Глобальные проблемы человечества

Генетические и структурные причины возникновения глобальных проблем.

Вовлечение разделенного по цивилизационным  признакам человечества в пространство и динамические циклы жизни западной цивилизации должно быть воспринято в амбивалентных терминах. С одной стороны, культурное (в широком смысле) воздействие Запада на иные цивилизации, предоставило им ряд несомненных социальных преимуществ и породило немало позитивных результатов; с другой стороны, социокультурный опыт западной цивилизации, как и всякой цивилизации вообще, пересаженный на иноцивилизационную почву, часто приводил и продолжает приводить к чудовищным последствиям. И  глобальные проблемы здесь являются наилучшей иллюстрацией, поскольку большая часть из них возникла и оформилась в ходе роста и развития западной цивилизации модерна. Последняя нередко квалифицируется как техногенная, в силу того, что её цивилизационная природа разительно отличается от аграрной (земледельческой) цивилизации, каковой она – вместе с иными цивилизациями – и была до 1500 года. 

В этом отношении необходимо затронуть  вопросы: о генетических причинах возникновения глобальных проблем, увязав их непосредственно с социокультурной динамикой западной цивилизации после 1500 года; о структурных причинах генезиса глобальных проблем, располагающихся в духовном ядре цивилизации и пронизывающих всё её здание. Иначе говоря, мной предлагается взгляд на зарождение и развитие глобальной проблематики, исходя из реконструкции локального процесса, который со временем переходит на региональный и глобальный уровни. Причем, если генетические причины, условно говоря, лежат на поверхности (они доступны для фиксации средствами большинства социальных наук), то структурные образуют скрытую сеть установок сознания, лишь отчасти воплощенных в цивилизационных институтах, политических и хозяйственных формах, а также образе жизни цивилизационной массы[1,с.63]( Лебон Г. Психология народов//  Лебон Г. Психология масс. – Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2000.-320 с) Важно понять, что структурные причины хотя и имеют непрямое действие, но проявляются в виде реальных кризисных процессов или социального регресса. Кроме того, именно они выступают в роли социоисторических тенденций, способных регенерировать ту или иную проблему в новых условиях. Например, ту же мальтузианскую проблему, вновь возникшую в контексте ХХI века.

Итак, рассмотрение генетических причин требует признать, что Запад в первой фазе модерна (1492 - 1640) осуществил:

  - разнонаправленную географическую экспансию, завершившуюся объединением (лучше сказать: стягиванием) мирового пространства вокруг возникших метрополий и их интересов[2,с 21-24]( Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV – XVIII в.в. – М.: Прогресс, 1992. – Том 3. Время мира.)

  - во многом спонтанную демографическую  экспансию, выразившуюся в переселении  неинституционализированных и маргинальных  социальных элементов Европы  на иные континенты;

  - поначалу стихийную, затем  управляемую экономическую экспансию,  повлиявшую на формирование капитализма  как «суммы привычек, способов, ухищрений,  достижений» (Ф.Бродель), на институциональном  уровне представленную не только  «рынком», но также биржами и различными формами кредита и т.д.;

  - геополитическую экспансию,  выразившуюся в захвате (аннексии) и освоении новых территорий  для обеспечения собственного  экономического процветания и  политического доминирования. 

Все эти действия имели технологическую  поддержку. Ф.Бродель считал, что изобретение артиллерии (1420), книгопечатания (1458 – 1459) и начало океанических плаваний (1430) явились теми тремя техническими революциями, которые предопределили наступившую «асимметрию» мира[3,с410]( Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV – XVIII в.в. – М.: Прогресс, 1986. – Том 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное.) В свою очередь У.Мак-Нил, указавший на то, что порох, книгопечатание и компас – суть заимствованные Западом у Китая артефакты[4,с.32]( Мак-Нил У. Меняющийся образ мировой истории// Альманах «Время мира». – Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 2001. – Вып. 2. Структуры истории. ) построил свою аргументацию в этом вопросе на принципе коммерциализации войны. «Коммерциализация организованного применения насилия», т.е. влияние рыночных факторов на производство и сбыт вооружений, формирование и оснащение государственных и наемных армий (флота), стала отличительной чертой наступившей эпохи. Более того, период 1500 – 1900 г.г., по У.Мак-Нилу, характеризует уникальность Европы в сфере активного взаимодействия европейских государств, квазигосударств и частных предпринимателей, которые породили гибкие формулы реагирования на новые «вызовы», как они несколькими столетиями спустя породили «гонку вооружений» (!)[5,с.101] (Мак-Нил У. В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в IX – XX веках. – М.: Изд. дом «Территория будущего», 2008.) Общий вывод американского историка ещё более откровенен: «согласившись, хоть скрепя сердце (при противодействии католической церкви и консервативно настроенных кругов ростовщичеству и коммерции внутри Европы – Д.М.), с принципом индивидуальной погони за прибылью, западноевропейские страны обеспечили себе господство над остальным миром».

