Символика заглавий книг и произведений Анны Ахматовой

Не с тобой ли говорю

В остром крике хищных птиц,

Не в твои ль глаза смотрю

С белых матовых страниц.

( «Вижу, вижу лунный лук», 1914).

Или:

Так раненого журавля

Зовут другие: курлы, курлы!

Когда весенние поля

И рыхлы, и теплы…

( «Так раненого журавля», 1915).

Или:

Оттого и темно в светлице,

Оттого и друзья мои,

Как вечерние, грустные птицы,

О небывшей поют любви.

( «Родилась я ни поздно, ни рано», 1913).

Птица у А. Ахматовой – и показатель настроения героини, состояния ее души.

А. Ахматова в данной книге не отходит от традиционной трактовки образа белой птицы как Божьего посланника, ангела с белыми крыльями:

Лучи зари до полночи горят.

Как хорошо в моем затворе тесном!

О самом нежном, о всегда чудесном

Со мною Божьи птицы говорят.

( «Бессмертник сух и розов. Облака», 1916).

Или:

Где венчались мы – не помним,

Но сверкала эта церковь

Тем неистовым сияньем,

Что лишь ангелы умеют

В белых крыльях приносить.

( «Будем вместе, милый, вместе», 1915).

Для А. Ахматовой Бог – это высшая сущность, недвижимая ипостась, которой подвластно все. И в последнем стихотворении книги, воспарив высоко над землей, она это провозглашает:

О. Есть неповторимые слова,

Кто их сказал – истратил слишком много.

Неистощима только синева

Небесная, и милосердье Бога.

( «О, есть неповторимые слова», 1916).

Это стихотворение философского характера. Став одним из голосов хора в начале книги, к концу ее лирическая героиня А. Ахматовой объединяется со всей Вселенной.

Итак, в третьей книге «Белая стая» А. Ахматова употребляет значения слов «белая», «стая», «птица» как в традиционном понимании, так и добавляет значения, присущие только ей.

«Белая стая» – это ее поэзия, ее стихи, чувства, настроения, вылитые на бумагу. Белая птица – символ Бога, его посланников. Птица – показатель нормального течения жизни на земле.

«Белая стая» – это знак содружества, соединения с другими.

«Белая стая» – это высота, полет над бренной землей, это тяга к Божественному.

 

 

 

          2.4. Сборник «Подорожник»

 

          В 1919 и 1920 годы А. Ахматова почти стихов не писала. Сборник «Подорожник», вышедший в свет в апреле 1921 года, содержал всего 38 стихотворений, в основном написанных в 1917 – 1918 годы или даже относящихся к более раннему периоду. В «Подорожнике» А. Ахматова как бы завершила отдельные лирические сюжеты «Белой стаи». Что касается тем, связанных с общественной жизнью (революция, гражданская война), то они в «Подорожнике» заявлены отдельными значительными стихотворениями, но большая часть стихотворений этого плана, написанных в плодотворном для А. Ахматовой 1921 году, вошла в следующую книгу поэта.

«Ахматова дважды лишала «Подорожник» самостоятельного бытия, включая его в качестве отдельного раздела в книгу «Anno Domini». Однако в основных изданиях последнего периода («Из шести книг», «Бег времени») «Подорожник» печатался в качестве самостоятельной книги, в несколько сокращенном виде по сравнению с первым изданием»              [15, с. 388].

Также она пыталась озаглавить данную книгу «Лихолетье», но потом отказалась. Скорее всего, это связано с тем, что символ «подорожник» более объемен по своему содержанию (убедимся в этом при дальнейшем анализе книги), так как слово «лихолетье», на наш взгляд, заключает в себе лишь временное значение.

Время выхода книги – 1921 год. Что это за время для России, для представителей творческой интеллигенции, в частности для А. Ахматовой?

Двадцатые годы – это время разрухи, голода (самый конец гражданской войны, из которой страна выходила с неимоверным напряжением сил). «Старый мир разрушен, новый только еще начинал жить. Для Ахматовой и тех, кого она… объединяет вместе с собой, разрушенное прошлое было хорошо обжитым и знакомым домом»            [26, с. 77].

Это время, «черное» для многих людей, близко окружавших Ахматову: сына Л. Гумилева, мужа Н. Пунина, друзей – Л. Гинзбург,         Б. Эйхенбаума,    О. Мандельштама. А их несчастья касаются и                       А. Ахматовой, и это нашло свое закономерное отражение в ее творчестве.

