Человек и общество

Из  этого видно, что проблема внутренней свободы — отнюдь не узкая проблема, замкнутая сама в себе, ограниченная сугубо внутренним миром индивида и  не связанная с внешним миром  и человеческой практикой, как это  может показаться на первый взгляд.

Марксистское  понимание свободы нередко искажается его противниками, которые неправомерно сводят это понимание к известной  формуле «свобода — это познанная  необходимость», идущей от Спинозы, развитой Гегелем и употреблявшейся основоположниками  марксизма. Подвергая критике данную формулу, они считают, что если понятие  свободы связывать с познанием  необходимости, то человек, руководствующийся  этим пониманием, неизбежно попадает в подчинение необходимости, хотя и  осознанной, окажется обреченным на пассивность.

Однако  марксистское определение свободы, как было показано выше, отнюдь не ограничивается указанной формулой, поскольку она  фиксирует не самую суть свободного деяния, а лишь его предпосылку, условие («осознание необходимости»). К определяющим моментам марксистского понимания  сущности свободы относятся, во-первых, принцип практической деятельности, реализации познанной необходимости  и, во-вторых, принцип соответствия сделанного выбора внутренним убеждениям человека, его личным интересам.

Познание  внешней необходимости является одним из условий свободы, но далеко не всегда достаточным. Возможны ситуации, когда выбор, внешне кажущийся свободным (даже если он совершен на основе познания и учета объективной необходимости), на самом деле при ближайшем рассмотрении оказывается несвободным, так как  он был сделан скрепя сердце, то есть вопреки внутренним убеждениям человека, его совести, личным интересам. Действительно  свободный выбор — это выбор, содержание которого не есть нечто  внешнее и чуждое человеку, а соответствует  его внутренним желаниям.

Однако  внутренний мир человека не изолирован от внешнего, он формируется под  влиянием определенного социального  окружения, и побуждения человека в  конечном итоге обусловлены его  мировоззрением и интересами. Поэтому  при оценке того или иного выбора нужно учитывать социальную направленность этих побуждений, чему и кому объективно служат честность и искренность  — социальному прогрессу или  реакции.

Поскольку свобода индивида может служить  основой не только положительных  ценностей, но и всего того, что  связано с несправедливостью, беспринципностью, аморализмом, постольку сам факт свободного, самостоятельного выбора не может служить единственным принципом  моральной оценки поступка человека. Поэтому марксистское понимание  связывает проблему внутренней свободы, свободы выбора с объективным  содержанием тех ценностей (положительных  или отрицательных), которые выбирает человек, с оценкой социальной значимости и направленности его побуждений. Только на этой основе возможна правильная оценка поступков человека.

В противоположность  экзистенциалистскому пониманию свободы, которое проблему моральной ответственности  и долга сводит к ответственности  человека только по отношению к самому себе, к своим личным побуждениям, марксистское понимание исходит  из того, что при оценке того или  иного выбора необходимо учитывать  степень ответственности человека не только перед самим собой, но и  перед обществом, человечеством. Чувство  социальной ответственности должно пронизывать все проявления человеческой свободы. Анархистско-безответственная, ничем не мотивированная «свобода»  — это уже не свобода в подлинном  смысле этого слова. Равным образом  субъективистская ориентация индивида лишь на ответственность перед самим  собой, своими личными побуждениями также еще не ведет к подлинной  свободе. Последняя возможна при  условии нравственной ответственности  и морального долга индивида по отношению  к обществу, ибо моральной мерой  свободы является социальная ответственность.

Лишь  в рамках практической деятельности, освобожденной от частнособственнических пут, открывается возможность для  реализации истинной сущности человека, его сущностных сил, его свободы. Путь к свободе личности — это  путь всестороннего развития его  духовных и физических способностей.

3. О смысле жизни

Вопрос  о смысле жизни человека теснейшим  образом связан с пониманием специфики  человека как родового существа, его  природы и сущности.

Человеческий  род, понимаемый как исторически  сменяющие друг друга поколения  людей, обладает определенными специфическими чертами, которые качественно отличают его от других «сообществ» (например, обезьяньих стад, муравьев, пчел и т. п. ). К общечеловеческим, родовым  качествам относится стремление к познанию, прекрасному, творческой деятельности и всестороннему развитию, наличие некоторых общечеловеческих норм морали (так называемых простых  норм нравственности и справедливости) и т. д. Однако из этого не следует, что существует некая вечная, неизменная человеческая природа, на которую можно  было бы опереться в определении  смысла жизни. Наоборот, вся история  свидетельствует о беспрерывном изменении природы человека.

