Проблема международного сепаратизма

Одним из условий обеспечения  стабильности в регионе СУАР является его успешное экономическое развитие. Учитывая сложность ситуации, Китай  принял решение о развитии Синьцзяна  не только собственными силами, но и  с привлечением международных сил. В июле 2000 г. в ходе саммита Шанхайской Пятерки на встрече глав двух государств (Китая и Казахстана) было достигнуто соглашение о привлечении граничащих с СУАР КНР стран к проектам экономического развития западных территорий Китая[99]. КНР этим решает два вопроса: присутствие иностранного капитала будет способствовать стабилизации обстановки в СУАР, но эти капиталы будут столь незначительны, что не смогут составить угрозы влиянию центра в регионе.

Для КНР пример ШОС беспрецедентен во всей политической истории: до вступления в ШОС Китай не вступал в  политический альянс ни с одним государством мира. Решение пограничных вопросов с сопредельными государствами  заняло всего семь лет, а созданная  организация постепенно стала решать и другие задачи. Появилась возможность  использовать механизмы функционирования организации для борьбы с терроризмом, национальным сепаратизмом и экстремизмом (так называемые "три зла"). Китай  начал участвовать во всемирном  антитеррористическом движении, хотя ранее предпочитал решать подобные вопросы в одностороннем или  двустороннем порядке. Беспрецедентен и факт совместных военных учений на сопредельных территориях Казахстана и Китая, а также совместные кыргызско-китайские  учения в октябре 2002 г. Таким образом, Китай создает многосторонний механизм воздействия на ситуацию в регионе  в военной сфере. Создана региональная антитеррористическая структура, в  которой присутствуют китайские  военные.

Таким образом, среди приоритетных сфер взаимодействия двух государств в рамках "Шанхайской организации  сотрудничества" можно отметить совместное решение проблемы уйгурского сепаратизма, религиозного экстремизма, терроризма; создание условий для  успешного развития двусторонних экономических  отношений с перспективой экономической  интеграции; повышение авторитета организации  и государств-участников на региональном и международном уровне.

Несмотря на задекларированную  автономию региона, никакого местного правительства здесь не существует. Китайскими властями проводится политика заселения китайцами Синьцзяна. Преподавание уйгурского языка и  истории затруднено, препятствуется исполнение уйгурских обычаев.

Уйгурский сепаратизм - мина замедленного действия в среднеазиатском  регионе, угрожающая не только Китаю, но и всему региону. Сепаратистское движение в Восточном Туркестане состоит из ряда мелких, маргинальных исламистских группировок, морально поддерживающихся Турцией. Военная поддержка может  оказываться исламистами с территории Кашмира, занятой Пакистаном. Поддержка  Пакистана, если и оказывается, то сильно законспирирована.

В целом, можно с достаточной  степенью уверенности утверждать, что  в результате активных шагов, предпринимаемых  Пекином на центральноазиатском  направлении, была принята и по настоящее  время проводится согласованная  между КНР и странами ЦА политика в отношении «проблемы уйгурского сепаратизма». Однако, очевидно и то, что рассматривать данную «проблему» в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том  числе и на современном этапе, когда в результате набирающего  обороты мирового финансового кризиса  в сложных социально-экономических  условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной  Азии. Сокращение объемов внешней  торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных – вот  далеко не полный перечень возможных  негативных последствий.

В отсутствии скоординированной  социально-экономической политики[100] в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия несомненно могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратиских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту «проблемы уйгурского сепаратизма», тем более, что в последние годы она «идет» во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.

Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем  в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение  будет маловероятным. Подобная перспектива  не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств ЦА, ни России, что в обозримом  будущем должно предопределить их более  тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и  безопасности, способным дестабилизировать  любой из национальных сегментов  геополитического пространства ШОС.

Во-первых, данное взаимодействие должно поставить во главу угла задачу усиления именно аналитического потенциала ШОС: создания постоянно действующих  в рамках Организации исследовательских  механизмов и проектов, аналитического и аналитико-прогнозного сопровождения  принимаемых решений.

