Проблема черкесского народа

ском праве нового вида договора – договор об учинении в

подданстве, призванный регулировать отношения между

вступающими в зависимость от Москвы государствен-

ными образованиями, которые сохранили внутреннюю

автономию и имели ограниченную внешнеполитическую

дееспособность. Основные формулы шертных записей и

жалованных грамот кабардинских князей содержали

военно-политические обязательства, связывающие суве-

ренные стороны. Они носили оборонно-наступательный

характер. В посылаемых в Кабарду грамотах цари, По-

сольский приказ и Коллегия иностранных дел, терские

и астраханские воеводы требуют «показать службу»,

«служить». На кабардинских князей возлагались прежде

всего военные обязательства в виде платы за «защиту и

покровительство», а также приведение других северокав-

казских владельцев в российское подданство. В отличие

от так называемых «новоприбылых» в анализируемых

публично-правовых актах нигде не говорится о плате «за

защиту и покровительство» в форме «ясака», «дани» или

«поминок». Таким образом, наличие защитных отно-

шений, основанных на полной договоренности сторон и не

выходящих за пределы союза, рождало новую форму взаи-

моотношений, принципиально отличных от сюзеренно-

вассальных. Кабарда, с точки зрения указанной практики,

оставалась суверенной: в отношении с Крымским хан-

ством она выступала внешне как данник, откупающийся

от набегов, а в отношении Российского государства, с чьей

стороны получало покровительство, как клиент, берущий

на себя обязательства, аналогичные по форме («клятва

верности», служба и обязанность «вассала» по отношению

к «сеньору»). «Стереотипность шерти», а тем более факт

составления их образцов в Посольском приказе, ни в коей 11

мере не снижают их научную и практическую ценность,

как пытаются представить отдельные авторы. Наоборот,

они свидетельствуют о том, какое значение придавала

центральная власть документальному оформлению актов

подданства. Периодическое возобновление присяг при

восшествии на престол каждого нового царя в России или

избрании нового верховного князя в Кабарде являлось

показателем прочности, а главное, продолжительности

этих сложившихся отношений. Такого рода практика

имела место не только на Северном Кавказе или в По-

волжье, но и в самом Российском государстве.

Здесь необходимо специально оговорить, что не

следует абсолютизировать и осовременивать значение

шертных договоренностей XVI или XVII века, принимать

их за неукоснительные обязательства для всех сторон

(северокавказских, ногайских, калмыцких владетелей 

и Москвы), по аналогии с международными пактами но-

вейшего времени. На основе документальных источников

русско-кабардинских отношений можно заключить, что

шерть действовала, во-первых, официально – пока были

живы или находились у власти заключившие ее прави-

тели; во-вторых, фактически – пока сохранялась поли-

тическая обстановка, вызвавшая ее заключение.

В изучении характера и политико-правового содер-

жания кабардино-русских отношений многое дает посоль-

ский обряд (протокол) обеих сторон, ибо в XVI–XVII веках

международное право отражало и закрепляло градацию

в достоинстве и ранге государств, учредив целую систему

дипломатического церемониала, которому придавалось

исключительно важное значение. Московский двор был

особенно щепетильным в посольских делах и добивался

признания за собой ранга первостепенной державы. При

нем в XVI–XVIII веках существовало два посольских об-

ряда: один применялся в отношении западноевропейских и

ряда азиатских государств (Иран, Турция, Крымское хан-

ство) и был основан на началах взаимного признания равен-

ства, другой – в отношении владетелей малых азиатских

государств. В этой связи большой интерес представляет

прием и отпуск кабардинских послов во второй половине

XVI–XVIII веков. Анализ показывает, что в отношении 12

кабардинских послов в основном применяется более или

менее стабильный протокол. Кабардинские посольства,

как и посольства многих независимых держав Запада и

Востока, удостаивались «встречи» на основных этапах

своего пребывания в России; «чести» сидеть на скамье,

«что и литовским послам»; «быти у руки царя», «быти

у стола царя» и т. д. Если взять посылку русских по-

слов в Кабарду, мы увидим среди них дипломатов разных

рангов: от послов («сынов» боярских, дворян «думных»

или «окольничих», «а с ними товарищи дьяки») до «по-

сланников» и «гонцов».

«Посольский обычай» дает основание ставить Ка-

барду в ряд субъектов международного права, и она не

считается составной частью Российского государства в

XVI – начале XVIII века.

