Гендерные различия девиантного поведения в подростковом возрасте

Подобное поведение не является реакцией на реальные половые  различия детей, что достаточно точно  продемонстрированно экспериментами с фиктивным полом ребенка: вне зависимости от настоящего пола, если ребенка представляли мальчиком, то поведение его описывалось как более живое, активное, бесстрашное, чем когда ребенка представляли девочкой. При этом негативные эмоции «мальчика» воспринимались как проявления гнева, а у «девочки» — страха [36]. Социальный мир с самого начала по разному реагирует на мальчика и девочку.

Рассмотрим подробнее  специфику социализационной ситуации для каждого пола. Как бы ни описывали процесс усвоения половой роли в различных психологических ориентациях, несомненным является то влияние, которое оказывают на ребенка люди, служащие ему моделью полоспецифического поведения и источником информации о половой роли [23]. В этом смысле мальчик находится в значительно менее благоприятной ситуации, чем девочка. Так, мать традиционно проводит с маленьким ребенком гораздо больше времени. Отца же ребенок видит немного реже, не в таких значимых ситуациях, поэтому обычно в глазах младенца он является менее привлекательным объектом. В связи с этим как для девочки, так и для мальчика практически в любой культуре первичной оказывается идентификация с матерью, т. е. феминная [34]. Более того, сами базовые ориентации ребенка по отношению к миру по своей природе феминны, ибо включают такие традиционно женские особенности, как зависимость, подчиненное положение, пассивность и т. п. [15].

Таким образом, в плане  становления половой идентичности мальчику предстоит решить более  трудную задачу: изменить первоначальную женскую идентификацию на мужскую  по образцу значимых взрослых мужчин и культурных стандартов маскулинности [15], [34]. Однако решение этой задачи осложняется тем, что практически все, с кем близко сталкивается ребенок, особенно в современном русском обществе (воспитатели детского сада, врачи, учителя),—женщины. Неудивительно, что в итоге мальчики гораздо меньше знают о поведении, соответствующем мужской половой роли, чем женской.

В то же время распространенность традиционных представлений об иерархическом  соотношении половых ролей приводит к тому, что по сравнению с девочками  мальчики испытывают более сильное  давление со стороны социума в  направлении формирования поло-специфичного поведения. Этому раньше начинает уделяться  внимание, больше; подчеркивается ценность соответствующей половой роли и  опасность уклонения от нее, да и  сами мужские стереотипы гораздо  более узки и категоричны [8].

В сочетании с недостатком  ролевых моделей такое давление приводит к тому, что мальчик вынужден строить свою половую идентичность преимущественно на негативном основании: не быть похожим на девочек, не участвовать  в женских видах деятельности и т. п. [21]. При этом в нашей стране ребенок имеет относительно мало возможностей для собственно маскулинных проявлений (например, агрессии, самостоятельности, двигательной активности и т. п.), так как взрослые относятся к ним достаточно амбивалентно, как к источнику беспокойства. (Свидетельством распространенности подобного отношения является психотерапевтическая практика, в которого гиперактивность и агрессивность независимо от пола ребенка являются значительно более распространенными поводами для обращения родителей за помощью, чем вялость и заторможенность.) Поэтому стимуляция со стороны взрослых также является преимущественно негативной: не поощрение «мужских» проявлений, а наказание за «немужские». В качестве примера можно привести типичное родительское высказывание «как не стыдно плакать, ты же мальчик», причем мужские способы реакции на обиду или не предлагаются, или обесцениваются («нельзя драться»).

Таким образом, от ребенка  требуется делать что-то, что не является для него достаточно ясным, и основано на причинах, которые он не понимает, с помощью угроз и гнева  тех, кто ему близок. Такое положение  вещей ведет к нарастанию тревоги, что часто проявляется в чрезмерных усилиях быть маскулинным и паническом страхе делать что-то женское. В результате мужская идентичность формируется прежде всего как результат отождествления себя с некоторой статусной позицией, или социальным мифом «каким должен быть мужчина». Неудивительно, что созданная на таком основании идентичность является диффузной, легко уязвимой и одновременно очень ригидной. Особенно усиливается социальное давление на мальчика с переходом в общественную систему воспитания — дошкольное учреждение или школу, так как, с одной стороны, учителя и воспитатели отличаются значимо более высоким традиционализмом, а с другой —сами родители, готовя ребенка к встрече с новой для него ситуацией социальной оценки, повышают жесткость своих нормативных стандартов.

Все это приводит к тому, что настает момент в социализации мальчика, когда ему необходимо «откреститься» от «женского мира», его ценностей  и создать свой – мужской. Переход  к этому этапу обычно начинается в 8—12 лет, когда возникают первые детские компании, формируются близкие  межличностные отношения со сверстниками, на которые мальчик отныне может  опираться как на источник мужских  ролевых моделей и сферу реализации маскулинных качеств. Этот процесс, получивший название мужского протеста, характеризуется ярким негативизмом по отношению к девочкам и формированием особого «мужского», подчеркнуто грубого и резкого стиля общения [35]. 

