Давид Юм о человеке и обществе

Итак, юноша Юм, погруженный в  изучение древних поэтов и философов, с увлечением продолжал развивать  свой ум и пополнять пробелы рано законченного школьного образования. Плоды своих самостоятельных  размышлений, оригинальных и глубоких уже в эту раннюю пору жизни, Юм излагал в красноречивых посланиях  к своим друзьям.

Занятия Юма в это время не ограничивались одним чтением знаменитых мыслителей; способность и склонность к критике пробудились в нем  при первом же ознакомлении с верованиями  прежних времен; он смело развенчал  все авторитеты и заглянул в глубину  их учений, нисколько не ослепляясь ни славой, ни общепризнанным величием этих творений. Найдя все высказанное  прежними философами недостаточно определенным и плохо обоснованным, Юм со всем пылом юности, на какой был способен, пошел навстречу тем открытиям, которые оставалось сделать в  области мысли. Поэтому-то, наряду с  чтением, семнадцати- и восемнадцатилетний Юм берется и за перо; он изводит  массу бумаги на самые разнообразные  заметки и даже пытается написать нечто законченное в виде «Очерков», «Опытов» и т. д. Как бы ни были несовершенны и мало отделаны эти писательские попытки юноши, все же в них  можно найти зачатки тех мыслей и даже того метода, которые впоследствии составили славу Юма.

Мирные и любимые занятия  Юма в эпоху его юности два  раза нарушались резкими и неудачными попытками его родных направить  Давида на практическое поприще. Семнадцатилетнего  Юма задумали сделать адвокатом  и заставили его изучать юридические  науки. Нет сомнения, что из Юма  мог выйти замечательный юрист. Он обладал всеми необходимыми для того качествами — ясностью суждения, способностью быстро осваиваться с сутью дела, неутомимой деятельностью и замечательной диалектикой. Но Давид был слишком поглощен другими идеями для того, чтобы отдаться изучению познаний профессионального характера: Юм мечтал о великом литературном творении, которое произведет переворот в области философии и создаст ему мировую известность; понятно, как жалки казались ему в сравнении с этим успехи среди английских адвокатов или членов парламента. «…в то время как мои родные думали, что я увлекаюсь Вётом и Винием, я втайне пожирал Вергилия и Цицерона»³, — говорит о себе Юм.

Все это приводит к изменению  жизни мыслителя. Он не желает мириться с той судьбой и тем выбором, который навязывают ему родные.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.3. Завершающий этап  творчества и смерть мыслителя

Подневольное приготовление Юма к юридической деятельности продолжалось всего год, а затем он снова был предоставлен самому себе и без помехи принялся за своих любимых писателей. Но чересчур напряженная умственная деятельность юного философа не прошла для него даром. На восемнадцатом году здоровье Юма сильно пошатнулось; появились упадок духа и вялое отношение даже к тому, чем раньше он занимался с таким жаром. Давид понял, что ему необходимо хорошенько отдохнуть и окрепнуть телесно и умственно прежде, чем приняться за то серьезное сочинение, которое он задумал. Это привело его к решению послушаться советов своих родственников и круто переменить образ жизни: в 1734 году, заручившись важными рекомендательными письмами, Юм отправился в Бристоль, надеясь устроиться в конторе одного из тамошних коммерсантов. Через несколько месяцев Юм понимает, что данный род деятельности совершенно не подходит для него. Так и следовало ожидать. Жизнь и коммерческие занятия в Бристоле не оказали никакого влияния на Юма, и эпизод этот можно было бы совсем обойти молчанием, если бы он еще ярче не оттенял того, что никакие временные уклонения не могли заставить Юма забыть намеченную им цель, не могли отвлечь от его великих дум и стремлений, всецело овладевших его юным существом.

Сколько времени провел Юм в Бристоле, это вопрос, на который трудно ответить точно. В автобиографии Юма есть намек на то, что пребывание его в Бристоле ограничилось всего двумя месяцами. Как бы то ни было, первый выбор практической деятельности был сделан неудачно; Юм резко порвал сношения с чуждым ему кружком коммерсантов и уехал из Бристоля во Францию, ища вдали от родины такого уединения, в котором он без помехи мог бы предаться своим ученым занятиям.

