Давид Юм о человеке и обществе

Общим местом стало положение  о том, что люди мотивируются противоречиями между стремлением к добру  и эгоистическим интересом. В  идее гражданского общества индивидуум связан с огромным количеством эгоистических интересов и тщеславием, а также доброй волей и симпатией. Конечно же, общество будет лучше с симпатией и альтруизмом, но эти последние вовсе не являются необходимыми для продолжения его существования. Стоит также обратить внимание, что шотландцы отдавали предпочтение коммерческому обществу потребления, которое предполагало сокращение гражданских свобод, падение общественных нравов, моральных устоев, распространение механического труда и узкой специализации. Стоит добавить, что сам Давид Юм считал, что такое общество уже наступило.

Если сравнивать идеи об обществе шотландских мыслителей и  аристотелевско-томистскую идею, то мы можем с уверенностью утверждать, что значение политической составляющей в человеке отходит на второй план. Политика перестала быть «сценой для выказывания добродетели и чести»¹². 

Шотландская философская  традиция, непрерывно развивавшаяся  со средневековья, всегда «производила не столько честолюбцев-индивидуалистов, сколько личностей в диалоге, каждая из которых побуждала других глубже заглядывать в свои души в поисках новых истин»¹³. Лучшие философы Шотландии создали свою собственную среду, либеральную, толерантную «республику ученых». Но они были вписаны и в более широкий социальный контекст, в котором они «клубились». Клубы и общества можно назвать центральной чертой Шотландского Просвещения, а само это Просвещение определить как «процесс, при котором разум проявляет себя в свободных публичных дебатах». Улучшение жизни, прогресс, хотя и медленно, путем проб и ошибок, но верно наступает как результат свободных цивилизованных общественных дебатов перед судом разума¹⁴.

С другой стороны, в развитии идеи о становлении общества рыночные проекты о развитии общества часто проваливались, и просветителям ничего не оставалось, как находить новые пути решения этой проблемы. Такой путь предлагал Адам Смит, Давид Юм и многие другие мыслители. Они утверждали, что гражданское общество может расцвести только под покровительством аристократов и «старого режима». Кроме того, была широко распространена вера в то, что культура как процесс совершенствования движется вперед живой экономической активностью. Стремление к улучшению соперничало со старыми понятиями долга и обязанности. Надеялись, что «вежливость» [civility] примирит некоторые традиции прошлого с требованиями передового коммерческого общества¹⁵. Пока не возникло массовое индустриальное общество, казалось, что коммерческое общество не требует пересмотра отношений между элитой и народом, или правителями и управляемыми. Именно гражданское общество защищало жизнь, свободу и собственность. Его прогресс зафиксирован трудами Д. Юма, В. Робертсона, Кеймса и А. Смита. Взгляды этих мыслителей имели точки соприкосновения, но, безусловно, каждому из них были присущи свои характерные черты, отличающие его от других мыслителей. Поэтому в следующем параграфе мы остановимся подробнее на особенностях социологии Давида Юма.

2.3. Особенности социологии  Давида Юма

Давид Юм по праву считается  классиком Просвещения вообще и  англо-шотландского, в частности. К  его учениям часто обращались философы и историки философии как к классическому примеру философского скептицизма и, в то же время, интеллектуальной честности и решимости. Он, по мнению многих, является образцом мыслителя, который не побоялся довести свои принципы до конца, развить свою теорию.

  Многие мыслители обращались не только к трудам Юма и изучали его внешность, и утверждали, что он поистине светский человек, истинный англичанин, «душой небольшой кучки друзей».¹⁶

Например, даже Гегель отметил, что Юм «рассматривает философские материи как образованный, мыслящий, светский человек»¹⁷

С другой стороны, не совсем понятно, зачем нужны все эти внешние, бытовые моменты в высоком разговоре об эпистемологии Юма? Гегель говорит далее, что они влияли на метод шотландца, который, будучи «светским человеком», трактует философские материи «не в систематической связи, а также не с тем охватом, который его мысли могли, собственно говоря, получить; он, наоборот, в некоторых рассуждениях выделял лишь отдельные стороны»¹⁸. Более того, И.И. Лапшин делает Юма одним из главных героев своего введения в историю философии, рисуя психологический портрет великого шотландца¹⁹. Он пытается понять, как черты натуры Юма порождали, объясняли его скептическую позицию в философии. Видимо, повседневная атмосфера, в которой мыслил философ, значима для самого духа его философии, ее стиля, однако, остается в какой-то мере внешней и не влияет на глубокую проблематику его эпистемологии.

Главной характеристикой  общества для Юма было невежество, причем оно не было случайностью или следствием неправильной политики, оно следовало из самой природы вещей. Именно поэтому к пониманию философии предрасположены только люди «среднего сословия», не очень богатые и не очень бедные, поскольку богатые слишком погружены в удовольствия, что заглушает в них голос разума. А «нищета и тяжелый труд коверкают ум простых людей и делают их неспособными к какой-либо науке и искусной профессии».²⁰ Отталкиваясь от этого факта, можно предположить, что свои сочинения Юм адресует своим друзьям: философам и интеллигентам, способным воспринимать все то, о чем он говорит.