Итогом этих социокультурных метаморфоз можно считать принципиально  новую, хотя и не устойчивую, конфигурацию мировых цивилизаций, в которой  Запад недвусмысленно обозначил  свои претензии на лидерство.

Следующая, вторая фаза модерна (1640 - 1914), которая усилила и закрепила ранее достигнутое преимущество в «осевании» (структурировании) истории, характеризуется созданием:

  - разветвленной колониальной системы, смысл которой в жесткой и безальтернативной эксплуатации ранее открытых территорий и туземного населения;

  - механизма принуждения (формы поддержания внутреннего порядка и государственной интервенции силами армии, полиции, фискальными органами), действующего в унисон с капитализмом, устанавливающим сферу эксплуатации и её границы;

  - определенного экономического порядка (иерархии способов производства, на вершине которой располагается капитализм, стремящийся к господству) и соответствующего такой системе – международного разделения труда;

  - финансовой инфраструктуры, способной расширяться и контролировать общую торговую конъюнктуру, отдельные национальные продукты и бюджет;

  - специфических «бизнес-циклов», возникших на основе индустриального прорыва (железнодорожные магистрали, океаническое судоходство, телеграф и т.п.);

  - политико-правовых механизмов, узаконивавших доминирование государств, входящих в западную цивилизацию или её цивилизационную орбиту.

Разумеется, осуществление этих мероприятий  опиралось на весьма определенные основания  и востребовало те ресурсы, которые  были в состоянии обеспечить полноценный и долговременный успех западному сообществу. Формально, в рассматриваемый период, происходят научная и промышленная революции, благодаря которым Запад резко уходит вперед в экономическом, социальном и культурном планах. Конечно, прядильная машина С.Кромптона (1780), паровая машина Дж.Уатта (1785), железная дорога (1814), пароход Фултона (1819), паровой трамвай в Лондоне (1830), электромотор (1834), телеграф (1954), телефон (1860) и т.д., являются фактами, иллюстрирующими радикальный процесс социокультурных изменений. Прежде всего – в сфере производства и экономики, затем в социальной и собственно культурной сфере.

«Скачок» западной цивилизации  из общества аграрного типа к стадии ранней и зрелой индустриализации сопровождался  жесткой конкуренцией за право быть лидером (ядром) цивилизационного космоса. Сам этот процесс определялся установками протестантской (кальвинистской) этики, либеральными императивами, формализованными в теории общественного договора и конституциях ведущих государств того времени (США, Франция, Великобритания). Внутренняя борьба в западной цивилизации достигла своего апогея при столкновении интересов Германии (как одного из лидеров Запада) и России (как самостоятельной цивилизации, вставшей на путь частичной модернизации и вестернизации в эпоху Александра II) в 1914 – 1918 г.г. В первой мировой войне, хотя и были победители и побежденные, всё же интрига вокруг доминирования Запада приобрела новый вид: с появлением СССР и стран соцсодружества наступает новая, биполярная фаза в развитии мировой истории (1917 – 1991). Она распадается на два этапа – до второй мировой войны и послевоенный период, отмеченный конкурентной борьбой двух систем – капиталистической и социалистической[6,с.160]( Тойнби А.Дж. Мир и Запад// Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. Сборник. – М.: «Прогресс – Культура»; СПб.: Ювента, 1995 - 480 с) . Эту борьбу за глобальное лидерство СССР и соцлагерь проиграл, о чём свидетельствует факт крушения советской цивилизации и распад всей системы социализма.

