времени. Таким образом,  этот рассказ является по форме «маленьким романом», в нем присутствуют скромные размеры, но многоохватный сюжет. Автор рисует нам жизнь главного героя до свадьбы, его ухаживания за Манюшей, его переживания по поводу ее отношений к нему, предложение, свадьбу и семейную жизнь. И все это на двух десятках страниц. Мало кто смог бы столь емко, просто, подробно изобразить такую насыщенную событиями жизнь героя на стольких страницах! Но Чехов сумел это сделать. И тут мы видим следующую особенность рассказа, впрочем, присущую и другим произведениям автора, - краткость, лаконичность повествования. В рассказе нет лишних слов, все они конкретны и точны. Он описывает элементарные бытовые подробности: «от спанья в одежде было нехорошо в голове», «протанцевали сначала вальс, потом польку, потом кадриль, потом снова стали танцевать вальс» и др. Но в то же время повествование в рассказе очень лирично. В нем много описаний природы, и они даются так ярко, так живо, что, кажется, мы сами наблюдаем за природой. Кажется, будто сам читатель проезжает по этим местам: «А как тепло, как мягки на вид облака, разбросанные в беспорядке по небу, как кротки и уютны тени тополей и акаций», или «пахло полем, зеленели молодые рожь и пшеница, пищали суслики, каркали грачи». Все это такое знакомое, такое родное и потому легко узнаваемое и легко рисующееся в нашем сознании. А с какой лиричностью описаны чувства Никитина: «был так счастлив, что земля, небо, городские огни, черный силуэт пивоваренного завода – все сливалось у него в глазах во что-то очень хорошее и ласковое». В этом отрывке мы видим еще одну особенность рассказа – иронию. У Чехова никогда не бывает так, чтобы повествование было или только смешным, или только грустным. И в этом рассказе у него лиричность связана с иронией. Герой влюблен, он в эйфории, он счастлив и… рядом столь будничное, столь обыденное – «пивоваренный завод». Мы сразу чувствуем снижение чувства у Никитина, то есть автор дает понять, что чувство героя не столь возвышенно, как ему кажется. Перейдем еще к одной особенности рассказа. Это наличие одной детали, которая постоянно повторяется в описании героев, и является как бы скрытой характеристикой. Она как примета героя, очень запоминается, так как повторяется вновь и вновь. Например, при описании старика Шелестова постоянно повторяющейся деталью служат его слова: «Это хамство. Хамство и больше ничего. Да-с, хамство-с!» У Ипполит Ипполитыча – «говорил только о том, что все давно уже известно». У Вари – ее страсть к спорам: «Всякий разговор, даже о погоде, она непременно сводила на спор».

2.4. Функция  открытого финала в рассказах  Чехова («Студент»)

Рассказ «Студент» написан уже зрелым Чеховым, гениальным писателем. Когда рассказ был напечатан в газете, он назывался «Вечером». Рассказ этот все считают великолепным, но написано о нём мало, так как его трудно связать с какими-либо историческими обстоятельствами. Это рассказ о духовности. Написан рассказ в 1894 году – это уже почти рубеж веков. Поэтому люди размышляют о прошлом, анализируют настоящее и мечтают о будущем.

В экспозиции рассказа «Студент» – внешне «проходная», как это часто бывает у Чехова, бытовая зарисовка возвращения «с тяги домой» студента-семинариста Ивана Великопольского. Он возвращался по тропинке заливного луга и остро ощущал неуют ранней, еще по-зимнему холодной весны: «Когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, все смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой»[24,c.12]. Неприютность этих тонущих в «вечерних потемках» мест подчеркивалась и далеким огнем, «светящимся… на вдовьих огородах». Внешние впечатления оживляют в сознании героя не менее тоскливые картины домашней жизни – убогого повседневного крестьянского существования: «Мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар», «отец лежал на печи и кашлял». Приобщившийся за время учебы в Духовной семинарии к историческим наукам студент мысленно соотносит сегодняшние обстоятельства с опытом прошлых веков и приходит к безрадостному выводу о том, что «и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре» жизнь была столь же многотрудной, имели место те же бедность и неустроенность простых людей, и «оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше»[24, c.13]. Казалось бы, это ощущение дурной повторяемости бытия не имеет никакого противовеса.