Будучи  индивидуальной формой проявления человеческого  рода, отдельный человек не может  осознавать смысл своей жизни  без осознания себя в качестве личности. Осознание же своей личности происходит не по наитию и не даруется «свыше», а лишь в результате сравнения себя с себе подобными. Сама постановка человеком вопроса о смысле жизни возможна лишь тогда, когда в нем пробуждается осознание своего «я», чувство человеческого достоинства, когда он начинает задумываться над проблемой объективной значимости своей жизни.

В каждую историческую эпоху перед обществом  встают определенные задачи, решение  которых непосредственным образом  влияет на понимание человеком смысла своей жизни. Поскольку изменялись материальные условия жизни людей, их социальные и культурные запросы, классовая структура общества, постольку  изменялись и представления людей  о смысле жизни. И все же нередко  предпринимались попытки определить некий вечный смысл жизни, однозначный  для всех людей и для всех времен. Помимо традиционно-религиозного представления («готовить себя к потусторонней  жизни») выдвигались толкования смысла жизни с позиций абстрактной  добродетели («служить истине, добру»), максимального удовлетворения биологических  потребностей человека («стремиться  к наслаждениям»), экзистенциально-пессимистических («человек рождается для страданий  и смерти») и т. д.

Однако  понятие смысла жизни не есть нечто  заранее уготованное человеку силами, стоящими над человеком и миром, как это считают философы объективно-идеалистического толка и богословы. Творцом смысла жизни является сам человек. Но это  не значит, что он формирует этот смысл по своему произволу, следуя лишь сугубо индивидуальным интересам или  бессознательным инстинктам, внутренней интуиции и т. п. , как это считают  представители субъективного идеализма.

Попытки определить формулу, пригодную для  всех людей во все исторические эпохи, то есть некую «вечную формулу» смысла жизни, с самого начала были обречены на неудачу, ибо в различные исторические эпохи смысл жизни каждый раз  выявляется по-новому и во многом зависит  от мировоззренческой ориентации индивида. По мере развития человечества смысл  жизни всегда означает нечто новое  и другое, однако это не значит, что  в каждую эпоху он совершенно новый  и совершенно другой. В понимании  смысла жизни, его наиболее общих  принципов существует некоторая  преемственность, вытекающая из определенной преемственности в развитии культуры человечества.

История классовых обществ показывает, что  представители различных классов  понимали смысл своей жизни по-разному, в соответствии с потребностями  и целями, обусловленными их общественным положением. В обществах, построенных  на принципах частной собственности, для господствующих классов характерны индивидуалистические, эгоистические  и потребительские представления  о смысле жизни. «Самоутверждение»  личности в условиях противоборства частных интересов осуществляется прежде всего путем обладания  деньгами, вещами и т. п. Идея универсального духовного развития человека, поиски великих гуманистических идеалов  и целей вытесняются гонкой приобретательства, повседневно рекламируемой идеей, будто назначение человека — быть потребительским существом. Противоречие между технической оснащенностью, материальным достатком и отсутствием  высоких идеалов в определенных условиях порождает дисгармонию  духа, апатию, пессимистические умонастроения  относительно смысла человеческого  существования.

Вместе  с тем история и современная  общественная практика богаты примерами  такого понимания смысла жизни, когда  люди не приспособляются пассивно к  стихийным закономерностям общественного  развития, а видят смысл своей  жизни в том, чтобы изменить существующее положение в соответствии с идеалами, обеспечивающими им наиболее полноценную и содержательную жизнь. Лишь в рамках деятельности, освобожденной от различных форм духовного одурманивания, открывается возможность для подлинного самоутверждения человека, реализации его творческих сил, а значит, и для обретения подлинного смысла жизни. «Смысл жизни,— писал А. М. Горький,— вижу в творчестве, а творчество самодовлеет и безгранично».

Следует, однако, сказать, что ни труд сам  по себе, ни занятия на досуге сами по себе не достаточны, чтобы придать  жизни человека смысл, если в основе его деятельности не лежат принципы передовой морали, если он не воодушевлен  общественно значимыми идеалами.