Во Франции жил в 1734–1737 в Реймсе и Ла-Флеше (где располагался иезуитский колледж, в котором получили образование Декарт и Мерсенн). Там он написал «Трактат о человеческой природе» (A Treatise of Human Nature ), первые два тома которого были опубликованы в Лондоне в 1739, а третий в 1740. Труд Юма остался практически не замеченным – мир еще не был готов к восприятию идей этого «Ньютона моральной философии». Не вызвала интереса и его работа «Сокращенное изложение Трактата о человеческой природе»(An Abstract of a Book Lately Published: Entitled, A Treatise of Human Nature, etc., Wherein the Chief Argument of That Book Is Farther Illustrated and Explained , 1740). Разочарованный, но не потерявший надежды, Юм вернулся в Найнвелс и выпустил встреченные с умеренным интересом две части своих «Опытов, нравственных и политических» (Essays, Moral and Political, 1741–1742). Однако репутация Трактата как еретического и даже атеистического помешала его избранию профессором этики Эдинбургского университета в 1744–1745. В 1745 (год неудавшегося мятежа) Юм служил воспитанником слабоумного маркиза Аннандейла. В 1746 в звании секретаря он сопровождал генерала Джеймса Сент-Клэра (своего дальнего родственника) в похожем на фарс набеге на берега Франции, а затем, в 1748–1749, в качестве адъютанта генерала – в тайной военной миссии ко дворам Вены и Турина. Благодаря этим поездкам он обеспечил себе независимость, став «владельцем около тысячи фунтов».

В 1748 Юм начал подписывать сочинения  своим именем. Вскоре после этого  его репутация стала быстро расти. Юм переделывает Трактат : книгу I превращает в «Философские опыты о человеческом познании» (Philosophical Essays concerning Human Understanding , позднее «Исследование о человеческом познании» – An Enquiry concerning Human Understanding ) (1748), в которые входило эссе «О чудесах»; книгу II – в «Исследование об аффектах» (Of the Passions ), включенное чуть позднее в «Четыре исследования» (Four Dissertations , 1757); книга III была переделана в «Исследование о принципах морали» (Enquiry concerning the Principles of Morals , 1751). Среди других публикаций – «Моральные и политические эссе» (Three Essays, Moral and Political , 1748); «Политические беседы» (Political Discourses , 1752) и «История Англии» (History of England , в 6-ти тт., 1754–1762). В 1753 Юм начал издавать «Опыты и трактаты» (Essays and Treatises ), собрание его произведений, не посвященных историческим вопросам, за исключением «Трактата…» ; в 1762 та же судьба постигла труды по истории. Его имя стало привлекать к себе внимание. «В течение года появилось два-три ответа со стороны духовных лиц, подчас весьма высокопоставленных, и ругань доктора Уорбэртона показала мне, что мои сочинения начинают ценить в хорошем обществе»⁴. Молодой Эдуард Гиббон назвал его «великим Давидом Юмом», молодой Джеймс Босуэлл – «величайшим писателем Англии». Монтескьё первым из известных в Европе мыслителей признал его гением; после смерти Монтескьё аббат Леблан назвал Юма «единственным в Европе», кто мог бы заменить великого француза. Уже в 1751 литературную славу Юма признали в Эдинбурге. В 1752 Общество юристов избрало его хранителем Адвокатской библиотеки (ныне Национальная библиотека Шотландии). Были и новые огорчения – провал на выборах в университет Глазго и попытка отлучения от Шотландской церкви.

