Особенности процесса модернизации современного российского общества

В отношении традиционного  общества можно говорить о столь  полной адаптации социокультурной  сферы к природному и инокультурному окружению, обеспечивающей сохранение и воспроизводство жизни данного  общества в рамках традиции, при  которой происходит массовое отторжение новаций. Адаптация к инокультурному, иноконфессиональному окружению выражается и в ограничении и контролю над внешними контактами.

Если западноевропейские общества «выросли» из своего «традиционного»  состояния и вступили в современность  благодаря эндогенным факторам, естественным процессам социокультурной динамики, то для большей части мира модернизационные процессы были ответом на вызов общества модерна. Так, например, экзогенные факторы  были представлены практически в  чистом виде в ходе процесса колонизации. Перенос западных институтов на почву  традиционных обществ способствовал  их цивилизационному расколу.

Неэлита, т. е. низшие классы, получали преимущества цивилизации  лишь отчасти, неся бремя издержек и  эксплуатации, связанное с ускорением социокультурной динамики, процессами модернизации. Неэлита опиралась  в данном случае на автохтонную социокультурную  традицию, нормативно-ценностную систему, сложившуюся в рамках данной традиции. Ей свойственна некоторая «архаизация», в том числе связанная с  преобладанием мировоззренческих  ценностей над инструментальными, осуждением цивилизованной личности, деятельности, направленной на получение  прибыли. Наблюдается отчуждение от новых социальных, культурных институтов и ценностей, которые приобретают  неаутентичный характер.

В целом весьма вероятна редукция, т.е. упрощение, огрубление  имплантированных образцов. У.Ганнерс выдвинул теорию «глобальной ойкумены». Он рассматривает  сценарий восприятия традиционными, незападными  обществами, трансплантированной западной культуры. Наиболее распространенный сценарий, заключающейся в отфильтровывании высших ценностей культуры, вызванном  уровнем культуры - реципиента, а  также в негативной адаптации  инокультурного опыта к существующим традициям получил название периферийной коррупции.  Демократические ценности и институты могут быть использованы, в частности, авторитарной политической системой в процессе негативной интерпретации  к автохтонной социокультурной  традиции.

Модернизация усиливает  существующие различия в политической национальной культуре элиты и неэлиты, в национальной политической культуре исчезает согласие по поводу основ  жизни и целей данного народа. Таким образом, в течение длительного  времени остается открытым вопрос: в какую сторону будет двигаться национальная культура в условиях, когда существует разновекторная направленность основных политических субкультур.

Политическая организация  современных обществ долгое время  рассматривалась в традиционных обществах как нечто второстепенное, а то и вовсе незначимое. То, что  демократическое, гражданское  общество является как бы «вечным двигателем», обеспечивающим саморазвитие во всех областях жизни, в том числе в  науке, промышленности, военном деле, гуманитарных областях культуры, стало  понятно значительно позднее.

Модернизация расширяет  спектр возможностей и общий потенциал  развития культуры и общества. Если говорить о глобальной модернизации, то она возможна только как восприятие, интериоризация институциональной  сферы общества модерна. Модернизация представляет собой периодический  и систематический процесс институционального обновления.

Модернизация представляет собой векторное изменение социокультурной  сферы, уменьшение локальной и возрастание  универсальной составляющей, мегатренд  от локализма к универсализму.

В модернизированных обществах, представленных в большинстве своем  странами, относящимися к западной цивилизации, и обществах, находящихся  на заключительных стадиях модернизации, доминирует универсальное, локальное  выполняет компенсаторную функцию. Универсальное воплощается, прежде всего, в рыночной экономике, характеризующейся  частной собственностью, относительно низким уровнем перераспределения, обменом, конкуренцией, наемным трудом, прибылью. Универсальное включает в  себя нормы, ценности, модели поведения. Движение к универсализму является движением к десакрализации мира, к разрушению архаического синкрезиса в культуре и обществе, приоритету прав личности. Приоритет личности в отношении любых общественных структур доминирует.

 Движение к универсализму  во многом тождественно движению  к либерализму в экономике  и социуме, секуляризации общественной  жизни, господству рационального  мировоззрения.

 В области государственного  строительства, институциональной  организации социума универсализм  предполагает актуализацию договорных  начал, в том числе  развитие  федерализма.

Социокультурную сферу российского  общества необходимо рассматривать  в процессе исторической динамики, продолжающихся модернизационных процессов, имеющую разновекторную направленность на почву и цивилизацию. Российская культура  открыта воздействиям как с Запада, так и с Востока. Причем Запад и Восток понимаются нами не в узко географическом смысле, а как различные социокультурные  системы, характеризующиеся различными нормами, ценностями, моделями поведения.

Россия встала на путь «догоняющей  модернизации», когда заимствовались технологические приемы, инструментальные знания, относящиеся к сферам промышленности, науки, военного дела. Авторитарный характер государственной власти и политической культуры сомнению практически не подвергался. Петр I, посетив Европу, не заинтересовался  европейской демократией и индивидуализмом. До нас дошли слова государя, обращенные к приближенным: «Английская вольность  здесь неуместна, как стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять. Европа нужна нам только на несколько  десятков лет. А после того мы можем  обернуться к ней задом» .

На этот, антимодернизационный по своей сути, подход указывает  Г.Нодия, характеризуя опыт уже советский, совсем недавний: «Посткоммунистическая  Россия более урбанизирована, индустриализирована  и грамотна, чем аграрная царская  Россия. Несмотря на это, остается верным, что Россия в 1986 году была в значительно  большем расхождении с современностью, чем в 1913 году. Причина в том, что  коммунистическая модернизация – это  извращенная модернизация: она демонстративно наращивает тело современности, но убивает  ее душу. Коммунисты проложили дороги, воздвигли гидроэлектростанции  и тому подобное, но они убили (или  изо всех сил пытались убить) способность  человека к самопроизвольному действию» .

Поскольку Россия не завершила  свой модернизационный проект, сопровождающийся как движением вперед, так и  возвращением назад (за революцией до сих пор следовала контрреволюция), т.е. «маятниковым» движением, российской  культуре рано «списывать» в архив  ценности, декларированные эпохой Просвещения, вставать на позиции скепсиса и недоверия  к ним. Российское общество еще отнюдь не принадлежит к «золотому миллиарду», т.е. к населению наиболее развитых стран Европы и Северной Америки, которые могут себе позволить  иронию и разочарование по отношению  к европейскому Просвещению и  идее универсальности прогресса, когда  все частное, неразвивающееся, локальное  рассматривалось как временное, несущественное. Данная идея универсума, идущая от христианской традиции, дает надежду на развитие, на то, что и  Россия сможет стать частью мира модерна (современности), с течением времени  институционально войти в состав единой Европы, стать частью западной (либеральной) цивилизации.

Уникальность России, уникальность любого модернизирующегося общества не отменяет базовые парадигмы перемен. Каждое из них меняется, но флуктуации этих перемен не отменяют общей векторности  развития. Россия не станет копией Франции  или Германии, но станет более технологичным, информационным, открытым обществом. Основная, черная, модернизационная работа выполнена  в России в рамках «консервативной  советской модернизации». Ушла в  прошлое Россия крестьянская, православная, общинная.

В рамках российского модернизационного  проекта необходимы институциональные  и ценностные трансформации. Такая  большая страна, как Россия, не может  делать ставку на эксплуатацию сохранившихся  с домодернизационных времен природных  и культурных объектов (например, на развитие туризма как локомотив  национальной экономики), что, однако, возможно для менее обширных стран.

Позитивным, адаптационным  выходом для российской социокультурной  системы является снятие всех препятствий, ограничений на путях межкультурного взаимодействия между цивилизацией-донором, т.е. Западом, и цивилизацией-реципиентом, т.е. Россией, во всяком случае, в отношении  институциональных форм организации  социума, части ценностно-нормативной  системы, технологий производства и  потребления, моделей образа жизни. Минимум контроля над информационными  потоками как внутри, так и на границах российской социокультурной  системы, работа над созданием на всей территории России однородной, унифицированной  с Единой Европой правовой среды - одна из актуальных задач нашей  модернизации.

Естественными ограничителями на этом направлении являются национальная культура, язык и уровень экономического развития, уровень совокупной платежеспособности, способность оплатить инокультурные  инновации.

Второй тип модернизации часто отождествляют с вестернизацией, редуцируя ее к колонизации, что  неизбежно придает явлению оценочный, негативный смысл. Второй тип модернизации представляет собой максимальное раскрытие  коммуникационных связей социокультурной  системы с окружающим миром. Полноту  его использования в последнее  десятилетие российских реформ нельзя сравнить с модернизационной практикой  в Западной Германии после второй мировой войны или в послевоенной Японии, но уровень открытости социокультурной  системы беспрецедентен в российской истории.

Российская социокультурная  традиция дихотомична начиная с  момента монголо-татарского нашествия, до этого Киевская Русь развивалась  как европейское государство. Исторически  прослеживается противоборство демократической  и авторитарной традиции, взгляд на Россию как на часть Европы и интерпретация  ее конфессиональных, политических, географических особенностей в терминах авторитаризма, этатизма, автаркии, характерных, скорее, для социокультурной традиции восточных  деспотий. Отражением, квинтэссенцией второго подхода стала знаменитая триада министра народного просвещения  николаевской эпохи графа С. Уварова: православие, самодержавие, народность. В самом общем виде эта триада отражает основные исторические препятствия  на пути российской модернизации.

Известный российский ученый, доктор философских наук Л. Поляков  к этой сдерживающей социокультурную  динамику триаде добавил фактор колонизации, характерной переносом традиционных форм организации социума на вновь  осваиваемые территории, т. е. экстенсивное развитие .

Рассмотрим указанные  базисные элементы торможения социокультурной  динамики в России.

Христианство с момента  своего возникновения несло в  себе громадный творческий потенциал, именно с его возникновением начался  долгий процесс освобождения личности от кровных, семейных, племенных, территориальных, языковых локальностей. Универсальный  образ единого мира, которым впоследствии стал мир модерна, проистекает именно отсюда.

Родовые особенности Византийской империи, подчиненное, в отношении  государственной власти, положение  православной церкви оказали самое  серьезное влияние на российскую государственность, религиозную традицию, все сферы социума и культуры.

А. Тойнби отмечает общую  негибкость византийской имперской  власти, выражающейся в жестком контроле, противодействии разнообразию, экспериментированию  и творчеству, отсутствии минимальной  толерантности. «В православии в  период его роста мы не только не обнаруживаем гильдебрандова папства; нет здесь и самоуправляемых  университетов, подобных университетам  Болоньи и Парижа. Не видим мы здесь и самоуправляемых городов-государств, как в Центральной и Северной Италии или во Фландрии. К тому же западный институт феодализма, независимый  и находившийся в конфликте с  западной средневековой церковью и  средневековыми городами-государствами, практически полностью отсутствовал» .

Византийская традиция предполагала противопоставление всему  Западному  миру, что во многом определяло оторванность российской культуры и социума от античности, культурных традиций и  артефактов греко-римского нехристианского  наследия.

В значительной мере русское  православие характеризуется созерцательно-аскетическим, недеятельным характером в отношении  мирской жизни. Православное богословие мало занималось вопросами мирского усовершенствования, оставаясь, в значительной мере, равнодушным к самой идее прогресса в социальной жизни. Это отличает его от протестантизма и, в несколько меньшей степени, от католичества, для которых характерна большая вовлеченность в жизнь социума. Вера была направлена на достижение спасения и царства Божия в потустороннем мире, православные богословы мало интересовались вопросами мирского усовершенствования. Стремление к усовершенствованию социальной жизни, достижению материального благополучия так и не получило должного оправдания, санкционирования в рамках православного богословия. В рамках русской православной церкви, всего православного мира не было революции духа, аналогичной западноевропейской Реформации. Русская церковь изначально, а после заключения греческой (византийской) православной церковью на Флорентийском Соборе в 1439 году унии с римско-католической церковью и падения в 1453 г. Константинополя особенно, ощущала себя хранительницей истинной веры. Россия, которую мы потеряли, была православной цивилизацией. Семьдесят лет советской власти и десятилетие постсоветского периода секуляризировали общество, в значительной мере сделали его индифферентным по отношению к религии, в том числе и православному христианству. Социологическое исследование 1998 года, посвященное формированию социальной идентичности в двух трансформирующихся обществах, России и Польше, проведенное под руководством Е. Данилова и К. Козела, обнаружило, что поляки в подавляющем своем большинстве в качестве приоритетной идентичности ощущают себя поляками и католиками. Россияне в первую очередь определяют свою коллективную идентичность как общность повседневного межличностного общения. В круг этого общения  входят семья, друзья, товарищи по работе. Ближе к концу списка российские респонденты осознают себя россиянами, русскими, еще более редко ощущают себя православными .

В своем отношении к  религии Россия во многом является чистым листом, где на равных могут  конкурировать различные направления  христианства и, в том числе, как  это ни печально, экзотические и  тоталитарные секты. О равных, в значительной мере конкурентных возможностях для  различных конфессий свидетельствует, в частности, взрывной рост числа  католических приходов, наблюдаемый  в постсоветский период.