Иезуитская система воспитания

   Что касается воспитательного строя  иезуитских школ, то в нем, наряду с  дурными чертами, были и, несомненно, хорошие.

   Прежде  всего, в иезуитских школах было впервые  осуществлено мягкое и гуманное обращение с учениками. Учителям ставилось в обязанность прибрести расположение и любовь учащихся. Какими бы побуждениями ни определялось это гуманное обращение, но ценен уже и сам факт, что палка в школе заменяется другим началом. Правда, телесное наказание допускалось и в иезуитских школах, но употреблялось редко, и при том не самим учителем, а особым „исправителем”, „корректором”.

   Правилен  также взгляд иезуитов, что лучше  предупреждать проступки, чем приводиться к необходимости их наказывать. Опробованный проступок, хотя бы за него и подвергли наказанию, все-таки оставляет в дурных предрасположениях ученика побуждение повторить его. Повторение поступка само по себе приятно, как знакомый проложенный путь, — особенно когда питомец не знает, куда девать себя, куда израсходовать свою активность. С другой стороны, наказание, хотя бы и справедливое, всегда рискует наметить недоброжелательное отношение питомца к воспитателю. Поэтому, с принципиальной точки зрения, едва ли плохо, что в системе иезуитов центр тяжести дисциплины лежал в надзоре за воспитанниками, а не в возможности наказаний за проступки. Предупреждающей надзор лучше, чем последующее, и всегда, по самому существу своему, несколько запоздалое наказание.

   Наконец, в заслугу иезуитов, — особенно для времени начала иезуитских школ, — надо поставить заботы их о физическом здоровье и бодрости питомцев. Иезуиты первые обратили серьезное внимание на гигиенические условия школы. Они усиленно заботились о вместительных, светлых классах, не стесняясь, в поисках средств для школы, даже ходить с просьбами из дома в дом. В иезуитских школах устраивались особые помещения и летние площадки для игр и отдыха. Не было также недостатка, при школах, и в садах. В свободное время ученики развлекались играми и рыцарскими упражнениями (в фехтовании и езде верхом). Внимание к здоровью учеников проглядывает ясно и в той осторожности на счет перегрузки школьных занятии, — каковой (осторожностью) никогда не мешало бы проникаться школе. Многочисленные праздники и продолжительные каникулы служили той же цели. Все эти хорошие стороны иезуитской педагогики, вероятно, и были причиной, что, правда, не все, но некоторые питомцы выносили из иезуитской школы хорошую память о ней.

   Но  были в иезуитском воспитании и черты, отрицательное значение которых тем сильнее, чем тоньше их яд.

   „Желая  завладеть юношеством, иезуиты не пренебрегали никакими средствами” (Квик). Надзор за учениками здесь был  проведен до крайней степей и, не исключая и непозволительных форм. В этот надзор вовлекались сами ученики, и развивалось взаимное шпионство. Последнее, в свою очередь, развивало лицемерие, скрытность и ханжество: старались казаться исправными по наружности, подальше запрятывая свои интимные, внутренние мысли и чувства. Не было той атмосферы искренности и ясности во взаимных отношениях, которая прекрасно дезинфицирует душу. Иезуиты правильно боялись для юноши одиночества, которое часто приносить более внутреннее растление, чем даже дурное общество, но атмосфера взаимного недоверия и скрытности предоставляет одинокую душу инстинктам, не всегда лучшим, и среди общества.

   Чрезмерно, в иезуитских школах, было и применение соревнования и честолюбия в занятиях учеников. В каждом классе ученику назначали особого соперника, с которым он должен был состязаться в успехах, а также и подмечать на уроках его ошибки. Кроме того, иногда весь класс разделяли на два состязательных лагеря, один из которых назывался Римом, другой — Карфагеном. Такое возбуждение соперничества, естественно, не могло содействовать добрым, простым отношениям учащихся. Практиковалось также усиленное применение внешних отличий и наград. Каждый день, за основательное знание урока, достойнейшие ученики получали похвалу или награду; напротив, отставшие пересаживались на особые парты, а иногда получали и другие внешние знаки позора: — дурацкий колпак, ослиные уши и т. п. Отличавшиеся на репетициях, происходивших каждые три месяца, получали разные почетные школьные звания (преторов, цензоров, декурионов), с которыми связывались некоторые льготы и преимущества (они же привлекались и к воспитательским обязанностям по надзору за учениками). Такая практика, помимо того, что приучала учеников к внешним эгоистическим мотивам действий и стремлений, — вместо того, чтобы постепенно переходить эту мотивировку, — опять-таки должна была разжигать среди учащихся зависть и недоброжелательство.