Приглашение в 1763 от набожного лорда  Хертфорда на должность исполняющего обязанности секретаря посольства в Париже оказалось неожиданно лестным  и приятным – «тот, кто не знает  силы моды и разнообразия ее проявлений, едва ли может представить себе прием, оказанный мне в Париже мужчинами  и женщинами всякого звания и  положения»⁵. В пример можно привести его отношения с графиней де Буфлер.В 1766 Юм привез в Англию преследуемого Жана Жака Руссо, которому Георг III был готов предоставить убежище и средства к существованию. Страдавший паранойей, Руссо вскоре изобрел историю о «заговоре» Юма и парижских philosophes , которые якобы решили его обесславить, и начал рассылать письма с этими обвинениями по всей Европе. Вынужденный защищаться, Юм опубликовал «Краткое и истинное объяснение спора между г-ном Юмом и г-ном Руссо» (A Concise and Genuine Account of the Dispute between Mr. Hume and Mr. Rousseau , 1766). В следующем году Руссо, охваченный приступом безумия, бежал из Англии. В 1767 брат лорда Хертфорда генерал Конуэй назначил Юма помощником государственного секретаря по делам северных территорий – пост, который Юм занимал менее одного года.

«В 1768 году я вернулся в Эдинбург весьма богатым (я обладал годовым  доходом в 1000 фунтов), здоровым и хотя несколько обремененным годами, но надеющимся еще долго наслаждаться покоем и быть свидетелем распространения своей известности»⁶. Этот счастливый период жизни Юма закончился, когда у него обнаружились болезни, отнимавшие силы и мучительные (дизентерия и колит). Поездка в Лондон и Бат с целью поставить диагноз и назначить лечение ничего не дала, и Юм вернулся в Эдинбург. Он умер в собственном доме на Сент-Дэвид-стрит в Эдинбурге 25 августа 1776. Одним из его последних желаний было издание Диалогов о естественной религии (Dialogues concerning Natural Religion , 1779). На смертном одре он приводил аргументы против бессмертия души, чем шокировал Босуэлла; читал и одобрительно отозвался об Упадке и разрушении Гиббона и о Богатстве народов Адама Смита. В 1777 Смит выпустил в свет автобиографию Юма вместе со своим письмом к издателю, в котором написал о близком друге: «В целом я всегда считал его, пока он был жив и после смерти, человеком, близким к идеалу мудреца и добродетельного человека – настолько, насколько это возможно для бренной человеческой природы»⁷.

Умирает же он от болезни, которой  страдал всю жизнь. На надгробной плите его сделана надпись: «Дэвид Юм. Родился 26 апреля 1711 года, умер 25 августа 1776 года». «Предоставляю потомству, — сказал он, — прибавить остальное»⁸.

Теперь стоит рассмотреть ту социальную, историческую эпоху,  в период которой родился, жил и трудился ведущий шотландский мыслитель - Давид Юм.

 

 

 

 

 

ГЛАВА II

2.1. Краткий обзор социо-культурного контекста эпохи Просвещения в Шотландии

На протяжении все своей  истории Шотландия соперничала  с Англией, а это предполагало и обособление, как в территориальном, так и в культурном смысле. Своеобразный шотландский язык, собственные традиции – все это делало Шотландию  отличной от Англии. Но в эпоху Просвещения, когда философская мысль получила широкое распространение, возникла необходимость в доступном, лёгком английском языке, который постепенно станет отличительным языком шотландских  интеллектуалов, языковой средой образованной городской шотландской культуры в университетах и городах: Эдинбурге, Глазго, Абердине. Особенно английский язык расцвел в профессиональных сообществах юристов, священников, врачей и профессоров. Именно он стал культурным основанием того круга людей, которые стали известны как literati (т.е. просветители). С другой стороны, религия давала людям язык, на котором они выражали свои ценности. Такие традиционные институты, как юстиция и медицина, тоже оказались восприимчивыми к принципам Просвещения. Университеты, особенно в Эдинбурге и Глазго, как уже было упомянуто выше, извлекли большую пользу из реформ, установивших новую систему лекций, читаемых профессионалами. Таким образом, к 1750-м годам шотландское просвещение поддерживалось и развивалось всеми видами институциональной поддержки.

