Политические режимы

Идеологические и политические мотивы в большей степени, чем интересы национальной экономики как единого целого, являлись движущей силой коммунистического планирования.

Именно эти мотивы являлись доминирующими каждый раз, когда режим должен был выбирать между экономическим прогрессом, уровнем жизни народа и своими политическими интересами.

 

 

 

 

Заключение. Выводы. Роль общественно-политического движения в тоталитаризме.

 

Основным содержанием изложенной здесь концепции является то, что тоталитаризм - это не просто тотальный централизованный контроль за всеми проявлениями общественной жизни.

Основным показателем тоталитаризма является общественно-политическое движение , ядро которого представлено политической партией тоталитарного типа.

Блок партия - общественно-политическое движение представляет собой такую ситуацию, когда партия внедряется во все сферы общественной жизни и ее поддерживает большая часть непартийного населения. Поддержка эта отчасти обеспечивается и террором.

Поскольку партия является правящей и единственной, достигается ЭФФЕКТ ТОТАЛИТАРНОГО ДВИЖЕНИЯ, когда все решения партии через ее разветвленную структуру и поддерживающую часть населения доводятся до всего общества - "по просьбе трудящихся" - и принимаются к исполнению обществом как "воля широких народных масс".

Так достигается ЭФФЕКТ ТОТАЛИТАРИЗМА, когда власть осуществляет контроль и проводит все свои решения от имени и руками самих народных масс.

Низкий уровень общественного сознания при высоких темпах развития капиталистических отношений может привести к установлению тоталитаризма. Однако тоталитаризм - тупиковый вариант развития, который приводит либо к катастрофе, например разгрома в войне, либо, по мере развития общественного сознания, к переходу в сторону демократии через авторитаризм.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                             Демократия

 

Когда античные мыслители, в особенности такие «столпы» как Платон и Аристотель, отвечали на этот вопрос, они имели в виду прежде всего демократию, как форму правления. Они различали формы правления в зависимости от того, правит ли один, немногие или весь народ и устанавливали три основных состояния: монархию, аристократию и демократию. Однако и Платон, и Аристотель каждую форму правления связывали с известной формой общественной жизни, с некоторыми более глубокими условиями общественного развития. Оба они имели определенный эмпирический материал по вопросу развития и смены политических форм, и оба видели, что если есть в государстве какая-то внутренняя сила, на которой оно держится, несмотря ни на какие бедствия, то формы его меняются. Каждая из этих форм может быть хуже или лучше в зависимости от того, следуют ли они по пути закона или отступают от него, имеют ли они в виду общее благо или собственные интересы правителей. Но все эти формы подвижны и изменчивы. Ни одна из них не является «конечной» и идеально прочной. Это утверждение относилось в том числе и к демократии. В изображении Платона эта изменчивость демократии превращается в порочный круг: с одной стороны это лучшее из правлений, все становятся свободными, каждый получает возможность устраивать свою жизнь по своему желанию, однако с другой стороны, якобы, вследствие «отсутствия в жизни людей твердого плана и порядка» все здесь приходит в расстройство. Изменчивость и подвижность демократии отмечает и Аристотель. Наиболее прочным он считает демократический строй у народов, живущих простой, близкой к природе жизнью. Другие виды демократии кажутся ему подверженными изменениям, причем наихудшим видом он считает тот, в котором под видом господства народа правит кучка демагогов, в котором нет твердых законов, а есть постоянно меняющиеся предписания, в котором судебная система превращается в издевательство над правосудием.

Европейский гуманизм внес значительные «осложнения» в «простоту» греческих определений. Древний мир знал только непосредственную демократию, к которой народ (рабы, разумеется, за народ не считались) сам правит государством через общее народное собрание. Понятие демократии совпало здесь с понятием демократической формы правления, с понятием непосредственного «народоправства». Хотя Руссо также воспроизводил это греческое словоупотребление, однако именно он создал теоретическое обоснование более широкому пониманию демократии, которое утвердилось в наше время. Он допускал, что с верховенством народа могут быть совместимы различные формы государственной власти - и демократическая, и аристократическая, и монархическая. Тем самым он открыл путь для нового понимания демократии как формы государства, в котором верховная власть принадлежит народу, а формы правления могут быть разные.