Встречающееся в летописных известиях и актовых

документах понятие «холопство» в правовой практике

Москвы второй половины XVI в. по отношению к Кабарде

и другим адыгам надо трактовать как подданство, свое-

образное и условное. Но понималось оно обеими сторонами

в разное время по-разному.

Неодинаковое прочтение договорных обязательств

горцами и самодержавной властью имело место изна-

чально. Шертные грамоты (присяги), оформлявшие

подчинение горских народов царю, понимались Москвой

как «вечное подчинение», не допускавшее никакого отхода

или отделения, которые в последнем случае трактовались

как «измена». «Москва с ее патримониальным мышле-

нием, характерным для оседлых народов, – считает

А. Каппелер, – выводила из этого претензии на свое полное

господство на территории соседей, на их объединение под

своим началом»10. Со своей стороны северокавказские

«партнеры» Москвы рассматривали свои отношения с

Россией как союзнические, что охотно закреплялось

в шертных договорах и присягах, предполагавших

взаимные обязательства. В их глазах было естественным

право на смену коалиций и союзников.

Кабардинская правящая элита, именуя себя в гра-

мотах иногда «холопами», следовала существующей

в то время российской приказной терминологии, и ис-13

пользовала это понятие в признательность российской

стороне за согласие покровительства. Обстоятельную

характеристику «холопства» в понимании правящего

российского двора XVI – XVII вв. дает Г. Котошихин 11.

По нему видим, «холопство» действительно в правоот-

ношениях Кабарды с Россией приравнивалось москов-

ской стороной к подданству в форме зависимости. Но и

в этом случае «принятие подданства или, вернее, при-

знание своего служебного положения по отношению к

русскому царю со стороны того или иного феодала еще не

является, – как отмечал М. Н. Тихомиров, – показателем

того, что вся страна, в которой жил этот феодал, вошла

в состав России»12. О полном подданстве, т. е. инкорпо-

рации Кабарды в состав России можно говорить только

по отношению к XIX в.

В XVI в. как и в последующие столетия (вплоть до

завоевания в ходе Кавказской войны) на адыгов не рас-

пространялось российское законодательство – положения

Судебников, царских указов, боярских и соборных приго-

воров и т. д. Вместе с тем адыги с 1580-х гг. причислялись

к статусу «новоприбылых» и со второй половины XVI в.

русский царь стал номинально называться «государем

кабардинских горских черкасских князей…». Но факти-

чески адыги (черкесы) и, конкретно Кабарда, не включа-

лись в большой царский титул и Москва не расценивала

их как часть подвластного населения, что, например,

имело место в отношении завоеванных Астраханского,

Казанского и Сибирского ханств. Правящие верхи Рос-

сийского государства и Кабарды общались и имели офи-

циальные взаимоотношения друг с другом только через

государственные структуры, представляющие внеш-

неполитическую сферу: в XVI – XVII вв. – Посольский

приказ, в XVIII в. – Коллегия иностранных дел. Между

этими государственными образованиями сохранились

таможенные барьеры, и представители кабардинской

феодальной знати, вывозя свою продукцию в Россию

(породистых лошадей, холодное  оружие и др.) или за-

купая там необходимые товары (огнестрельное оружие,

предметы роскоши), всегда платили пошлины.14

Таким образом, специальный анализ политико-

правового содержания документов, оформлявших дву-

сторонние отношения и его результаты, во-первых, не

подтверждают положения о присоединении Кабарды к

Российскому государству уже в середине XVI в., а, во-

вторых, не противоречат трактовке их взаимных отно-

шений в исследуемый период, как союзнических.

примечания

1 Дзамихов К. Ф. Адыги: Вехи  истории. Нальчик, 2008. 2 Bodin Jean. Les six livres de la Piepubligue. 1608; Гроций Гуго.

О праве войны и мира. М., 1957. Кн. 1. Гл. 3. 3 Ваттель Эммер де. Право народов. М., 1960. Кн. 1. Гл. 1,

12, 16.4 Преображенский А. А. Урал и Западная Сибирь в  конце XVI – 

начале XVIII в. М., 1972. С. 45.; Кочекаев Б. – А. Б. К вопросу при-

соединения Ногайской Орды к России // Известия АН Казахской ССР.

Серия общественных наук. 1969. № 6. С. 58, 59; Он же. Ногайско-

русские отношения в XV–XVIII вв. Алма-Ата, 1988. С. 97, 98;

Трепавлов В. В. Формирование системы отношений между центром

и национальными окраинами в России (XVI–XX века) // Россия в

XX веке: Проблемы национальных  отношений. М., 1999. С. 115–120;

Он же. «Под государевой высокою рукою»: Проблема российского

подданства кочевников в историографии и источниках // Россия

и мировая цивилизация. К 70-летию член-корреспондента РАН

А. Н. Сахарова. М., 2000. С. 398–412.