   Наконец, всем строем своего воспитания иезуиты  старались развить, в интересах  католической церкви, как основную добродетель в учащихся, привычку к безусловному послушание. „Отказаться от своей воли”, говорили иезуиты, „достохвальнее, чем воскрешать мертвых”. Культура этой добродетели,— хотя бы и тонко проводимая,—заслоняла в иезуитских школах все остальные. К этому направлено было и их хорошее, и их дурное: и мягкое, ласковое обращение, и строгий, неотступный надзор, и преувеличенная культура пассивной способности восприятия (постоянные повторения), и усиленное возбуждение внешнего соревнования и честолюбия, отвлекавшее способных учеников от самостоятельных, выходящих из школьных определенных границ, занятии. Эта культура отказа от своей воли и своих интересов удачно прививалась ко многим питомцам, но свободолюбивые души чувствовали и выносили к ней невыразимое отвращение.

   II Иезуитская Академия в Полоцке

1. Указ об организации и открытие Полоцкой Академии.

   1 марта 1812 г. был издан новый  указ, в котором провозглашалось  следующее. 

   «1. Полоцкая иезуитская коллегия, восприняв  отныне наименование Академия, пребудет под непосредственным нашим покровительством, и состоя по учебной части в совершенной зависимости от Министерства народного просвещения, управляема будет генералом иезуитского ордена.

   2. В сей Академии преподаваемы  будут науки, свободные художества  и языки, которые все должны  быть разделены на 3 факультета.

   3. Первый факультет заключает в себе языки; второй свободные художества, философские и другие, как естественные, так и гражданские науки; третий богословию и прочия науки до веры касающиеся.

   4. Факультет языков заключает в  себе языки: 1) российский; 2) французский; 3) немецкий; 4) латинский; 5) греческий; 6) еврейский. Впоследствии времени, по усмотрению и одобрению министра просвещения генерал ордена может ввести еще какой-либо другой язык, полезный в государстве.

   5. В факультете свободных художеств,  философских и других естественных и гражданских наук, преподаются: 1) поэзия, 2) риторика, 3) нравственная философия, 4) логика и метафизика, 5) физика всеобщая, частная и опытная, 6) химия, 7) математика чистая и прикладная, 8) архитектура гражданская и военная, 9) право естественное, право частное и право римское гражданское, 10) история естественная и 11) история всеобщая. 149

   6. Для всех сих предметов Академия  имеет потребное число профессоров. 7. Факультет богословия и других наук до веры касающихся, заключает в себе: 1) богословие догматическое, 2) богословие нравственное, 3) Священное писание, 4) право каноническое, 5) Священную историю.

   8. Каждый факультет имеет особенного  декана, избираемого на определенное  время академическим учебным  собранием. 

   9. Избрания на все академические места и должности имеют быть производимы по большинству голосов на полном собрании Академии, и представляемы на утверждение генералу, а от него министру просвещения.

   10. Все иезуитские училища, в империях  учреждаемые, подчиняются иезуитской  Академии.

   11. Генерал ордена, не имея возможности всегда находиться в Полоцке, по причине по его ордену, управляет Академиею, так как и всегда бывало в сем ордене, посредством провинциала и ректора той же самой Академии.

   12. Ректор Академии имеет при  себе четырех советников или помощников для облегчения его в отправлении должности и для совокупного рассуждения в важнейших предметах.

   13. Каждый декан факультета представляет  ректору на усмотрение, что найдет  полезным для введения вновь  в употребление в его факультет. 

   14. При Академии находится канцлер,  избираемый для людей, известнейших  по своим обширным познаниям  в науках, по своей неограниченной  ревности и по испытанной способности к исправлению обязанностей сего звания. Должность его есть вспомоществовать ректору в распоряжении учением, в управлении упражнений и публичных актов и в суждении о познании тех, кои имеют быть допущены к актам и к возведению в степени.

   15. При Академии находится секретарь,  избираемый из самого ордена. Он ведет список всем ученикам, постоянно посещающим училище; хранит ректорскую печать, и безвозмездно исправляет должность свою в отношении к ученикам.

   16. Академия имеет собственного  своего нотариуса, который выдает  свидетельства на получение степеней и производит все другие дела, с его должностью сопряженные.

   17. Академия имеет трех педелей,  для каждого факультета по  одному.

   18. Правила, относящиеся до поведения  и занятий в науках учеников, выставляются публично; ректор же с подчиненными ему управляющими надзирает за точным их соблюдением.

   19. Провинциал при ежегодном осматривании  коллегии и других училищ сего  ордена входит в порядок и  успехи учения и делает в  том донесения генералу, который со своей стороны препровождает оныя министру народного просвещения. 20. Полоцкая иезуитская типография состоит в непосредственном ведении тамошней Академии. Цензура печатаемых в ней книг вверяется трем членам Общества, известным своими достоинствами.

   21. Если какой-нибудь ученик, особливо из высших классов, оказался виновным в непослушании или сопротивлении при важнейших случаях, то ректор имеет право требовать посредства от Правительства и помощи полиции.

   22. Письма ректора принимаются в  почтамтах безденежно; здесь разумеются  и те, которые он сам отправляет  к начальникам различных учебных  заведений сего ордена письма к нему последних.

   23. Академия имеет право возводить  в учение степени, как то: в  достоинство магистром свободных наук и философии, также в доктора богословия и прав гражданского и канонического.

