Шпаргалка по "Социологии"

Джордано Бруно (1548-1600). Впечатляющие глубокие результаты натурфилософия Возрождения получила в творчестве итальянского философа, ученого и поэта Джордано Бруно. За свои философские убеждения Бруно был сожжен на костре римской инквизицией. Раскаяние спасло бы ему жизнь, и привело бы к не столь тяжкому наказанию, но Бруно не отрекся ни от одной из своих идей. Бруно – плодовитый писатель. Важнейшие его произведения для истории философии – «О причине, начале и едином» и «О бесконечности, вселенной и мирах». Основным естественнонаучным источником натурфилософской доктрины Бруно стало гелиоцентрическая астрономия Коперника. Ее он прежде всего защищал – как подлинную физическую реальность – в своих многочисленных диспутах со сторонниками традиционной аристотелевско-схоластической системы мира. Бруно утверждает, что «природа есть Бог в вещах». Бог, в произведении Бруно, довольно редко напоминает о своем вездесущии, единство микро- и макрокосма истолковывается более натуралистически. «Все вещи находятся во вселенной и вселенная во всех вещах; мы – в ней, она – в нас».

Таким образом, природа в понимании Бруно фактически приобретает полную самостоятельность, а Бог мыслится как синоним ее единства. Важнейший результат такого отождествления – панпсихическое истолкование всего и всякого бытия. Последовательное натуралистико-пантеистическое мировоззрение Бруно привело его к радикальному пересмотру космологии. Бруно переосмыслил астрономическую систему Коперника. Солнце – не абсолютный, а только относительный центр универсума, именно нашего мира. Следовательно, не только наша Земля – «рядовая» планета солнечной системы, что вытекало уже из теории Коперника, но и само Солнце – лишь одна из бесчисленных звезд. Более того, творческая фантазия Бруно приводила его и к еще более смелому утверждению, что не только наше Солнце имеет сопутствующие ему планеты, но и звезды, как далекие Солнца, также имеют своих спутников – воззрение, подтвержденное астрономией только в XX столетии. Эти и другие астрономические идеи Бруно представляют пример плодотворного влияния философии на астрономию. Одновременно с этими достижениями происходят великие географические открытия, которые тоже приводит к пересмотру кардинальных положений традиционной картины мира. Для Ренессанса это было началом заката. Дело в том, что философию Раннего Возрождения отличает, как уже говорилось выше, ее ярко выраженный антропоцентризм. Возрожденческий человек впервые почувствовал те огромные возможности, которые заключались в его личности и в окружающей природе и которые раньше оставались неиспытанными, неизведанными. В глубине возрожденческой личности всколыхнулись небывалые земные желания и светские мысли, а окружающая природа засияла неописуемыми красками, богатейшим творчеством и силами, которые пленяли ум, заставляли трепетать сердце и звали к неизведанным наслаждениям. Но теперь оказалось, что весь этот личностный восторг был реален лишь до известной меры. Коперник и Бруно превратили землю в какую-то ничтожную песчинку Вселенной, а вместе с тем и человек оказался несравнимым, несоизмеримым с бесконечным темным и холодным пространством. Из властителя и художника природы возрожденец превратился в ее раба. (Однако это вовсе не означало конец культурного роста: многие поэты и философы восторгались масштабностью мироздания). В качестве попытки ответа на острейшие проблемы современной действительности возникают: учение Никколо Макиавелли и социальные утопии.