Повествовательная часть  рассказа открывается эпизодом, когда, садясь погреться у костра, Иван встречает двух крестьянок-вдов –  мать и дочь: Василису, задумчивую «высокую пухлую старуху в мужском полушубке», и Лукерью, «маленькую, рябую, с глуповатым лицом… деревенскую бабу, забитую мужем»[24,c.13]. Здесь чрезвычайно значимым становится уточнение времени действия рассказа – Великая пятница, на что в экспозиционной части было указано как бы мимоходом. Это день, когда церковь вспоминает Крестные Страдания Спасителя, неслучайно, что одна из крестьянок, Василиса, отстояла накануне службу «двенадцати евангелий». Глубоко вдумываясь в тайну этого дня, студент в беседе с крестьянками начинает невольно припоминать подробности евангельского повествования о том, как в такую же холодную ночь у костра грелся апостол Петр, как во время Тайной Вечери он говорил со Христом, предрекшим ему последующее троекратное отречение. Студент вспоминает и о самом отречении Петра, трижды повторенным им в то время, когда первосвященники избивали его Учителя, и особенно останавливается на самом волнующем моменте, когда, услышав пение утреннего петуха, Петр вспомнил слова Христа, «очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелии сказано: "И исшед вон, плакася горько"». Великопольский вслушивается в таинственное звучание этих наполненных огромным содержанием церковнославянских слов и дорисовывает в воображении картину этих событий: «Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания»[24, c. 14].

Рассказ Великопольского  – вовсе не назидающая проповедь, но глубоко личностное размышление, попытка проникнуть в сокровенный  смысл этого плача апостола –  плача, в котором слились воедино  величие и уязвимость Петра, сила его любви к Учителю, глубина покаянного чувства и одновременно слабость, малодушие, лукавство земной человеческой природы. Рассказ студента вызвал живой эмоциональный отклик у обеих слушательниц.

Столь живая реакция  крестьянок поразила главного героя  и позволила ему интуитивно прозреть незримую, но живую связь между душевными муками Петра и слезами простых крестьянок, пролитыми спустя почти девятнадцать веков. Во взгляде студента на жизнь открывается теперь новое измерение. Оказывается, что связь времен заключена вовсе не только в повторении извечных человеческих скорбей, но и в непрерывности душевно-духовного опыта, в неослабевающей потребности души приобщиться к «правде и красоте». В финале рассказа этот преображенный взгляд на бытие передается торжественным строем речи автора, неслучайно напоминающего о молодых силах своего героя: «Невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла»[24, c.15].

Иван “...думал о  том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в [Гефсиманском] саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, – ему было только двадцать два года, – и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной великого смысла”[24, c. 15].

Фраза – очень длинная, очень эмоциональная – построена так, что поначалу кажется очень цельной и духоподъёмной. Но постепенно сквозь неё проступает второй план смысла. Рассказчик словно невзначай “вклинивает” в переживания героя свой краткий, но горьковатый комментарий; он поясняет с высоты своего опыта: “ему было только двадцать два года... жизнь казалась... восхитительной, чудесной и полной великого смысла”.

Казалась полной смысла... А какова она на самом деле? И  что будет, когда юный герой повзрослеет? По-прежнему ли он сохранит эту наивную веру в счастье, будет ли ему по-прежнему казаться, что счастье – есть и смысл – тоже есть? Рассказчик не даёт ответа. Он лишь отделяет свой холодноватый взгляд от точки зрения верующего героя – и оставляет читателя наедине с его размышлениями...

Таким образом, «Студент»  – это рассказ о прозрении  личностью подлинных ценностей  бытия, происходящем в предельно  обыденной обстановке.