5 Устюгов В. В. Башкирское  восстание 1662–1664 гг. // Исто-

рические записки. М., 1947. Т. 24. С. 30. 6 Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т.1.

С. 51.7 Там же. Т. 2. С. 3

8 Ногмов Ш. Б. История адыхейского  народа. Нальчик: Эльбрус,

1994. С. 143. 9 Кабардино-русские  отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т.1.

С. 50–54. 10 Каппелер Андреас. Россия. Многонациональная империя

(возникновение, история, распад). М., 1996. С. 36. 11 Котошихин Г. О. Россия  в царствование Алексея Михайло-

вича. СПб., 1906. С. 27, 40. 12 Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 518.15

 Ж. Калмыков

К ВОпРОСу О ХАРАКТЕРЕ

КАБАРДИНО-РуССКИХ ОТНОшЕНИЙ

В XVI – пЕРВОЙ пОлОВИНЕ XVIII ВЕКА

Кабардино-русские отношения в XVI – XVIII вв. боль-

шинство историков-кавказоведов рассматривают как

военно-политическое содружество и взаимовыгодный

союз между Кабардой и Россией.

Во-первых, эти отношения в указанных хронологи-

ческих рамках, как мы знаем, представляют собой дли-

тельный исторический процесс, имеющий этапы с различ-

ными политико-событийными характеристиками. Одно

дело кабардино-русские отношения в XVI – первой по-

ловине XVIII в., другое дело – в годы Русско-Кавказской

войны, совсем иное – во второй половине XIX – начале

XX в.

Во-вторых, при всем желании историки не могут

дать сегодня гарантию полной объективности и полноты

освещения данной проблемы, так как они располагают

лишь российскими источниками. О том, что рассказы-

вают крымско-турецкие архивы, к нашему сожалению,

мы пока не знаем. Когда будет устранен этот недостаток,

сказать трудно.

В-третьих, кабардино-русские отношения в прошлом

не следует рассматривать исключительно с позиции се-

годняшних реалий, а будет более правильным, если это

делать в историческом контексте XVI – начала XX в.,

с учетом как внутренних условий каждой из сторон, так

и международных обстоятельств, без эмоций и велико-

державных амбиций.

Если при изучении кабардино-русских отношений

следовать принципам историзма, нетрудно будет заме-

тить, что в XVI в., а точнее в 1552–1557 гг. были заложены

лишь основы союзнических отношений на перспективу,

когда были определены общие интересы и взаимные обя-

зательства сторон. Совместная борьба против Крыма и

Турции оставалась приоритетной, а взаимная военная

помощь обязательным условием союза от Ивана Грозного 16

до Елизаветы Петровны. Но для историка является оче-

видным, что сложившиеся между Москвой и Кабардой

отношения нельзя трактовать как союз между двумя

однозначно равными сторонами.

Кабарда страдала больше от крымско-турецкой экс-

пансии, и она располагала для борьбы с ней меньшими воз-

можностями, чем Россия того времени. Последняя также

сильно страдала от набегов крымских татар и турок, но

для нее во второй половине XVI в. приоритетной внешне-

политической задачей стала война с Ливонским орденом.

Поэтому, кабардинцам удалось уговорить Ивана IV за-

ключить союз лишь с третьей попытки

1. Разумеется,

интересы Кабарды и России совпадали, и это послужило

основой для переговоров и соглашения. Но в этом союзе в

роли покровительствующей стороной выступала Россия,

тогда как Кабарда была в положении нуждающегося

в покровительстве (в защите). Поэтому на всех перего-

ворах между кабардинцами и русским царем речь шла

о том, чтобы последний заступился за них, защищал и

оберегал. При этом адыги (кабардинцы) просили царя,

чтобы «он взял к себе в холопи»2, что означало утвердить

их на царскую службу. Таким образом, русский царь

приобрел по отношению к кабардинцам статус сюзерена,

а сами кабардинские феодалы выступили в роли его под-

данных, обязанных только службой. В дипломатической

переписке XVI–XVIII вв. с обеих сторон при определении

статуса кабардинцев чаще всего употребляется термин

«подданство», хотя их отношения к престолу по своему

характеру больше соответствовали понятию «вассаль-