45 Цикличные и линейные модели развития культуры и цивилизации

ДИНАМИКА КУЛЬТУРЫ, срез или угол зрения, под которым рассматривается культура. Она описывает изменения или модификацию черт культуры во времени и пространстве. К Д.К. относятся средства, механизмы и процессы, которые описывают трансформацию культуры, ее изменение. Культура зарождается, распространяется, разрушается, сохраняется, с ней происходит множество всевозможных метаморфоз. Первокирпичиками Д.К. выступают культурные открытия и изобретения. В 30-х гг. Сорокин назвал свой четырехтомный труд об истории культуры с древнейших времен и о переходе от одной культурной системы к другой (или от одного культурного стиля к другому) «Социальная и культурная динамика». Широкое использование понятия Д.К. приходится на вторую половину XX в., когда в область научного исследования активно вторгаются проблемы развития, изменения и распространения культурных институтов, культурных конфликтов и инноваций, деградации, застоя и кризиса культуры, типологии культурного развития (линейно-поступательные, фазовые, циклич. и этапные, волновые, инверсионные, маятниковые и другие модели), дифференциации и диффузии культуры, взаимодействия разных культур. Специалисты говорят об интеграционной или дезинтеграционной, восходящей или нисходящей К. Д., об эволюционном или революционном характере ее изменений. Динамические процессы в культуре различают по месту и длительности. Так, крупномасштабными изменениями в культуре считают интервалы времени в 100—1000 лет (цивилизационные сдвиги), микромасштабными — периоды от 25—30 лет (время активной жизни в культуре одного поколения) до 100 лет), быстропроходящими — от одного месяца до нескольких лет (напр., сезонные изменения моды, жаргон молодежной культуры), они не способны закрепиться в глубоких пластах культурной жизни.

22 Особенности «восточной» культуры в её сопоставлении с «западной»
1. Основой письменной культуры Запада является алфавит - совокупность знаков, выражающих звуки. Для восточной культуры характерен иероглиф, фиксирующий значение.
Для Запада характерны атомарная система алфавитного письма, анализ как основной метод распознавания звуков и дальнейший синтез значений. Самостоятельное значение, семантическую нагрузку несут отдельные части слова: корень, суффикс, приставки и т. д. Они сообщают грамматический смысл целому - слову. За словом стоит понятие - форма мышления. Образное содержание предмета в понятии фактически отсутствует, редуцировано.
Европейские понятия, например, «человек» или «индивид» - воспринимается чисто атомарно. А вот японское понятие «НИНГЭН» (человек) означает и общественные отношения, которые устанавливаются между индивидами, и самого индивида.
2. Употребление синонимов в Западной культуре основано на понятийном содержании слов безотносительно к графической оболочке слова. Правда, в древнескандинавской поэзии широко применялся приём звуковой аллитерации
В восточной культуре разветвление смыслов строится по типу наглядного изображения. Здесь символ, метафора задаются графическими образными тождествами, характеризующимися иероглифическим символом. Сама оболочка понятия - не внешняя форма, а содержательная форма.
3. В Западной культуре языку отводится роль средства выражения, трансляции смысла. В восточной культуре иероглиф не просто передаёт смысл, а содержит его в себе. Иероглиф есть единство цели (понятия) и средства (изображения).
4. В западной культуре поэтому мыслится, возможно, несовпадение «цели» и «средств». В восточной - средства понимаются как развернувшееся содержание цели.
5. В западной культуре на этом основано различие цели и средств, различие, противоречие между техникой, технологией и ценностями, нравственностью, личностно-эмоциональным миром человека. В восточной культуре развитие техники, технологии и нравственности, ценностей - неразрывно. Отсюда особая роль, которая отводится сохранению природы.
6. В западной культуре наука направлена на преобразование природы, отсюда природа воспринимается как чуждая человеку сила. «Опыт» - метод науки нового времени, образован от слова «пытка». Человек «пытает» природу, добиваясь от неё насилием раскрытия тайн. В восточной культуре наука ищет тождества, единства природы и человека, природы и культуры.
7. Для европейской культуры «понять» - значит дать повторяющийся результат, то есть «воспроизвести». Отсюда мы имеем специфический мир порождённых нашей культурой превращенных форм - и не природных, и не социальных. Например, научный язык. Для восточной культуры «понять» - значит вжиться в этот мир, ощутить свою, человеческую, сопричастность этому природному миру. Поэтому мир культуры максимально приближен к природному. Пример - «Сад камней». Характерно стремление максимально сохранить природу, в большем объёме. Например, искусство создания букетов - икебана.

