Проблема сознания в философии

Таким образом, история развития идей З. Фрейда показала взаимосвязь  духа человека и его бытия. Исследования такой глубины сферы как бессознательное  так или иначе обернулись идеями реформации общества. Однако сфера  бессознательного является не только источником  неосознанных влечений, порывов человека. Со сферой бессознательного связана реализация и прекрасного, великого свойства человека – творчества.

Подведем итоги. Во – первых, философы не изобретали то или иное понимание сознания: они воспроизводили реальную для определенной эпохи  структуру человеческой духовности и реальное место сознания в ней. Во – вторых, структура духовного  опыта во все времена была тесно  связана со спецификой мировоззрения  эпохи. Поэтому в зависимости  от того, какое мировоззрение было господствующим – космоцентристское, теоцентристское, антропоцентристское, социоцентристское – менялось и  понимание сознания. В - третьих, деформация внутреннего опыта людей имела  устойчивую тенденцию к «снижению» уровня духовности.

И если во времена Плотина  Бл. Августина в структуре внутреннего  опыта приоритетным был уровень  Божественной простоты, то в Новое  время говорить о нем считалось  неприличным. «Бог умер», а «высший  уровень духовного опыта истощился. Сознание стало претендовать на то, чтобы не быть не функцией а реальностью, причем самой очевидной и достоверной. С развитием буржуазных отношений  в структуре внутреннего опыта  стали доминировать материальные интересы, и сознание стало не чем иным, как сознанием этих интересов. И, наконец, с усилением процессов  эгалитаризации (фр. Egalite - равенство) и  либерализации (лат. liberalis – свободный), а соответственно, с уменьшением  контролирующего влияния общества на жизнь человека, в структуре духовного опыта стало доминировать бессознательное «Оно». Сознание превратилось в его служанку, оправдывая и обосновывая права инстинктов на господство. Менялись люди, их бытие, и вместе с ними изменялись механизмы формирования их сознания, его содержание.

Конец ХХ века знаменуется  тем, что человечество вновь, как  и во времена Парменида, сознало  «безопорность» своего существования. Все «базовые опоры» - Бог, разум, социальность и т.д. – разрушены, что породило попытку искать основания бытия  и сознания в общении людей, в  их коммуникации. Но к концу ХХ века стало ясно, что коммуникативные  цепочки разорваны, связь поколений, межпоколенное общение уничтожены; осталось какое – то неопределенное пространство, заполненное информацией, сообщениями, которые бродят по каналам  коммуникации, не зная ни точного адресата, ни источника. Сознание «встраивается» в этот информационный поток, ловит  информацию, пересказывает ее на языке  современников, не понимая и не зная, кто, кому и с какой целью ее передал. Так толкуют сознание философы постмодерна, а литераторы этого  направления демонстрируют такое  сознание в своих произведениях: в них имена и даты стерты, стили  и времена смешаны, текст представляет коллаж из анонимных цитат. Современные постмодернистские философы, писатели, эстеты толкуют сознание как поток речепроизводства и текстопроизводства, назначение которого состоит в том, чтобы случайные сигналы и послания ниоткуда выразить в языке и передать неизвестно куда и кому. Сознание отпускается  в свободный полет по информационному пространству, а его содержание начинает напоминать шизофренический бред. В ситуации ожидания случайной информации сознание отвыкает трудиться над созданием личности, перестает быть направленным на восприятие внутренних переживаний человека. Оно больше не «всматривается» в бездну духовного опыта личности, не включается в личную работу разрешения открытых им в этой бездне противоречий. Его главным состоянием становится «праздность души».

Конечно, нужно учитывать, что такое понимание сознания, созданное в ХХ веке философствующей  и эстетствующей элитой, отражает только тенденции в духовной культуре общества. Каждый конкретный индивид  приобщается к этой тенденции  по – своему, в разной степени. Люди потенциально (т.е. в возможности) являются свободными участниками своего духовного  становления и созревания, что  предполагает самостоятельную работу ума и души каждого. Но работа эта  очень трудная, а потому не все  ее выдерживают и на нее соглашаются. Тогда сознание начинает «работать» по облегченному варианту: оно или  подчиняется власти бессознательных  сил, не пытаясь их прояснить, или  направляется свое внимание вовне, не задерживаясь внутри личного духовного  опыта с его сомнениями и противоречиями.

По аналогии с первой группой  интересов можно определить специфику  других форм общественного сознания, их содержание. Так, вторая группа интересов  находит свое выражение в такой  форме общественного сознания, как  политическое и правовое сознание. Третья группа интересов реализуется  в нравственном сознании. Четвертая  послужила основой формирования эстетического сознания. Пятая нашла  свое воплощение в религиозном сознании. И, наконец, шестая группа интересов  обусловила возникновение философии  как формы общественного сознания.