Позднее понятие демократии было распространено на все формы государства, в котором народу принадлежит верховенство в установлении власти и контроль над нею. При этом допускалось, что свою верховную власть народ может проявлять как непосредственно, так и через представителей. В соответствии с этим демократия определяется прежде всего как форма государства, в которой верховенство принадлежит общей воле народа. Это есть самоуправление народа, без его различия на «черных и белых», «пролетариев и буржуазию», т.е. всей массы народа в совокупности. Следовательно, демократической идее одинаково противоречит всякое классовое господство, всякое искусственное возвышение одного человека над другим, какими бы людьми они ни были. Таким образом, классовая демократическая теория, воспринятая большевиками, являлась противоречием самой себе.

На основании этих определений монархическая Великобритания считается в том числе современной теорией не менее демократичной, нежели республиканская Франция. Равным образом и ряд других монархических стран, как Швеция, Норвегия, Дания, Нидерланды считаются несравненно более демократическими, чем провозглашенные таковыми многие государства Африки или Латинской Америки.

В этом смысле современная политическая мысль пришла к гораздо более сложному представлению о демократии, чем-то, которое встречается в античности. Но в другом отношении она не только подтвердила, но и закрепила греческое понимание существа демократии. Выдвинув в качестве общего идеала государственного развития идеал правового государства, мы зачастую рассматриваем демократию как одну из форм правового государства. А так как с идеей правового государства неразрывно связано представление не только об основах власти, но и о правах граждан, правах свободы, то древнее определение демократии как формы свободной жизни здесь органически связывается с самим существом демократии, как формы правового государства.

С этой точки зрения демократия означает возможно полную свободу личности, свободу ее исканий, свободу состязания мнений и систем. Если Платон существо демократии усматривал в том, что каждый человек получает здесь возможность жить, в соответствии со своими желаниями, то это определение как нельзя лучше подходит к современному пониманию демократии. И сейчас идее демократии соответствует возможно полное и свободное проявление человеческой индивидуальности, открытость для любых направлений и проявлений творчества и т.п. И хотя практически демократия представляет собой управление большинства, но, как метко сказал Рузвельт, «лучшим свидетельством любви к свободе является то положение, в которое ставится меньшинство. Каждый человек должен иметь одинаковую с другими возможность проявить свою сущность».

Кельзен нашел для этой системы отношений удачное определение, назвав ее системой политического релятивизма. Это значит, что если система политического абсолютизма представляет собой неограниченное господство какого-либо одного политического порядка, одной совокупности верований, воззрений с принципиальным отрицанием и запрещением всех прочих, то система политического релятивизма не знает в общественной жизни никакого абсолютного порядка, верований, воззрений. Все политические мнения и направления для нее относительны, каждое имеет право на внимание и уважение. Именно релятивизм есть то мировоззрение, которое предполагается демократической идеей. Поэтому она и открывает для каждого убеждения возможность проявлять себя и в свободном состязании с другими убеждениями утверждать свое значение. Демократическая идея требует свободы для всех без каких бы то ни было изъятий и лишь с ограничениями, вытекающими из условий общения.

Многие ученые называют демократию свободным правлением (free government).Это еще раз показывает, в какой мере понятие свободы неразрывно сочетается с представлением о демократической форме государства и, казалось бы, исчерпывает его.

Однако, не упомянув о свойственном демократии стремлении к равенству, мы могли бы упустить из виду один из наиболее важных признаков демократической идеи. Де Токвиль отмечал, что демократия более стремится к равенству, чем к свободе: «люди хотят равенства в свободе, и, если не могут ее получить, они хотят его также и в рабстве».

С точки зрения моральной и политической между равенством и свободой существует наибольшее соотношение. Мы требуем для человека свободы в первую очередь для полного и беспрепятственного проявления его личности, а так как последняя является неотъемлемым «атрибутом» каждого человека, то мы требуем в отношении ко всем людям равенства. Демократия ставит своей целью обеспечить не только свободу, но и равенство. В этом стремлении к всеобщему равенству демократическая идея проявляется не меньше, чем в стремлении к всеобщему освобождению. Тезис Руссо о всеобщей воле народа как основы государства в демократической теории неразрывно связывается с началами равенства и свободы и никак не может быть от них отделен. Участие всего народа, всей совокупности его дееспособных элементов, в образовании «всеобщей воли» вытекает как из идеи равенства, так и из идеи свободы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                  Противоречия демократии и тоталитаризма

 

В начале 20-го века оказалась поставленной под сомнение одна из истин Нового времени, состоявшая в убежденности в ценности демократии как формы правления, создающей оптимальные условия для выражения воли народа в, политике и управлении государством. Ряд, мыслителей выступает с "развернутой критикой демократии вообще и либеральной' демократии в частности. Теоретически влиятельным становится тезис, согласно которому демократия - это только форма государственной. организации, ,которая может' иметь различное социальное содержание и использоваться всеми политическими течениями для достижения своих целей. Наиболее полно этот вывод был сформулирован, вероятно, Лениным в книге - "Государство и революция"30. С помощью гегелевской диалектики здесь доказывается парадоксальный тезис о' том, что буржуазия демократия - это диктатура класса капиталистов, в '1'0 время как пролетарская диктатура - это высшая форма демократии. Что касается собственно демократии, то это не что иное, как одна из форм государственного устройства, которая может быть в разных условиях заполнена различным социальным содержанием.