При выявлении символики заглавия данной книги следует отойти от толкования значения заглавного образа через поиск и интерпретацию различных вне- и внутритекстовых ассоциаций, связанных со словом «подорожник». Это зависит от того, что, в отличие от предыдущих книг, где слова «вечер», «четки», «белая», «стая» так или иначе присутствуют в тексте и поэтому позволяют выявить семантический ореол заглавия, в четвертой книге стихов образ подорожника практически не встречается. Следовательно, путь исследования здесь будет иным – не от текста, а от толкования слова «подорожник».

Подорожник – «сорная луговая, обычно придорожная, трава с мелкими цветками, собранными в колос» [25, с. 437].

Употребление в качестве заглавия слова с таким значением не лишено смысла. Вместо пышного букета цветов, часто употребляемых в стихах первых книг (лилии – 1 раз, левкои – 2, розы – 5, тюльпаны – 1, фиалки – 1, бессмертник – 1, сирень – 1), – сорная трава с мелкими цветками.

Сравним:

Сквозь стекло лучи дневные

Известь белых стен пестрят…

Свежих лилий аромат

И слова твои простые.

( Книга «Вечер»; «Два стихотворения», 1909).

Или:

Новогодний праздник длится пышно,

Влажны стебли новогодних роз,  

А в груди моей уже не слышно

Трепетания стрекоз.

(Книга «Четки»; «После ветра и мороза было», 1914).

И книгу «Подорожник», в составе которой лишь единожды упоминаются «благородные» цветы – розы, но они  – «последние»:

И в тайную дружбу с высоким,

Как юный орел темноглазым,

Я, словно в цветник предосенний,

Походкою легкой вошла.

Там были последние розы…

( «И в тайную дружбу с высоким», 1917).

В дальнейших стихах нет никаких цветов, а лишь трава:

Ты, росой окропляющий травы,

Вестью душу мою оживи…

( «Эта встреча никем не воспета», 1916).

Трава, выросшая на руинах любимой страны, в контексте стихов           А. Ахматовой приобретает двоякую символику. С одной стороны, запустение таково, что «культурные» цветы не растут, и подорожник – символ гибели культурного уклада.

В течение нескольких веков центром культурной жизни России был (и остается по сей день) Петербург. Этот город выступает как «поле, где разыгрывается основная тема жизни и смерти и формируются идеи преодоления смерти, пути к обновлению и вечной жизни» [34, с. 259].

«Петербург – центр зла и преступления, где страдание превысило меру и необратимо отложилось в народном сознании; Петербург – бездна, иное царство, смерть, но Петербург и то место, где национальное самосознание достигло такого предела, за которым открываются новые горизонты жизни, где русская культура справляла лучшие из своих триумфов, так же необратимо изменившие русского человека» [34, с. 260].

О Петербурге писали многие: Пушкин и Гоголь как основатели Петербургского текста, традиции; Достоевский как ее гениальный оформитель, «сведший воедино в своем варианте Петербургского текста свое и чужое, и первый сознательный строитель Петербургского текста как такового» [34, с. 277]; Андрей Белый и Блок как «ведущие фигуры того ренессанса петербургской темы, когда она стала уже осознаваться русским интеллигентным обществом» [34, с. 277]; Ахматова и Мандельштам как свидетели конца и носители памяти о Петербурге, завершители Петербургского текста; Валенов как закрыватель темы Петербурга, «гробовых дел мастер» [34, с. 277].

С другой стороны, подорожник – символ нетленных сил земли. Он, несмотря ни на что, пробивается сквозь толщу руин и завалов. Жизнь – вечна. А жизнь для поэта – это его творчество, которое не прекращается, невзирая на смерть, разлуку, потери, предательство, переворошенный быт, безысходное ощущение катастрофы – все то, что только может выпасть на долю человека, застигнутого сменой эпох.

Как уже было сказано, книга «Подорожник» дважды включалась            А. Ахматовой в состав книги «Anno Domini» в качестве отдельного раздела. Первоначально пятая книга вышла под заглавием «Anno Domini MCMXXI» – в переводе с латинского языка «В лето Господне 1921».

Известно, что 1921 год являлся роковым для части русской интеллигенции. Люди, ранее ценимые своей страной, вдруг стали неугодными, они подверглись гонениям и расстрелам. И если рассматривать «Подорожник» в качестве одного из разделов книги «Anno Domini», то получим новое значение заглавного слова книги. Подорожник – это трава-лекарь, так как листья именно этого растения прикладывают к кровоточащей ране, если под рукой нет медикаментов. Возможно, давая такое имя книге, А. Ахматова пыталась любыми доступными ей средствами приостановить течение крови из ран, душевных и телесных, нанесенных временем ее поколению.