   24. По уважению того, что Полоцкая  Академия возвращена на равную степень с университетами, существующими в государстве, аттестаты от оной выдаваемые, имеют равную силу с аттестатами, выдаваемыми от помянутых университетов. 25. Студенты, удостоенные по испытании аттестатов и похвальных свидетельств от ректора Академии, при вступлении в службу получают чины 14 класса.

   26. Академия может беспрепятственно  выписывать из чужих краев,  как морем, так и сухим путем,  все нужные инструменты и книги  для учебных занятий и для  академической библиотеки.

   27. Все здания, принадлежащие Академии, равно и загородный дом, близ Полоцка состоящий, дабы профессоры и самые ученики могли во всякое время ходить туда для пользования чистым воздухом и отдохновения от тягостных ученых занятий, будут свободны от военного постоя.

   28. В Академии позволено будет  пользоваться знаками отличия,  введенными в употребление во  всех Академиях европейских. 

   29. Письмоводство Академии и производимые  в ней дела освобождаются от  всех пошлин и употребления  гербовой бумаги. Тако утверждая императорского нашею грамотою и ограждая благосостояние Полоцкой иезуитской Академии, Мы надеемся, что начальство и члены оной, ревнуя о совершении наших намерений, потщатся ничего не упустить из виду, дабы доставить сословию сему полное и непрерывное действие на пользу Академии подведомых ей училищ. В сем уповании благоволили Мы настоящую грамоту, яко свидетельство непреложной нашей воли, собственноручно подписать и повелели утвердить оную государственную печать отдать на вечные времена Академии. Дана в Санкт-Петербурге Марта 1 дня 1812 году» [556]. Итак, вышеприведенный документ красноречиво говорит сам за себя. До указанного времени история не знала случая, чтобы католический монарх организовывал высшее учебное заведение с предоставлением ему таких широчайших полномочий. Но это сделал русский царь  православный по вероисповеданию.

         Торжественное открытие Академии состоялось в июне 1812 г. В Полоцк съехались представители духовной и светской власти. Среди них находились генерал-губернатор Беларуси князь Александр Виртембергский, приехавший со своей свитой; минский епископ ксендз Дедерко; униатский архиепископ Иоанн Красовский; гражданские и военные сановники; многочисленные гости из местного дворянства, посланные шляхтой из различных поветов. Количество приехавших было таким большим, что, как утверждает Ф.К.Гижицкий, их не мог вместить огромный зал коллегии, куда собрались гости после отправления богослужения [557]. На золотой подушке перед бюстом Александра I лежала грамота об открытии Академии. Епископ Дедерко прочитал поздравительное письмо митрополита Сестренцевича, который не приехал в Полоцк, т.к. на протяжении всей своей деятельности не испытывал симпатий к иезуитам. Затем князь Виртембергский вручил царскую грамоту Дедерке, и все присутствующие отправились в костел. Процессию открывала школьная молодежь, расставленная по классам. Она несла 70 шелковых знамен с гербами различных губерний Российской империи. За ней следовали полоцкие иезуиты, а также члены ордена, приехавшие из других организаций «Общества Иисуса». Позади них шел Дедерко, «окруженный двумя канониками, нес грамоту, печать которой и кисти поддерживались двумя воспитанниками, одетыми в белое платье» [558]. Процессию замыкал князь Виртембергский со своим окружением. Посередине богато украшенного костела находился трон, над которым был помещен портрет Александра I. Один из иезуитов прочитал по-польски царский указ о возведении Полоцкой коллегии в ранг Академии. После чего положили его на трон. Была сказана похвальная речь в честь царя, удостоившего иезуитов такой не слыханной чести. Затем читались стихотворения на семи языках, посвященные столь знаменательному событию. Они в отпечатанном виде были розданы присутствующим . Пребывание в костеле закончилось пением «Тебя, Бога, хвалим» («Te Deum laudamus»). На валах, окружавших город, раздавались оглушительные залпы из пятидесяти орудий. Затем иезуиты устроили роскошный обед, рассчитанный на сто человек. Во время его играла студенческая музыкальная капелла, а ее руководитель отец Куферлин выступал со скрипичным концертом [559]. «Ночью была иллюминация; вся площадь перед иезуитским заведением горела огнями и освещалась транспарантами. На фасаде иезуитского костела, обращенном к площади, поставлен был огромного размера орел, между головами которого помещено было имя Александр I, окруженное лаврами и украшенное короною; под ним написано было: «guaesivit bona genti suae» («Взыскать доброе народу своему»); по правую и по левую стороны его возвышались две высокие пирамиды, составленные из разноцветных ламп. На левой стороне храма, в разных символах и эмблемах, представлены были добродетели Государя. Разными символами изображены также разные науки. Не остались забытыми и имена принца Виртембергского и министра Разумовского, и им даны были приличные места на иезуитском храме, с приличными льстивыми эпитетами. В заключение был огромный, расписанный живописью шар с надписью: tutus Alexandria uspiciis lo laetus ad astra (Безопасный под защитою Александра, лечу радостно вверх)» [560].