Кроме того, стоит отметить, что шотландские города были достаточно маленькими и близко друг к другу расположенными, чтобы поддерживать высокую степень социальных связей, а также личные отношения среди интеллектуалов. Этому же способствовало развитие книгопечатания. Появлялось несметное количество книжных лавок, в которых можно было приобрести не только периодическую литературу, но и книги по философии, медицине, научные трактаты. А к середине XIX века, благодаря совершенствованию книгопечатания, стало возможным печатать книги настолько дешевыми, что они стали доступны даже рабочим.

Интеллектуалы и представители  высшего света все чаще демонстративно отделяли себя от среднего класса, который, наоборот, все больше демократизировался и создавал свои собственные общества и клубы, удовлетворявшие вкусы  широких городских слоев, то есть служившие для развлечения публики. 

Таким образом, шотландцы внесли значительный вклад в успех британцев, которым «удалось найти более эффективную замену сильной государственной власти, но это была не идея либерализма, а нечто более серьезное» — «создание целой системы институтов, обеспечивающих социальный порядок, и рынок является только одним из них. К этому необходимо добавить особенности судебной системы, формирование особого слоя публики — разнородной в социальном отношении группы людей, объединенных почтой, прессой, журналами, театрами, а самое главное — здравым смыслом <…>»⁹

В начале XVIII века произошел союз с Англией, который имел, конечно, более непосредственный эффект, чем экономический. Шотландское общество не хотело плестись в хвосте передовой Англии. Степень восприимчивости к ее влияниям была велика, кроме того это вызывало определенный резонанс в обществе.  Несмотря на это, Шотландия к 1700 г. смогла достигнуть существенных успехов в рациональной реорганизации своего законодательства и образования. В конце XVII в. парламент принял несколько актов, способствовавших улучшению образования и воспитания населения. В первую очередь была предложена программа «школа в каждом приходе». Эта программа должна была выполняться по всей стране с помощью общественных фондов. Она позволяла дать основы образования даже самым бедным слоям населения, а значит, и сделать практически всех шотландцев грамотными. Кроме того, данная программа способствовала всестороннему развитию шотландцев.

Также стоит отметить, что  шотландское образование предполагало и изучение законов. Их знали и  изучали не только юристы. Согласно эдиктам шотландских королей  и актам парламента все старшие  сыновья землевладельцев должны были обучаться законам. Эта традиция, основанная еще в пятнадцатом  и шестнадцатом веках и соединявшая  шотландское дворянство со знанием  законодательства, помогала упрочить влияние закона в обществе и благополучно сохранялась в веке восемнадцатом.¹⁰

Одним из известных исследователей многовековой шотландской философской  традиции является Александр Броди [Alexander Broadie]. В своих работах он утверждает, что в Шотландии действительно  существует философская традиция со своим специфическим содержанием, фундаментальными положениями, которых придерживались шотландские философы разных веков¹¹. Эта традиция не сводится только к философии Просвещения, хотя в этот период она и представлена очень ярко. Традиция эта может быть прослежена со времени Высокого Средневековья, что означает, что шотландская философия не только существовала до эпохи Просвещения, но и расцветала, представляя, например, перед Реформацией взлет шотландской культуры.

А теперь, мы считаем, самое  время рассмотреть англо-шотландское Просвещение в целом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Краткая характеристика основных идей шотландского Просвещения

 

Давид Юм – один из представителей англо-шотландского Просвещения XVIII века. (Со всей уверенностью мы можем утверждать, что шотландцы были не первыми в своих идеях, провозглашаемых в эту эпоху.  Они опирались на идеи французских философов-просветителей.) Проблемы, рассматриваемые шотландскими просветителями, являлись актуальными и современными не только в то время, но и в наши дни. Например, они обсуждают роль государства в рыночной экономике, отношения между политической и экономической сферами жизни, взаимодействия и противоречия между индивидуальными, частными и общественными интересами. Кроме того, большинство современных исследователей шотландской мысли XVIII века утверждают, что она была направлена на изучения проблем конструирования обществе. В соответствии с этим фактом, просветители пытались создать модели общества, ответить на вопрос, каким образом возможен союз, что, собственно говоря, объединяет общество и каким правилам оно подчиняется.