В принципе этот тезис постоянно находился на вооружении всех антилиберальных теоретиков как крайне левого, так и крайне правого. направлений (в чем они полностью смыкались). К. Шмитт, например, знакомый с классовой теорией государства и аргументацией Маркса и Ленина, хотя и считал их частным вариантом своей более. общей теории конфликта, использовал их для обоснования концепции авторитарного государства. Абсолютистская теория Гоббса; возрожденная в новом виде под именем концепции "борьбы друга-врага" с точки зрения государственных интересов; оказалась той формулой, в которую логичнее всего было облечь политическое содержание рождающегося диктаторского режима. Если демократия - это только форма организации власти, то имеет ли она какую-либо ценность сама по себе? Шмитт, как и марксистские авторы, склоняется к отрицательному ответу на этот вопрос. Согласно его воззрениям, демократия противоречит природе и задачам современного государства, которое правильнее всего сравнить с фабрикой. Данное сравнение, использованное М. Вебером и Г. Кельзеном, позволяет продемонстрировать связь формы и содержания: подобно тому, как современное капиталистическое предприятие не может существовать без единой руководящей воли, политическая организация не, может функционировать без четко выраженного суверенитета. Частнокапиталистический предприниматель является абсолютным господином на своем предприятии и в этом смысле подобен феодальному абсолютному монарху. Усложнение организации общества и государства, решение задач их рационализации также объективно ведут к, необходимости более четкого оформления политического суверенитета, концентрации власти. С этих позиций Шмитт развивает всестороннюю критику демократии, которая не устраивает его ни как абстрактный философско-правовой принцип, ни как практическая форма организации политической власти.

         Сильная  сторона этой критики состоит в том, что в ней суммированы и четко выражены все те аргументы против непосредственной демократии, .которые были сформулированы предшествующей либеральной политической мыслью от Монтескье и Токвиля до Вебера и Oстрогорскoгo. В рамках этой традиции критике подвергается прежде всего само понятие '''народ'', кoтopoe рассматривается теперь как, априорная категория, неподдающаяся научному анализу' и эмпирической проверке. Ибо рассматриваемый как юридическая, конструкция, субъект правовых отношений, "народ" не может быть социологически разделен на различные социальные, экономические и этнические группы или представлен как совокупность дифференцированных 'индивидов, имеющих различные возможности и несовпадающие политические права, обязанности, а значит, и интересы в обществе.

Идеал демократии как непосредственного правления народа (народного суверенитета) с этой точки зрения есть опасная метафизическая абстракция, которая на деле ведет к тотальному господству группы или одного правителя от имени всего

 народа, а следовательно, - установлению режима абсолютной тирании. В центре критики при этом вполне обоснованно оказывал ась метафизическая теория общей I воли Руссо, которая обосновывала последовательное делегирование полномочий I большинства правящему меньшинству и превратилась на практике в политическую

формулу, легитимирующую власть экстремистских революционных элит от якобинцев до большевиков. Для традиционной политической мысли, принимавшей в той или иной степени концепцию народного суверенитета, неразрешимой оставалась проблема разграничения подлинной и ложной народной воли, а также, говоря языком Французской революции, определения того, кто такие "друзья народа" и кто - "враги народа". Даже если исходить из предположения, что механизмом определения', народной воли является избирательное право, то и тогда следует принять во внимание возможность изменения воли в соответствии с постоянно растущим числом избирателей и дифференциацией их представлений. Поэтому даже самое демократическое избирательное право не дает возможности преодолеть всю условность отождествления общества и государства.

Таким образом, критические наблюдения, адресованные либеральной наукой непосредственной демократии, консервативные или радикальные оппоненты использовали для дискредитации самого демократического принципа, реализованного прежде всего в либеральной концепции представительной демократии. Следуя за либеральной идеологией XIX в. в анализе концепции народного суверенитета, они используют ее оружие против нее самой во всякой демократии усматривается лжедемократия и во всяком конституционализме - лжепарламентаризм. В этом смысле учения таких мыслителей, как Шмитт, стали логическим завершением либеральной доктрины и одновременно попыткой ее опровержения.