Такое преувеличенное представление  о маскулинности, ориентированное  на наиболее яркие черты брутального  мужского образа, несколько смягчается и становится более эгалитарным только в дальнейшем. По западным данным, это происходит к началу подросткового возраста, когда мальчику удается отстоять свою идентификацию от давления женского мира [26]. Однако характерный для нашей страны дефицит возможностей для формирования и проявления маскулинности позволяет предположить, что у нас этот процесс протекает еще более сложно и драматично и завершается значительно позже. Так, изменения быта, происшедшие за последние десятилетия, привели к тому, что «мужских дел» почти не осталось и у—мальчика нет возможности проявить себя настоящим мужчиной в семье, где прежде всего и происходит усвоение ребенком половой роли. Хотя подобные изменения в бытовой сфере произошли практически во всех развитых странах [20] и у нас выражены даже в меньшей степени, особенность ситуации состоит в том, что мальчику не менее трудно проявить себя за пределами семьи. Интенсивный запрет на негативные проявления маскулинности в нашем обществе с отрицательным отношением к активности, конкурентности и к различным формам проявления агрессии. (Следует отметить, что терпимость родителей и воспитателей к детской агрессивности сильно варьирует в различных культурах; так, по данным кросскультурных исследований [28], американские родители в 8—11 раз терпимее относятся к агрессии, чем во всех других изучавшихся обществах.) При этом социальных каналов для проявления агрессии в допустимых формах (спорт, игры) у нас явно недостаточно. Немногим лучше обстоит дело и с другими «социализированными» видами маскулинной активности детей и подростков (техническое конструирование, хобби, самостоятельное участие в профессиональной деятельности и т. п.), которые могли бы стать мощным источником формирования позитивной мужской идентичности.

Особенно печальным феноменом  в плане формирования моделей  маскулинности является школа. Так, исследование, проведенное А. С. Волович, продемонстрировало, что среди тех  учащихся выпускных классов, которые  в наибольшей степени соответствуют  школьным требованиям, подавляющее  большинство (85 %) составляют девушки. Да и юноши, попавшие в эту категорию, отличались от других скорее традиционно  женскими качествами (примерное поведение, усидчивость, исполнительность и т. п.), в то время как качества, характеризующие  интеллект или социальную активность, практически не были представлены [3].

В связи с этим интересно  вспомнить выделенные Ю. Бронфенбреннером [13] особенности российской педагогической системы, отличающие ее от принятой в США: оценка деятельности и личности учащихся по вкладу, внесенному ими в общий результат; использование в качестве методов – воздействия публичной критики или похвалы; признание важнейшей обязанностью каждого помощь другим членам коллектива. Таким образом, поощряются прежде всего феминные качества: ориентация на других, аффилиативные и экспрессивные тенденции. Видимо, такое различие в возможностях проявления маскулинности изначально обусловлено различной ориентацией воспитания. Если наиболее распространенное представление о целях воспитания в США носит подчеркнуто маскулинный характер — «в американской культуре дети поощряются быть независимыми и самостоятельными» [3], то для России эта ориентация скорее феминна: «ребенок должен быть достойным членом коллектива» [13].

Какова же картина в  целом? Постоянные и настойчивые  требования: «будь мужчиной», «ты  ведешь себя не по мужски», «ты же мальчик», сочетаются с отсутствием возможностей сформировать и проявлять мужской тип поведения в какой-либо из сфер жизни. Можно предположить, что подобная ситуация приводит прежде всего к пассивности, отказу от деятельности, которую предлагается выполнять в феминной форме и наравне с девочками. Лучше быть пассивным, чем «не мужчиной», ведь при этом остается возможность приписать себе целый набор маскулинных качеств, считая, что они могли бы проявиться в иной, более подходящей ситуации.

Существует и другой путь поиска возможностей для проявления маскулинности — на этот раз не в мечтах, а на внесоциальной основе. Прежде всего бросается в глаза, что большинство членов неформальных объединений подростков, появившихся в последнее время в большом количестве в нашей стране — мальчики, причем маскулинность подчеркивается как во внешнем виде (кожа, металл), так и в основных ценностях культа риска, силы) и способе проведения свободного времени (драки, силовые упражнения, гонка на мотоциклах и т. п.). Таким образом, отклоняющееся поведение выступает как дополнительный канал усвоения мужской половой роли, поскольку возможности, предоставляемые в этом плане социумом, невелики.

 

Глава 2. Эмпирическое исследование гендерных различий склонности подростков к отклоняющемуся поведению

 

2.1 Организация  и методы исследования

 

Было проведено исследование склонности подростков к отклоняющемуся поведению с целью выявления  девиантов и возможности коррекции в будущем. В процессе исследования были поставлены следующие задачи:

1. Выявить готовность  подростка к проявлению тех  или иных девиантных форм поведения;

2. Определение возможности  коррекции девиаций.