Тем не менее, технический, социально-экономический  и культурный подъем послевоенного  СССР заставил западную цивилизацию  значительно консолидироваться. Для  этого была выработана: 1) политика сдерживания (Дж.Кеннан) глобальной советской экспансии[  с.339-343]( Люкс Л. История России и Советского Союза: от Ленина до Ельцина. – М.: РОССПЭН, 2009. - 527 с; 2) наступательная политика, направленная на «разрушение идейно-психологического иммунитета населения» Советского Союза как контр-агента Запада в глобальной игре[  с.121]( Зиновьев А.А. Распутье// Зиновьев А.А. Несостоявшийся проект: Распутье. Русская трагедия. – М.: АСТ; АСТ Москва, 2009.-542 с) Действительно, последовательная внутренняя и внешняя политика И.Сталина резко сократила «охотничью зону» западной цивилизации (А.А.Зиновьев). Поэтому были предприняты беспрецедентные меры по разрушению всей социалистической системы, на которую сейчас, во многом незаслуженно, возлагается историческая вина за 2-ю мировую войну и другие катаклизмы. В этой связи полезно вспомнить о Резолюции Конгресса США от 17 июля 1949 года, впоследствии ставшей законом P.L. 86 – 90 «О порабощенных нациях». Здесь ставилась недвусмысленная цель: освободить жертвы «империалистической политики коммунистической России, приведшей с помощью прямой и косвенной агрессии, начиная с 1918 года, к созданию огромной империи, представляющей прямую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех народов мира» [  с.195. ]( Нарочницкая Н.А. Великие войны ХХ столетия. За что и с кем мы воевали. – М.: Айрис-Пресс, 2007.- 248 с)

Суть слов Резолюции станет понятной, если перейти к нынешней фазе истории человечества и его поводыря – Запада (1991 г. – настоящее время). В основополагающем документе США как ядра западной цивилизации («Стратегия национальной безопасности США в XXI ст.»), в которой затронуты и внутренние, и мировые дела, говориться о предотвращении появления страны или группы стран, способных противостоять США в глобальном масштабе, а также противников, способных доминировать в ключевых регионах мира. Иначе говоря, после целенаправленного разрушения СССР, США оставляют за собой право (хотя это – прямая компетенция ООН!) определять взаимоотношения между государствами и народами. В терминах философии истории – задавать структуру, внутреннюю интригу и направленность исторического процесса.

При этом сам собой возникает  вопрос о том, почему данную функцию  должна выполнять западная цивилизация, ведь на её историческом счету практически  весь объем глобальных проблем: от тотальной  милитаризации мира – до явно выраженного негативного «экологического следа»?

Для понимания контурно намеченной пятисотлетней трансформации истории, т.е. перекомпоновкой её структуры  вокруг «оси», заданной западной цивилизацией, необходимы содержательные средства. В них действительно нет недостатка, поскольку ранее предлагались различные подходы – социологические (Э.Дюркгейм, Ф.Тёнис, М.Вебер, Н.Элиас, Т.Парсонс), культурологические (Ф.Ницше, Х.Ортега-и-Гассет), социально-психологические (Г.Лебон, К.-Г.Юнг, С.Московичи, Э.Фромм), экономические (К.Маркс, В.Зомбарт, Л.фон Мизес, К.Поланьи, Э.Хобсбаум) и философские (К.Леонтьев, Н.Бердяев, В.Дильтей, М.Хайдеггер, К.Ясперс, Ю.Хабермас). В большинстве своём они весьма ценны, но вопрос о порождающей и генерирующей именно такое положение дел «матрице», остается открытым. Дело в том, что именно в этот период западная цивилизация меняет базисный для себя текст (христианский – на гуманистический, протестантский, затем просвещенческий, наконец, сциентистский), тем самым «взрывая» собственный социокультурный код; она несколько раз меняет своего лидера (М.Лютер, Ж.Кальвин, Людовик XIV, император Наполеон, королева Виктория, император Бисмарк, Гитлер); переформатирует и изменет форму и содержание своих базисных цивилизационных институтов – церкви, семьи, школы, искусства, а также вводит в обиход новый, инновационно-познавательный институт – науку; выводит на иной уровень функционирования экономические и политические институты; наконец, создаёт принципиально новый тип человека – «западоида» (А.А.Зиновьев), с нетрадиционным образом мышления и действия, т.е., отношения к жизни.