Во-вторых, задачи по стабилизации Афганистана и социально-экономическому развитию ШОС, как представляется, должны выйти на передний план деятельности Организации. В этом контексте особого  внимания заслуживает идея создания масштабной программы ШОС по комплексному развитию именно внутренних территорий Евразии (Центральная Азия, СУАР, Сибирь, Афганистан), обладающих схожими геоэкономическими  условиями и, соответственно, требующих  схожих и общих подходов к решению  существующих здесь проблем. Одними из первых шагов в данном направлении  должно стать создание водно-энергетической и инновационно-промышленной схем интеграции в рамках ШОС. Именно в этих условиях – условиях развития региональной интеграции, острота вопроса уйгурского (и этнического в целом) сепаратизма  может быть снижена заметно.

В-третьих, отдельной задачей  должна стать более тесная координация  усилий со странами-наблюдателями ШОС, характер участия которых в решении  ключевых проблем Организации и  будет являться главным индикатором  их реальной готовности к полноправному  членству в данной структуре. 

2.3 Проблема сепаратизма  на Тайване

Генеральная Ассамблея на своей двадцать шестой сессии в 1971 году[101] приняла резолюцию 2758 (XXVI), которая четко гласит, что представители правительства Китайской Народной Республики являются единственными законными представителями Китая в Организации Объединенных Наций. В этой резолюции был решен вопрос о представительстве Китая в Организации Объединенных Наций.

После того, как в 1949 г. была провозглашена Китайская Народная Республика, на Тайване под защитой  Соединенных Штатов сохранился осколок  прежнего государства - Китайской Республики, управляемого партией Гоминьдан (Националистической партией). И в Пекине, и в Тайбэе исповедовали принцип «одного Китая», однако каждая сторона рассматривала  в качестве законного китайского государства себя и только себя. В Пекине, исходя из того, что Тайвань - это провинция КНР, объявили главу  тайваньского режима Чан Кайши «американской  марионеткой» и выдвинули лозунг: «Мы непременно освободим Тайвань!»  В Тайбэе считали, что власть на материке временно захвачена «коммунистическими мятежниками», однако рано или поздно они будут разбиты, и для Гоминьдана настанет момент Гуан Фу - Славного Возвращения[102].

Когда же иллюзорность этой мечты стала очевидной, почтение тайваньских лидеров к принципу «одного Китая» стало быстро таять. В 90-х гг. Гоминьдан стал истолковывать  «один Китай» как историческое и  культурное понятие, а также как  единое государство в прошлом  и в отдаленной перспективе, разделенное, однако же, на современном этапе  на две равно суверенные части.

Тем временем Пекин разработал концепцию мирного воссоединения  страны, получившую название «одно  государство, два строя» и предусматривающую  для Тайваня высочайший уровень  автономии под суверенитетом  КНР, а также сохранение на острове  существующей там общественной системы. При этом руководители страны не отказались и от мысли о решении тайваньской  проблемы в крайнем случае с помощью  силы.

В 2000 г. в результате всеобщих выборов на Тайване президентское  кресло впервые занял представитель  Демократической прогрессивной  партии самой мощной сепаратистской силы Тайваня, последовательно выступающей  за полную независимость острова. Своей  победой на выборах он в значительной мере был обязан расколу, произошедшему  в рядах Гоминьдана[103].

Будучи вынужден считаться  как с позицией Пекина, так и  со взглядами многочисленных сторонников  оппозиции, новый президент Чэнь Шуйбянь публично отказался от провозглашения независимости, а также от целого ряда символических шагов, которые  увеличивали бы политическую дистанцию  между островом и материком.

Однако связанный этими  обещаниями президент реализовал свои устремления в иных формах. Озвучивая  программные положения своей  партии, он стал публично повторять, что  Тайвань является «самостоятельным суверенным государством» и что сам он как президент считает своей обязанностью «защиту суверенитета, безопасности и достоинства страны». Вопреки настойчивым требованиям Пекина, бывший президент Тайваня отказался принять принцип «одного Китая», до того признаваемый на обеих сторонах тайваньского пролива, хотя и в разных интерпретациях.

Далее, Чэнь Шуйбянь начал  энергично внедрять в сознание обитателей Тайваня мысль о том, что они  являются отдельной, отличной от материка общностью с собственной историей и культурой и собственным  путем в будущее. Процесс «тайванизации» охватил сферы образования, науки, массовой информации. На историко-культурные темы проводятся исследования, организуются выставки, конкурсы школьных сочинений, поощряется краеведение. В КНР такого рода деятельность называют «культурным  сепаратизмом».