В исследовании участвовали  два класса с учениками в возрасте 13-14 лет, проживающими в городе Оренбург. Первый класс был охарактеризован  учителем, как «проблемный», с большим  процентом девиаций в поведении  молодых людей. Второй, в свою очередь, состоял из среднестатистических подростков.

В данной работе использовалась методика определения склонности к  девиантному поведению А. Н. Орла.

На первом этапе производилось  исследование поведения молодых  людей с девиантным и недевиантным поведением. Методика предложена А. Н. Орлом для диагностики проявления черт характера, ведущих к склонности к отклоняющемуся поведению. На втором этапе группу девиантных подростков разделили по гендерному аспекту. Каждый опросник содержит по 90 утверждений, с которыми опрашиваемый соглашается или не соглашается, тем самым оценивая собственное поведение. Ответы подсчитываются. За каждое совпадение с ключом приписывается один балл. По каждой шкале подсчитывается суммарный балл, который сравнивают с тестовыми нормами.

Формула расчета суммарного балла:

T=10 * (Xi – M) / (S + 50), где

Xi – первичный («сырой») балл по шкале;

М – среднее значение первичного суммарного балла по шкале  в выборке стандартизации (см. приложение);

S – стандартное отклонение  значений первичных баллов в  выборке стандартизации (см. приложение).

При отклонении индивидуальных результатов исследуемого от среднего суммарного бала по шкале больше чем  на 1S, измеряемую психологическую характеристику можно считать выраженной. Если индивидуальный суммарный балл исследуемого меньше среднего на 1S, то измеряемое свойство оценивается как мало выраженное.

 

 

2.2  Описание и анализ результатов исследования

 

Полученные данные после  проведенного исследования были обработаны. По результатам первого этапа  были сделаны следующие выводы:

1. Средний уровень склонности  к преодолению норм и правил  у группы проблемных подростков  составил 57,6 баллов, в то время  как в недевиантной группе средний уровень данной психологической характеристики составил 43,4 балла. Подростки из проблемного класса более предрасположены к отрицанию общепринятых норм и отличаются склонностью к поиску трудностей для преодоления. Контрольная группа детей выявила в данном тесте склонность следовать нормам и правилам, к более конформистским взглядам;

2. По шкале склонности  к аддиктивному поведению, среднее  количество баллов проблемных  детей составило 61,1 балл, что указывает  на то, что  подростки гедонистически ориентированны и склонны к иллюзорно-компенсаторному способу решения проблем. Среднее количество баллов во второй группе – 50,1, что превышает норму всего на 0,1 балла;

3. По шкале склонности  к саморазрушающему поведению  обе группы показали приблизительно  одинаковые результаты – 43,2 балла  и 44,6 балла, что свидетельствует  о неготовности к саморазрушающему поведению;

4. По шкале склонности  к насилию и агрессии группа  девиантных подростков показала  результат в 69,2 балла, что указывает  на агрессивную направленность  личности во взаимоотношениях  с другими людьми и склонность  решать проблемы посредством  насилия. Группа недевиантных  подростков набрала 52,2 балла,  что говорит о наличии небольших  склонностей к агрессии;

5. Обе группы показали  схожие результаты по шкале  волевого контроля. 58,9 у проблемных  детей и 58,5 у недевиантных. Оба  показателя на границе с нормой.

В результате опроса у первой группы детей выделились такие качества как: склонности к преодолению общепринятых норм, к проявлению аддиктивного поведения, к насилию и агрессии.

Вторая группа детей выявила: тенденции к аддиктивному поведению, а контроль поведенческих проявлений на эмоциональные реакции граничит с нормой.

Результаты подтвердили  девиантный характер поведения лиц  первой группы.

На втором этапе было получено процентное соотношение между девушками  и юношами девиантной группы по каждой измеряемой психологической характеристике.

Из полученных результатов  следует:

1.  Девушки на 2,7 % менее  склонны к нарушению норм и  правил, нежели молодые люди;

2. Девушки на 4,7 % более  склонны к проявлению аддиктивного  поведения;

3. Юноши на 7,1 % менее склонны  к саморазрушающему поведению.  Также отмечено, что саморазрушающее  поведение девушек чаще выходит  за рамки нормы, в то время  как результаты большинства юношей  не пересекают границы;

4. Юноши менее склонны  к агрессии, чем девушки. Разница  составляет 4,9 %;

5. По шкале волевого  контроля результаты не сильно  разнятся, отношение составляет 1,3 %.

Из второго этапа исследования следует, что девушки склонны  к агрессии, аддиктивному поведению  и саморазрушающему поведению в  большей степени, нежели юноши, которым  более свойственны нарушения  норм.

 

 

 

Заключение

 

Проблема отклоняющегося поведения подростков резко обострилась  за счет кризиса общественного развития. Сегодня к и так многочисленным трудностям детей, перестраивающихся  из подростка в зрослого, добавляются еще и нечеткость требований к исполнению гендерных ролей. Отсюда и противоправное поведение молодых людей, что на самом деле является защитной реакцией, ответом на напряжение, связанное с трудностями в гендерной самоидентификации.