К объяснению столь резкого исторического  рывка Запада и «родившихся» в  связи с ним глобальных проблем  целесообразно привлечь общую гипотезу социальной психологии, которая даёт ключ к пониманию моделей поведения «западоида», проясняет структуру его потребностей и ценностных ориентаций. Речь идёт о теории социальных институтов А.Гелена – Х.Шельски, и теории архетипов К.Г.Юнга, приоткрывающей особенности институциональной деятельности и ментальных пластов сознания представителей различных народов и культур. Архетип (греч. άρχη – начало, исток; и τυπως – вид, образец) выступает тем базисным сценарием социального поведения, который скрыто мотивирует и направляет энергию человеческих коллективов в определенное смысловое русло. Архетип, как правило, неподотчетен разуму, и, несмотря на свою смысловую парадоксальность, может образовывать устойчивый альянс с инстинктами и сознанием людей.  Согласно Юнгу, в архетипическую структуру обществ могут входить разнообразные имперсональные символы, напр., такие как «тело», «тень», «Дао», «пещера», «учитель» и т.д. Но это положение нуждается в корректировке, прежде всего в направлении выявления в коллективном бессознательном скрытых персональных архетипических сюжетов. По большому счету оба типа символов организуют массовое сознание, создавая для него не только координатно-смысловое поле деятельности, но задавая некоторые инвариантные (лат. invariant – неизменный) сценарии или схемы поведения. 

Ниже, в рамках темы 4, мы подробнее обрисуем всю архетипическую структуру сознания представителей западной цивилизации. Здесь же укажем на то, что определенному этапу исторического развития всякого общества, за исключением, пожалуй, традиционных, соответствует превалирующий архетип. Так, периоду модерна коррелятивен персонифицированный архетип Фауста; периоду постмодерна – архетипы Эдипа и Нарцисса.

В этой связи мы обратимся к идеям  О.Шпенглера, а именно, к его пониманию  «прасимвола» той культуры (цивилизации), которую он назвал «фаустовской». Для неё «бесконечное пространство есть идеал, непрестанно взыскуемый западной душой в окружающем её мире» [  с.338]9 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. – М.: Мысль, 1993. – Т.1. Гештальт и действительность.). Далее О.Шпенглер даёт его, прасимвола, философско-историческое толкование: «фаустовская культура была в сильнейшей степени направлена на расширение, будь то политического, хозяйственного или духовного характера; она преодолевала все географически-материальные преграды; она стремилась без какой-либо практической цели, лишь ради самого символа, достичь Северного и Южного полюсов; наконец, она превратила земную поверхность в одну колониальную область и хозяйственную систему. То, чего от Мейстера Экхарта до Канта взыскали все мыслители – подчинить мир, «как явление», властным притязаниям познающего Я, – то же от Оттона Великого до Наполеона делали все вожди. Безграничное было исконной целью их честолюбия: мировая монархия великих Салических императоров и Штауфенов, планы Григория VII и Иннокентия III, империя испанских Габсбургов, «в которой не заходило солнце», и тот самый империализм, из-за которого сегодня (строки написаны в мае 1918 года – Д.М.) ведется далеко не законченная мировая война». И далее: «Зрелища, вроде переселения в Америку – каждый сам по себе, на свой страх и риск и с глубокой потребностью остаться одному, – испанских конкистадоров, потока калифорнийских золотоискателей, неукротимого желания свободы, одиночества, безмерной самостоятельности, гигантское отрицание так или иначе ограниченного чувства родины – всё это есть нечто исключительно фаустовское. Такого не знает ни одна культура...». Другими словами, в архетипе «фаустовской души» фиксируется интенция на глобальное господство, на покорение с последующим заполнением мирового пространства западными институтами и ценностями (военные контингенты, биржы, банки, капиталы, артефакты культуры и образ жизни и т.д.).