Определяющим понятием в  социологии Юма было понятие человеческой природы. Именно к этому понятию обращается ученый в своих произведениях и утверждает, что «Человеческая природа единственный предмет науки о человеке, а между тем ею-то до сих пор всего больше пренебрегали. Я сочту себя удовлетворенным, если мне удастся хоть немного больше ввести ее в моду; надежда на это избавляет меня от той меланхолии и дает мне силу противостоять той апатии, которые иногда овладевают мной»²¹. Человеческая же природа сама по себе включает в себя аффекты и ум [understanding]. Но тут же Юм делает оговорку: «разум есть и должен быть лишь рабом аффектов и не может претендовать на какую-либо другую должность, кроме служения и послушания им»²².

Возможно, Юм разрабатывал свою философию как рамочную программу  для социальной науки и рассматривал их как единую конструкцию. Во всяком случае, он прекрасно осознавал и  ярко описывал коллизию между глобальным и локальным, философским и повседневным. Мы же вряд ли сможем понять конструкцию  Юма как сколько-нибудь связную, если лишим ее, быть может, самой  главной составляющей — попытки  выстроить науку о человеке. ²³

Основой философии Юма  было понятие «привычки». Он говорит, что это переход от одного объекта  к другому, от одной идеи к другой. Это именно процесс, спонтанная и ненамеренная конвенция, осуществление которой происходит не за счет рефлексии, а за счет участия ее самой. Само же приобретение привычки происходит по мере того, как «мы собираем все возможные степени их [идей] количества и качества таким несовершенным образом, который может годиться для жизненных целей».²⁴ Давая имя сходным объектам, мы фиксируем в слове данную привычку. В дальнейшем это слово, услышанное или употребленное нами, не только пробуждает единичную идею, но и определенную привычку, которая может вызвать любую другую понадобившуюся нам единичную идею. Во многих случаях «привычка оказывает на ум такое же влияние, как и природа, запечатлевая в нем идею с такой же силой и энергией».²⁵ Используемые Юмом термины habit и custom имеют целый ряд оттенков, в которых зафиксирован не только личностные, но и социальные обертоны смыслов — привычка, обычай, традиция. Таким образом, Юм хочет внести социально-регулятивные элементы в сами глубинные механизмы нашего сознания, при помощи которых мы вырабатываем понятия, ориентируемся в мире, живем в обществе, пользуемся языком, сохраняем свою индивидуальность. Привычка, традиция, обычай, переносят наш опыт на случаи, которых мы еще не знаем, переводят нас во времени из одного момента в другой, осуществляют переход, который до сих пор гарантировал лишь картезианский Бог.

Обращая свой взгляд на природу  человека, Юм утверждал, что человеку не присущи только инертные размышления, рассуждения, которые не могут служить  мотивациями. В то же самое время  какое-либо ответственное социальное действие, которое в полной мере определяет человека, требует их полного использования. Человеческие действия в первую очередь основаны на чувствах.

Также Юм говорит о том, что человеческая деятельность направлена на приспособление к изменяющимся обстоятельствам, обстановке, поскольку условия среды, правила противоречат человеческой природе и специально придуманы для определенной цели. Если быть точнее, они направлены в первую очередь на защиту собственных интересов отдельных индивидов. По Юму, мы используем прием перехода на неизменную и общую точку зрения для того, чтобы справиться с постоянно меняющейся ситуацией. Именно пренебрежение искусственностью и специфической применимостью общих принципов и понятий и приводит к весьма распространенным философским заблуждениям. Значит, мы должны обращать свое внимание к общественной, обыденной [common] жизни, чтобы брать из нее бесценный опыт для построения науки о человеке. Он также подчеркивает, что «единственное прочное основание» такой науки, «все усовершенствования [improvement] в области разума и философии могут исходить только из страны терпимости и свободы».²⁶ Именно это юмовское понятие improvement стало буквально лозунгом шотландского Просвещения. Оно довольно многозначно, среди его значений — улучшение, усовершенствование, исправление, развитие, прогресс и даже перестройка. Улучшение присутствует или возникает как ценность во всех проектах и начинаниях шотландцев того времени. Юмовский проект исправления и

усовершенствования разума и учения о человеке в своем пафосе, в самой системе используемых понятий и в своей интенции строится как составляющая [improvement] процесса улучшения жизни.

«Итак, природа, по-видимому, указала человечеству смешанный  образ жизни как наиболее для  него подходящий, тайно предостерегая  людей от излишнего увлечения каждой отдельной склонностью <...> Удовлетворяй свою страсть к науке, говорит она, но пусть твоя наука останется человеческой и сохранит прямое отношение к деятельной жизни и обществу <...> Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся человеком»²⁷

Юм считал людей иррациональными, всех, кроме философов, но только пока они философствуют. Эта точка зрения лежит в основе всех сочинений философа. Также он говорил о том, что познающий человек бесстрастен, поскольку познание лишено эмоций, и только иногда оно может «испытывает удовлетворение». При исследовании самого себя человек познает тождества личности, поэтому он полностью лишен внутреннего опыта. Он может только «воображать непрерывное существование чувственных восприятий, а для того, чтобы скрыть изменения может прибегать к идее души, я и субстанции»²⁸.