8. Для западной культуры характерен антропоцентризм, для восточной - природоцентризм. Человек - не центр, не точка отсчета, а элемент целостной системы «природа - культура».
9. Для западной культуры характерен «вещизм», «товарный фетишизм» - «покупать, покупать, покупать», инстинкт собственника. Для восточной - «минимизация» потребностей. Например, в убранстве традиционного японского дома.
10. Для Запада характерно признание безличностного, анонимного восприятия культуры: «все - потребители». Для восточной культуры характерен личностный характер формирования культуры: есть «Учитель». Это объясняется тем, что языковой перевод текста совпадает с передачей смысла: здесь не нужен посредник, толкователь, комментатор. В восточной культуре сохраняется ситуация, когда без комментариев перевод теряет часть содержания. Например, «Коран» имеет семь слоёв комментариев.
11. Внетекстовое молчание означает отсутствие смысла - в западной культуре. В восточной культуре - молчание есть способ постижения смысла.
12. В западной культуре цель науки - истина. Она имеет практическую отдачу. В восточной - цель знания - выработка ценностей, выходящих за рамки утилитарности.
13. В западной культуре познание и нравственность разделены. Основной вопрос науки: «истина - неистина». В восточной культуре познание - средство нравственного совершенствования. Основной вопрос - соотношение добра и зла.
14. В западной культуре постижение всеобщего, законов - основная цель. Единичное невыразимо непосредственно в языке, в науке. В восточной культуре основное внимание уделяется индивидуальности, единичному.
Например, европейская медицина хорошо справляется с эпидемиями, с массовыми заболеваниями, но пасует при лечении психических заболеваний, при контакте с конкретным человеком, восточная медицина - наоборот, более сильна при воздействии на индивидуум, скажем, путём иглоукалывания.
15. Отличается на Востоке и трактовка «гуманизма». Термин «гуманизм» был введён в Италии Колюччо Салютати и Леонардо Бруни. Они заимствовали его у Цицерона. В Китае Хань Юй вводит термин «ЖЭНЬ», отличая свой путь от пути до него. Но содержание этого термина («Пути») - иное. Конфуций проповедовал любовь к человеку, Хань Юй - любовь ко всему, к миру, понятому пантеистически и одухотворённо.
Таким образом, восточный гуманизм не был антропоцентричен. Чжан Мин-дао говорил: «Моя душа - то же, что и душа трав, деревьев, птиц, животных. Только человек рождается, приняв срединное Неба-Земли» . Таким образом, это своеобразное экологическое мировоззрение, «природоцентризм».

Конец формы

46 «Макиавеллизм» и христианская мораль

Никколо Макиавелли (1469 1527) Макиавелли был историк, писатель, общественный и государственный деятель Флоренции в период изгнания Медичи в 1498 г., вновь удаленный из Флоренции с появлением Медичи в 1512 г. Он прославился своим трактатом “Князь” (или “Монарх”, “Государь”), написанным в 1513—1515 гг. и напечатанным уже после смерти автора в 1532 г. Происходя из обедневшего дворянства, Макиавелли навсегда остался сторонником умеренного демократического и республиканского строя. Но свои демократические и республиканские взгляды Макиавелли проповедовал только для будущих времен. Что же касается тогдашнего фактического положения Италии, то ввиду ее раздробленности и хаотического состояния Макиавелли требовал установления жесточайшей государственной власти и беспощаднейшего правления этого деспотического государства для приведения Италии в упорядоченное состояние.

У Макиавелли не было ровно никаких религиозных и моральных иллюзий. Как позднее Гоббс, он базировался только на повсеместном и зверином эгоизме людей и на полицейском укрощении этого эгоизма любыми государственными средствами с допущением жестокости, вероломства, клятвопреступления, кровожадности, убийства, любых обманов, любой бесцеремонности. Идеалом Макиавелли был не кто иной, как развращеннейший и жесточайше настроенный в отношении всех людей вплоть до принципиального аморализма и нигилизма известный герцог Цезарь Борджиа, о зверствах которого мы уже имели случай упомянуть выше (с. 131). Вот до чего дошло возрожденческое свободомыслие! И тут уже каждый скажет, что перед нами самоотрицающе модифицированный Ренессанс. К. Маркс изображает оригинальность макиавеллизма, представляя его в виде политики, освобожденной решительно от всяких своих связей с моралью и религией (см. 2, 314).

Но это как раз и означает, что в учении Макиавелли Ренессанс сам отказывается от самого себя. Это действительно значит, что Макиавелли был “революционером”, но то была “революция” против возрожденческих религиозно-моралистических и эстетических ценностей (см. 75, 370—371). Мы не будем, однако, отождествлять самого Макиавелли с его “макиавеллизмом”. Он все-таки был патриотом своего народа, он мечтал об изгнании из Италии ее захватчиков и верил в справедливое будущее. Но предлагавшиеся им методы государственного правления являются жесточайшим и античеловеческим механицизмом, возникшим в виде полной противоположности эстетическим и свободомыслящим идеалам возрожденческой Италии. Государь Макиавелли формально тоже является возрожденческим титаном. “Макиавеллизм” все тот же возрожденческий титанизм; этот титанизм освобожден не только от христианской морали, но и от морали вообще, и даже от гуманизма.