Стремясь предотвратить  развитие событий в нежелательном  для себя направлении[104], Пекин с самого начала жестко реагировал на каждый сепаратистский шаг Тайбэя, напоминая о своей готовности применить силу в критической ситуации. Размещенные в провинции Фуцзянь пятьсот ракет, количество которых прибавляется каждый год, служат весомым аргументом, подкрепляющим вербальные демарши китайского руководства. Оно устроило Тайбэю жесткий прессинг, добиваясь максимальной изоляции его на международной арене. В 2002 г. Китай установил дипломатические отношения с республикой Науру, в 2003 г. - с Либерией, в результате чего их дипломатически отношения с Тайбэем были разорваны. В том же 2003 г. КНР прервала официальные отношения с Кирибати, решившей признать Тайвань[105].

Пекин возражал против допуска  Тайваня во Всемирную организацию  здравоохранения, полагая, что участие  Тайваня даже в качестве наблюдателя  в организации, членами которой  являются суверенные государства, послужит ободрением тайваньскому сепаратизму.

В мае 2004 г. группа проживающих  в Англии китайцев обратилась к приехавшему  туда с визитом премьеру Госсовета  Вэнь Цзябао с предложением принять  закон об объединении Родины. Вэнь пообещал рассмотреть предложение  «серьезным образом". После чего на ближайшей сессии Постоянного  комитета Всекитайского собрания народных представителей (в декабре) был рассмотрен в виде проекта, а на сессии ВСНП в 2005 г. принят Закон о противодействии  расколу государства. «За» проголосовали 2896 депутатов, двое воздержались. В  срочном порядке Закон был  издан отдельной брошюрой.

Закон фиксирует и развивает  позицию КНР по тайваньской проблеме и. в частности, создает юридическую  и политическую базу для силовых  акций. Основные положения Закона приведены  ниже[106]

«Настоящий Закон составлен  в соответствии с Конституцией с  целью воспрепятствовать отрыву Тайваня от Родины раскольниками  под лозунгом «независимости Тайваня», продвинуть вперед мирное национальное объединение.

В мире существует только один Китай. Тайвань является частью Китая. Государство никогда не позволит раскольническим силам - сторонникам  «независимости Тайван» под тем  или иным именем, тем или иным способом отторгнуть Тайвань от Китая.

Решение тайваньской проблемы и достижение национального воссоединения  является внутренним делом Китая, не допускающим вмешательства извне.

Выполнение великой задачи объединения Родины - священная обязанность  всего китайского народа, в том  числе и тайваньских соотечественников.

Базисом мирного объединения  Родины является признание принципа «одного Китая».

Объединение страны мирным путем  наилучшим образом отвечает коренным интересам соотечественников по обе стороны Тайваньского пролива. Государство будет делать все, что  в его силах, и с максимальной искренностью, чтобы добиться мирного  объединения.

После мирного объединения  страны Тайвань сможет иметь общественную систему, отличающуюся от системы на материке, и пользоваться высокой  степенью автономии.

Государство будет принимать  меры в целях поддержания мира и стабильности в Тайваньском  проливе и укрепления связей через  пролив.

Особого внимания заслуживает  статья 8 Закона, которая гласит[107]:

Если раскольнические  силы -сторонники «независимости Тайваня» под тем или иным названием, тем  или иным способом добьются фактического отторжения Тайваня от Китая; или  произойдут крупные события, влекущие за собой отторжение Тайваня; или  возможности мирного воссоединения  будут полностью исчерпаны - государство  прибегнет к немирным и другим необходимым мерам для защиты своего суверенитета и территориальной  целостности».

В статье 9 государство обещает, что в случае применения указанных  мер оно «приложит максимум усилий, чтобы защитить жизни, имущество  и другие законные права и интересы тайваньских граждан и граждан  других государств на Тайване и свести к минимуму потери».

Текст Закона тщательно продуман, сделано многое, чтобы обеспечить как можно более благоприятную  реакцию на него на Тайване и в  мире. В ряде стран китайскими посольствами были проведены разъяснительные  беседы. Китайские специалисты пояснили: «немирные средства» не обязательно  означают боевые действия, это могут  быть «экономические санкции, военное  сдерживание, крупные военные учения, частичная блокада» коммуникаций Тайваня. В силу чего Закон о противодействии  расколу «ни в коем случае не является ни законом о войне, ни приказом о  военной мобилизации, ни объявлением  войны».