Из  сказанного выше можно сделать вывод, что правильное понимание смысла жизни складывается тогда, когда  человек способен различать подлинные  и ложные ценности, сознает бесплодность позиций индивидуализма, бессмысленность  жизни лишь для самого себя, то есть тогда, когда стремление добиться личных успехов идет в русле общественных интересов, а личное счастье обретается в процессе деятельности на общее  благо. Наиболее глубокий смысл жизни  человека в том, чтобы всесторонне  развивать свои способности, реализуя их в деятельности на благо людей. Именно такая деятельность получает признание со стороны общества, коллектива и в то же время приносит человеку глубокое удовлетворение и личное счастье.

Но  какой смысл имеет жизнь человека, если он знает, что он смертен? По мнению некоторых людей, все стремления к общему благу, борьба за лучшее будущее, развитие науки, полеты в космос —  все это оказывается ничтожным  перед «загадкой смерти». Подчас от верующих можно услышать, будто  атеисты в вопросе о смысле жизни уходят от теоретического осмысления проблемы смертности человека, дают человеку «камень вместо хлеба», и что только религия может ответить на этот вопрос, ибо она срывает покров фальши и ставит нас лицом к лицу с  неприкрытой реальностью — неизбежностью  смерти в земной жизни и необходимостью веры в бессмертие души.

Религиозное миропонимание, используя естественное стремление человека к самосохранению и учитывая существование психологического барьера страха смерти, выступает  с претензией на преодоление этого  барьера путем указания на возможность  воскресения и бессмертия. В действительности же это иллюзорная попытка решения  проблемы.

Проблема  смертности, конечно, важная, но ее обсуждение необходимо увязывать с жизнью. Жизнь  и смерть отрицают друг друга, но не абсолютно, ибо смерть является необходимым  моментом и закономерным результатом  жизнедеятельности организма. «. . . Отрицание жизни,— писал Ф. Энгельс,—  по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым  результатом, заключающимся в ней  постоянно в зародыше,— смертью».

Осознание того, что человек живет только один раз, что смерть неизбежна, в  известной мере стимулирует активность человека, постоянно возвращает его  к вопросу о смысле жизни, о  возможностях и способах осуществления  своих способностей, своего призвания, о своей роли в усилиях людей  построить жизнь, счастливую для  всех. Определенные границы жизни  человека заставляют его действовать, принимать решения уже сейчас, а не откладывать свои решения  и действия до бесконечности или  попусту растрачивать свои силы.

Однако  человек действует отнюдь не потому, что предвидит неизбежную смерть. Движущая сила человеческих поступков  коренится прежде всего в необходимости  удовлетворять свои насущные потребности. Поэтому, хотя человек должен помнить  о своей смертности, отсюда вовсе  не следует, что перед лицом смерти жизнь его не имеет смысла. История  развития человечества опровергает  эту, по сути дела, патологическую точку  зрения. Ведь мудрость человека не в  том, чтобы быть во власти мыслей о  смерти, а в размышлениях о жизни. Эпикур утверждал, что смерть для  человека — ничто, «так как когда  мы существуем, смерть еще не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда  мы не существуем», то есть когда мы живем — смерти нет, а когда  она пришла — нас уже нет.

Эту же мысль высказывал и Л. Н. Толстой  в ответ на вопрос, боится ли он смерти: человеческая жизнь — это сознание, пока у меня будет сознание, я  не умру, а когда у меня сознания не будет, мне тогда будет все  равно. Из этого, однако, не вытекает, что  Толстой был безразличен к  вопросу о том, что будет «потом». Все его творчество проникнуто мучительными раздумьями о жизни и смерти, добре  и зле, о проблемах религии. Вопросы  о смысле жизни и смерти— одна из важнейших тем его художественных и публицистических произведений, записей  в дневниках. Решение этих вопросов отражало внутреннюю противоречивость мировоззрения Толстого. Известно, что он подверг резкой критике  богословие православной церкви. И  в то же время пытался создать  свою религиозно-этическую концепцию, усматривая назначение человека в нравственном самосовершенствовании. Интересны  высказывания Толстого, направленные против религиозных утверждений  о «бессмертии души»: «Мы говорим  о жизни души после смерти. Но если душа будет жить после смерти, то она должна была жить и до жизни. Однобокая вечность есть бессмыслица». Отрицая «бессмертие души». Толстой  верил в «бессмертие духа», но уже лишенного таких личностных качеств, как сознание, индивидуальность, «я».