Правда, вовсе не государство является у Макиавелли последней целью, и вовсе не этатизм является его последней идеологией. Последняя идеология для него — это единство народа и восстановление его родины. Поэтому “макиавеллизм” для самого Макиавелли был только разновидностью трагизма, в котором цели и средства оказывались в мучительном противоречии.

В качестве характеристики этой страшной трагедии итальянской титанической эстетики эпохи Ренессанса мы бы привели следующие высказывания Р. И. Хлодовского:

“В “Рассуждениях” человеческая личность в значительной мере уже утратила не только свою неоплатоническую “божественность”, но и в какой-то мере свою самоценность.

Индивидуум здесь нередко приносился в жертву “общественному благу”, отождествляемому, однако, не с “государственным интересом”, как это будет у идеологов контрреформации и абсолютизма, а с Родиной. Гуманистический индивидуализм трансформировался у Макиавелли не в этатизм, а в тот страстный и в основе своей гуманистический патриотизм, который резко выделял автора “Государя” и “Рассуждений” на фоне литературы Чинквеченто. Не абсолютистское государство, а Родина-народ стала у Макиавелли конечным критерием общественной и индивидуальной морали” (56, 28).

Подобного рода суждения о Макиавелли вносят существенную поправку в этатизм этого мыслителя. Действительно, идеалом для него, которому он был готов служить с начала до конца, является не абстрактное государство, но конкретный народ и любимая им родина. Тем не менее уже элементарная историческая справедливость заставляет нас признать, что для устроения своего народа и горячо любимой им родины Макиавелли был готов на любые ужасы абсолютистски-полицейского государства и на любые кошмары в обращении с отдельными личностями и группировками. Если угодно выставлять на первый план цели, преследуемые Макиавелли, то это действительно какой-то гуманизм, и Ренессанс присутствует здесь в полной мере. Но гуманизм Макиавелли основан не только на гуманных целях, но и на нечеловеческих средствах достижения этого человеческого идеала. Следовательно, гуманизм здесь уже вполне анти-возрожденческого типа. Поскольку этот гуманизм все же формулируется в виде цели, правильнее будет говорить не просто об анти-возрожденчестве Макиавелли, но, скорее, о модифицированном Ренессансе, правда ужасном и в подлинном смысле слова трагическом.

Уже самая личность Макиавелли обладает настолько страшными чертами, что заслуживает хотя бы краткого упоминания*. Ренессанс требовал всестороннего развития личности, и Макиавелли тоже был всесторонне развит. Но эта всесторонняя развитость доходила у него до полной беспринципности, всегда и всюду оставляла по себе самые неприятные чувства и сделала его откровенным циником, лишала его возможности иметь друзей и близких людей и открывала для него дорогу к разного рода безобразнейшим предприятиям. Ренессанс требовал от человеческой личности быть принципиальной, собранной в себе и артистически себя проявляющей. Когда мы знакомимся с материалами, относящимися к Макиавелли, мы вполне ощутительно воспринимаем этот его единый принцип. Он заключается в полной беспринципности, в озлобленном отношении к людям и не то чтобы просто эгоизме, но в такой абсолютизации своего Я, которая отталкивала от него всех, кто с ним жил и работал, и заставляла презирать его как человека и как работника в Синьории.

В своих сочинениях он сам достаточно нагло и цинично рассказывает о своем безобразном поведении. Это не просто разложение той человеческой личности, которую так высоко ставил Ренессанс и о воспитании которой так глубокомысленно заботился. Это полная противоположность возрожденческой личности. Это такой модифицированный Ренессанс, который уничтожает самую идею Ренессанса и при всей структурной общности возрожденческого и антивозрожденческого человека приводит возрожденческую личность Макиавелли к полному развалу и к ее самой настоящей гибели. После всего этого не будут удивительными для читателя те слова и выражения, которые мы сейчас приведем из “Князя” Макиавелли.