Со словом «подорожник» ассоциируются такие символы, как «дорога», «путь», «странствие». Мотив дороги символизирует такие процессы, как движение, поиск, испытание, обновление. Здесь же, помня о важности религиозного начала в поэзии А. Ахматовой, можно говорить о таких священнодействах, как молитва и покаяние. Ведь не случайно истинно верующие люди преодолевают огромные расстояния для того, чтобы вознести молитву и обрести милость Бога через покаяние. Они стремятся к священным местам.

Проследим по тексту книги, как отражены данные символы в стихах А. Ахматовой.

Не все представители творческой интеллигенции согласились разделить свою судьбу с участью страны, как это сделала А. Ахматова. Поток эмигрантов был велик:

Ты – отступник: за остров зеленый

Отдал, отдал родную страну,

Наши песни и наши иконы,

И над озером тихим сосну.

( «Ты – отступник: за остров зеленый», 1917).

Что же остается ей, верной своей голодной и разрушенной стране: только молиться за живых и оплакивать безвременно ушедших:

Да не страшны ни море, ни битвы

Тем, кто сам потерял благодать.

Оттого-то во время молитвы

Попросил ты тебя поминать.

( «Ты – отступник: за остров зеленый», 1917).

Или:

Но разве я к тебе вернуться смею?

Под бледным небом родины моей

Я только петь и вспоминать умею,

А ты меня и вспоминать не смей.

( «А ты теперь тяжелый и унылый», 1917).

То, что А. Ахматова осталась в России, – это «испытание железом и огнем». Советская Россия ее не принимала, в среде же эмиграции восприятие А. Ахматовой было сложным и противоречивым. «В глазах многих она была и оставалась представительницей утонченного дворянского искусства, акмеисткой, звездой изысканных литературных салонов, свидетельницей и участницей пряной предсмертной эпохи, нашедшей в ее лирике свое высокое словесное выражение» [26, с. 74].

Эмиграция ценила в ней главным образом то, что сохранялось, «будучи навечно запечатленным в стихе, от канувшего в Лету незабвенного прошлого» [26, с. 75].

А. Ахматова одинока: ее ненавидят враги и осуждают, не понимая, друзья, единомышленники:

И вот осталась я одна

Считать пустые дни.

О вольные мои друзья,

О лебеди мои!

 

И песней я не скличу вас,

Слезами не верну.

Но вечером в печальный час

В молитве помяну.

( «И вот одна осталась я», 1917).

Здесь обобщающий образ близких, любимых людей принимает лик птицы, (как в «Белой стае»).

Или:

Еще недавно ласточкой свободной

Свершала ты свой утренний полет,

А ныне станешь нищенкой голодной,

Не достучишься у чужих ворот.

( «Теперь никто не станет слушать песен», 1917).

Образ ласточки – воспоминание о прошлом; сейчас же она – голодная, убогая странница, натыкающаяся на безразличие и жестокость окружающих.

Почему именно А. Ахматовой и ее поколению была уготована столь тяжкая судьба? Почему лучшие люди страны за провозглашенную в их стихах правду должны умирать? Действительно ли они оказались лишними для того нового уклада жизни, который складывался в России после революции?

Чем хуже этот век предшествующих? Разве

Тем, что в чаду печали и тревог

Он к самой черной прикоснулся язве,

Но исцелить ее не мог.

 

Еще на западе земное солнце светит,

И кровли городов в его лучах блестят,

А здесь уж белая дома крестами метит

И кличет воронов, и вороны летят.

( «Чем хуже этот век предшествующих? Разве», 1919).

Но «лирика Ахматовой отказывалась быть надгробным украшением. Как все живое, она продолжала жить, и ее цветущие побеги тянулись к солнцу, а не во тьму… Да, жизнь может кончиться сегодня или через несчитанные годы, но ведь только пустые или несчастные дни поддаются унылому арифметическому действию» [26, с. 78]. А годы, проведенные Ахматовой в своей несчастной стране в то время безысходности, не прошли впустую. Она молила Господа о прощении тех, кто виновен в бедах и горестях России, о помиловании тех, «кто бросил землю на растерзание врагам», в облике скиталицы, нищенки, плакальщицы ходила по дорогам разрушенных городов, созерцая полный крах культуры, оплакивая убиенных, моля о рае для них. Не напрасны эти труды, не зря А. Ахматова «черной нищенкой скитается» по уже чужой ей столице с «румянцем жарким и недужным», который «стерла богомольная печаль»: