Предыстория и социально-философские предпосылки социологии как науки

Акционализм Турена вырос из его исследований труда  в духе К. Маркса – труда как принципа изменения человека и природы. Труд всегда содержит в себе стремление к производству и контролю и понимается как историческое действие. Это расширяет его значение, и он становится идентичен действию в отношении перспективы изменения, движения. Анализ труда может быть перенесен на действие. Акционалистский анализ не ограничивается трудом и отношениями между человеком и природой, он распространяется на социальное действие, при этом действие всегда соотносится со смыслом, который придается некой ситуации. По мнению Турена, основные темы акционалистского анализа – историческое сознание, социальность как осознанное отношение к другому и экзистенциальное, или антропологическое, сознание. Здесь “сознание” – не предмет идеалистической интерпретации; оно указывает на то, что в центре стоят не факты, а “поведение в бытии”. Социология, по Бурдье,– это не наука о реальности, а исследование социального действия. Реальность следует разложить на множество полей, комбинация которых все равно не исчерпывает всей реальности, поскольку ее следует проанализировать и с точки зрения событий.

Социология Турена ориентирована на практику и становится активным фактором формирования общественных движений и изменений. Турен подходит к соотношению теории и практики целостно и “акционалистски”, говоря, что социолог должен участвовать в движении, но в то же время сохранять дистанцию по отношению к его организациям.

Предметом социологии Турен считает социальные отношения, которых, однако, не бывает в “чистом” виде, поскольку они всегда уже интерпретированы и находятся в движении. Целью социологии является понимание этого движения, а не каких-то структур, имеющих внесоциальное происхождение. Собственно предметом исследования социологии являются не институты, а власть, влияние, соответствие и конфликт. Однако обращение к силам общественного движения обусловливает также ориентацию на историчность общества и определяющих его классовых отношений.

Общество –  это не только воспроизводство и  приспособление, но и творение, само-производство. Данное свойство общества – самонаблюдение и самоопределение своей практики – Турен именует “историчность”.

В своем анализе  современных обществ, который содержится прежде всего в работе “Постиндустриальное  общество” и отмечен сильным  влиянием студенческого движения 1968 г., он констатирует: “На наших глазах возникают общества нового типа”. Он называет такие общества постиндустриальными или технократическими, но чаще всего программируемыми. Их признаком является то, что доминирующим фактором развития становятся не экономические условия (при росте экономики), а социальные силы, особенно способность к планированию, организации и контролю. Основная проблема современного общества – не эксплуатация как экономическое условие, а отчуждение, которое Турен рассматривает в рамка общественных отношений: “Наше общество – это общество отчуждения, но не потому, что оно толкает людей в нищету или использует принуждение полицейского характера, а потому, что оно соблазняет, манипулирует, интегрирует”.

В программируемом обществе общественная интеграция – не только участие в процессе труда, но и вовлечение индивидов в тотальную систему коммуникации; культурная манипуляция затрагивает потребности и характер поведения во всех сферах жизни, политический контроль силен, как никогда ранее. Отчужденный человек в таком обществе соучаствует и остается зависимым, поскольку соучаствует лишь в той мере, в какой это допускает правящий класс. Это “зависимое участие” определяет отчуждение, но оно служит также уменьшению социальных конфликтов и характеризует отношения между развитыми и развивающимися странами.

В классовом  обществе XIX в. классы различались не только экономически, но и были различными сферами общества в социальном и  культурном отношении; вследствие отсутствия политического контроля над процессом индустриализации социальная напряженность была институционализована лишь в малой степени; образ общества как в буржуазном, так и в пролетарском сознании ориентировался на будущее.

Вследствие исчезновения различных в культурном отношении основ общественных классов, последние превратились в бесформенную массу, из которой затем развились чисто экономические классы и заинтересованные группы. Усиление значения организации, иерархии и бюрократии привело к разделению проблем организации и экономической власти, принимающей решения, и, как следствие, к разделению организационных и классовых конфликтов. Концентрация власти обусловлена тем, что ориентация на будущее связана не с накоплением как интересом какого-то класса, а с программированием как интересом всего общества. В программируемом обществе господствующими группами становятся технократы, бюрократы и инженеры.

Новый социальный конфликт зреет не вне системы  производства, а скорее в ее центре, поскольку информация, воспитание и  потребление более тесно, чем прежде, связаны со сферой производства. Турен противопоставляет господствующим интересам в программируемом обществе частную жизнь как сферу, где человек наиболее полно может себя выразить. Протест не должен ориентироваться на интересы потребления, поскольку они тоже имеют экономический характер. Культура, с одной стороны, должна распространяться и быть доступной всем, но, с другой стороны, она должна стать критической.

Для классового общества с его разделением экономики  и общества был также типичен раскол социального мышления, которое распалось на политэкономию и философию истории. В современном обществе, в котором экономическая деятельность является в большей степени не результатом политики, чем хозяйственных механизмов, общественный анализ становится непосредственно социологическим; в программируемом обществе появляется социология решения и аналогично этому – социология протеста.

Турен считает, что сейчас само понятие социологии сомнительно, поскольку исчезает понятие  общества. Классической социологии соответствует понятие общества, которое является “лишь абстрактным переводом реальности национального государства, когда государство представляет нацию, в то время как общество – это сочетание институтов и действий, которые почти все возникают на уровне нации как синхронного экономического, политического, культурного и языкового целого”.  Это целое сегодня находится в состоянии распада, потому что значительная часть нашей жизни имеет теперь не национальный, а транснациональный характер и потому что целое все меньше основывается на законном порядке и все больше напоминает своего рода менеджмент, причем люди перестают чувствовать себя гражданами.

Это отражается в социологии: целостность “общественного единения” разрушается пониманием социальной жизни как символического языка с определенными правилами преобразования. Повышенное внимание социальной теории к идее субъекта и интерсубъективности, по мнению Турена, подрывает классическую социологию.

И структурализм, и теория действия обходятся без  понятия общества. Поэтому Турен считает правомерной замену понятия общества как предмета социологии понятием социальных акторов и их отношений. Значение, которое имеет процесс коммуникации в современной социологии, отражает, по мысли Турена, тот факт, что производство перемещается из сферы материальных благ в сферу символических благ; при этом понятие информации вступает в противоречие с понятием коммуникации. Информация предполагает манипуляцию средствами информации, распространение сведений о принятии решений; коммуникация, напротив,– это обмен сообщениями между акторами, их взаимное согласие в понимании опыта жизненного мира. Такой приоритет коммуникации по отношению к информации как концентрированной целесообразности Турен считает общим для всех новых социальных движений, причем социальные движения заменяют классы, становясь социальными акторами современности. Турен констатирует спад революционного мышления либо его деградацию до терроризма и возврат к утилитаризму, который он считает “точкой отсчета в системе координат социологического мышления”. Социальное мышление разрушается. На первый план выходит вопрос: “Когда уже не существует трансцендентных принципов легитимации социального порядка, может ли быть социальная жизнь чем-то иным, чем сплетением интересов, монетарных отношений обмена, стратегий власти, способов обогащения и развлечения?” Турен уже видит проблески обновления социальной жизни и вместе с ней социологического мышления, которое преодолевает длительный и разносторонний кризис, сопровождающий кризис разложения индустриального общества. Это мышление основывается на отказе от претензий на господство и от рационалистской концепции модернизации, которая до сих пор сопутствовала социологии.

Юрген Хабермас (р. 1929) – современный немецкий социолог. В созданном им учении интегрируются философская и социологическая перспективы, которые обычно остаются изолированными или даже противопоставляются. Его учение выступает своего рода синтезом концепции рациональности социального действия и концепции интеракции.

Основная работа Хабермаса – “Теория коммуникативного действия”, где на основе понятия  социального действия разрабатывается  оригинальная концепция общества.

Понятие социального  действия у Хабермаса охватывает четыре аспекта.

• Понятие телеологического действия еще со времен Аристотеля образует сердцевину философской теории действия. Актор достигает цели, надлежащим образом применяя подходящие средства.
• Телеологическое действие может быть расширено до модели стратегического действия, которое соотносится не с отдельно взятым актором, но с членами какой-либо социальной группы, ориентирующими свои действия в зависимости от общих ценностей. Нормы выражают наличествующее в группе взаимопонимание. Центральное понятие “следование нормам” означает исполнение какого-то общего поведенческого ожидания. Такая нормативная модель действия лежит в основе теории ролей.
• Понятие драматического действия связано не с отдельным актором или членом какой-то социальной группы, а с участниками интеракции, которые все являются зрителями друг для друга. Актор формирует у зрителей определенный образ самого себя, целенаправленно раскрывая свой субъективный мир. Основное понятие “саморепрезентация” отражает целенаправленность выражения своих переживаний, а не спонтанное самовыражение.
• Понятие коммуникативного действия отражает интеракцию по меньшей мере двух владеющих речью, способных к действию субъектов, вступающих (с помощью вербальных или невербальных средств) в межличностное отношение. Акторы стремятся достичь понимания относительно ситуации действия с тем, чтобы координировать планы действия и сами действия. Такое понимание возможно в первую очередь при достижении согласия по поводу ситуаций. В этой модели действия особое значение приобретает язык.

Хабермас разделяет  все действия по ориентации акторов  на коммуникативные, или ориентированные  на взаимопонимание, и формальные, ориентированные  на результат. Помимо этого действия различаются между собой используемым в них типом знания и формами аргументации. Эти моменты составляют три главных аспекта рациональности действия.

Теория коммуникативного действия должна быть социальной теорией, которая стремится утвердиться  как критическая. Связь коммуникативного действия и социальной критики затрагивает понятие рациональности. Если “труд” является сферой инструментального действия, в которой рациональность зависит от того, достигнута цель или нет (инструментальная рациональность), то в “интеракции” речь идет о соглашении, о переводе действия из монологического в диалогическое, а следовательно, о коммуникативной рациональности. В сфере “господства” критическая рациональность измеряется степенью перехода от стратегического действия к коммуникативному действию. Таким образом, господство определяется по отношению к коммуникации как неравные коммуникативные условия, требующие стратегии “против кого-то”, а не консенсуса “с кем-то”.

Взяв за основу типологию социального действия М. Вебера, Хабермас разработал собственную  типологию. Она содержит два больших типа действий: ориентированные на успех и ориентированные на понимание.

Объясняя специфику  коммуникации, Хабермас вводит заимствованное из феноменологии понятие жизненного мира как основы понимания, а по аналогии с понятием “языковой компетенции” Н. Хомского вводит понятие “коммуникативной компетенции”. Это не монологическое, а диалогическое понятие, т.е. подразумевает знание не только языка, но и социальных условий и их интерпретации. По своей сути коммуникативная компетенция ориентирована на понимание и поэтому является интерсубъективной и диалогической; она нацелена на становление смысла и значения языковых выражений через коммуникацию.

Центральным понятием теории коммуникативного действия является “дискурс” – аргументация и  понимание людей с общим жизненным миром, связанные с коммуникативной рациональностью, освобожденной от инструментально-рациональных связей.

Правда, Хабермас признает, что процессы общественного  воспроизводства нельзя достаточно полно объяснить с помощью  коммуникативной рациональности, но можно объяснить “символическое воспроизводство жизненного мира социальных групп, увиденного из внутренней перспективы”. Поэтому он понимает общество на двух уровнях, во-первых, как жизненный мир, т.е. символическое самовоспроизводство или самоинтерпретация; а во-вторых, как “систему” действий, каковой общество кажется постороннему наблюдателю. Общества должны рассматриваться одновременно и как системы, и как жизненный мир. Система и жизненный мир – это два различных способа понимания мира, разделенного на три части: объективный мир фактов, социальный мир норм и субъективный мир внутренних переживаний.

Жизненный мир  – это совокупный процесс интерпретаций, относящийся ко всем трем мирам. Интерпретация  происходит в какой-то конкретной “ситуации” – “отрывка” из жизненного мира, который выделяет из него определенные темы и цели действий.

На основе концепции  коммуникативного действия Хабермас выделил  в историческом развитии общества следующие  этапы: неолитические общества, развитые культуры и модерновые общества.

Основной проблемой  и спецификой современности, по Хабермасу, является разъединение системы и  жизненного мира, что выражается в  процессе овеществления современных  жизненных миров и все большей  их провинциализации. Жизненный мир  становится достоянием частной жизни и выпадает из социальной системы, которая включает в себя деньги и власть, не зависящие от языка и коммуникации среды. Это означает не что иное, как поглощение жизненных миров системами.