Если немного отойти от Юма и посмотреть на человека в  реальности, то мы увидим, что человек  живет в мире, о котором имеет  неполное и заведомо ложное представление, он полон неверных данных, неточных суждений, неадекватности; но, говоря это, мы не упрекаем человеческую природу, а говорим, что это неотъемлемое свойство сложных систем, то есть и  мира в целом, и природы, в частности. Более того, человек живет в  ситуации, когда его знания содержат противоречия, и когда он сам может  эти противоречия создавать, то есть попросту обманывать. Юм же пытается построить  модель человека с помощью аппарата классической логики, которая предполагает рассуждения до первого противоречия, а потом предполагают замену одной  из посылок рассуждения. Мы должно заметить, что классическая логика – это  сложный аппарат, на котором строится наука, и техника. Но ведь мир человека – это не техника, поэтому нужно  отойти от этой модели исследования человека. Впрочем, Юм сам прекрасно это  осознавал: «Рассудок, действующий  самостоятельно и согласно своим  наиболее общим принципам, безусловно подрывает себя самого и не оставляет  ни малейшей очевидности ни одному суждению как в философии, так  и в обыденной жизни. Нас спасает  от такого полного скептицизма одно особое и кажущееся тривиальным  свойство нашего воображения, а именно тот факт, что мы лишь с трудом приступаем к глубокому анализу  вещей и не можем сопровождать его такими живыми впечатлениями, какими сопровождается более обычное и  естественное для нас рассмотрение. … Истинный скептик будет относиться с недоверием не только к своим  философским убеждениям, но и к  своим философским сомнениям, однако он никогда не откажется от невинного  удовольствия, которое могут доставить  ему как те, так и другие»²⁹.

Стоит отметить, что современные  радикальные последователи Юма  ценят мыслителя за его разработку концептов «чувствительность», «воображение», «доверие» в интерпретации человеческой социальности. Для них Юм «продемонстрировал, как люди формируют социальные группы: они обращаются к чувствительности [sentimentality] и, тем самым, привлекают образную [imaginative]

идентификацию»³⁰. «Юм был прав, когда говорил, что интересен контраст между теми, с кем вы можете чувствовать себя как дома, и теми, с кем вы не можете чувствовать себя как дома, — или между теми, которых вы можете вообразить существующими и теми, кого вы просто не можете вообразить существующими. Вот почему я думаю, — говорит Р. Рорти, — что, скорее, воображение и чувство, а не разум (рассматриваемый как способность обсуждать и доказывать) суть свойства, делающие возможным моральный прогресс. <…> я хочу быть нео-юмистом <…> Юм считает доверие [trust], отношение, подобное тому, что существует между членами нуклеарной семьи, фундаментальным моральным феноменом».³¹

Помимо всего вышесказанного мы должны отметить, что Юм, выделяя  в человеке эгоистическую природу  аффектов, говорит, что человеку все  равно присуща забота о своей  семье, о близких ему людях, об окружающих. Но, далее, рассматривая в  своей работе такие аффекты, как  жадность, тщеславие, стяжательство, он называет их порождением социального  в обществе, и самим обществом. Кроме того, Юм утверждает, что «эгоистический аффект не может быть сдерживаем никаким иным аффектом, кроме себя самого, но лишь при условии изменения своего направления; изменение же это необходимо, должно произойти при малейшем размышлении»³². Когда же происходит это изменение, человек высвобождается из оков самого себя, поскольку этот аффект сдерживает человека, очерчивает его границы. Кроме того, Юм отрицает случайность образования общества.

До образования общества, по мнению Давида Юма, человечество пребывало  в естественном состоянии, которое  предвосхищало впоследствии «золотой век». В это время не существовало ни справедливости, ни несправедливости, которая бы ограничивала природный аффектизм человека. Но Юм делает оговорку, что в таком состоянии все же не могли быть посягательства на собственность. Развитие человечества от состояния дикости происходит путем ограничения своей собственности; человек защищает ее, а это подразумевает возникновение каких-то правил, которые бы ограничивали права других индивидов на чужое имущество. Главным принципом для всех таких законов было: «владение должно было быть стабильным»³³, т.е. «каждый должен продолжать пользоваться тем, чем он владеет в настоящее время»³⁴. В то же самое время, он  отрицает происхождение общества путём общественного договора, а предполагает, что общество развилось из семейных и родовых отношений на основе чувства симпатии. А потребности и стремления к достижению прибыли, в свою очередь, - движущая сила развития общества. С этими взглядами тесно связаны его воззрения по политической экономии. Он рассматривал прибыль в качестве одной из движущих сил развития производства.