Можно сказать, что многообразие форм общественного сознания связана, во – первых, с тем, какую роль играет та или иная сторона действительности в жизнедеятельности человека, а, во – вторых, с характером и направленностью  интересов, выражающих зависимость  удовлетворения потребностей от этих сфер объективной действительности. Все формы общественного сознания взаимосвязаны друг с другом. Все  они представляют собой только различные  аспекты сознания единой объективной  действительности. Но отражая различные ее стороны, они сохраняют свою относительную самостоятельность.

3 Противоречивое единство языка и мышления.

Мышление – форма практического  и теоретического освоения (познания) действительности. Язык – знаковая система (система слов), служащая средством  мышления, выражения вовне его  мышления, а также средством человеческого  общения на самых различных уровнях. Это мышление отдельного человека, хранение и передача информации от поколения к поколению. Язык тесно  связан с сознанием, является его  смысловым организующим каркасом.

Сознание одного человека становится действительным, понятным для другого через речевые  высказывания, текст, через некоторую  словесную коммуникацию. Однако, надо отметить и роль внесловесных форм общения. Это, прежде всего, эмоциональные  оттенки речи, жестикуляция, позволяющие  участникам общения распознавать, угадывать  нечто, стоящее за словом, выражающее эмоции. Так самое простое обращение  «Здравствуйте» имеет сотни, а, может, быть и тысячи эмоциональных оттенков от холодно - вежливого до влюблено – восторженного. К несловесным  способам коммуникации относится и  непосредственное действие как наглядный  образец. Самые элементарные способы  обращения с ложкой, вилкой, ножом  гораздо легче показать, нежели объяснить  при помощи слова. Огромная роль внесловесной коммуникации характерна для выразительных  средств искусства, ибо музыка, пение, скульптура, живопись передают нечто  такое, что полностью словесно не формулируется. Проблема сознания и  языка имеет непосредственное отношение  к вопросу создания искусственного интеллекта. Компьютерные технологии открывают необозримые возможности  не только хранения, но переработки, накапливания, коррекции информации. Если старинные  способы трансляции информации –  книга, картина, фильм представляют знание в статике, то компьютерные технологии позволяют создать новый, динамический способ хранения передачи информации. Однако указанное выше присутствие  в сознании несловесного знания (его называют еще неявным знанием) ставит определенные границы полного воссоздания человеческого сознания на основе компьютерной техники. Даже в аспекте обучения компьютерные технологии ограничены в своих возможностях. Мастерство, ремесла, умения не формализуются, не могут быть представлены в знаковой форме, и потому создание искусственного интеллекта (что тождественно созданию искусственного человека) и по сей день остается великой тайной и для науки, и для философии.  

Известно, что мы исходим  чаще всего в своей жизни из представления о сознании как  некоей уже существующей «норме». И  если эта норма нарушена (в процессе ли социализации, в результате болезни  и пр.), то пытаемся ее «выровнить»   или восстановить путем воспитания, правового или медицинского вмешательства, критики и т.д. Однако, хотя в подавляющем большинстве люди и обладают «нормой» сознания, это не значит, что оно существует лишь в своем предметном выражении, на уровне некоего локализуемого объекта. Иначе трудно было бы объяснить, например, желание философа понять сознание как таковое (на уровне рефлексии) или, скажем, попытки современных лингвистов ввести в свой аппарат исследования так называемый первичный метаязык описания сознания и т.д.

Именно это обстоятельство делает безусловно проблему сознания особенно сложной и трудной как  для исследования, так и для  понимания.

3.1 Сознание и мозг

Рассмотрим сознание с  позиций естественнонаучного знания в связи с изучением человеческого  мозга.

Ясно, что наше сознание каким  – то связано с мозгом. Но как? Что значит мозг, рассматриваемый  в качестве функционального органа сознания и исследуемый в этом качестве современной физиологией, нейрофизиологией, биохимией и т.д.

Академик Н. П. Бехтерева (Ленинград). Самое удивительное в мозге – это его способность, конечно, обеспечивать наше мышление.

Мы располагаем сегодня  возможностью регистрации практически  любых (не только патологических) изменений  состояний мозга и анализа  этих изменений на основе разработанного нами метода компьютерной стереотаксии. То есть использования специальных  электродов для записи биоэлектрических импульсов, протекающих в точно  определенных зонах мозга, с целью  получения данных в том числе  и о характере организации  мыслительной деятельности человека на нейрофизиологическом уровне. В частности, этим путем были выявлены некоторые  статистически достоверные изменения  частоты разрядов нейронов и их соотношений  в ходе тестирования пациентов. Однако полученные таким образом нетривиальные  нейрофизиологические корреляты импульсной активности мозга едва ли могут рассматриваться  в качестве адекватных параллельному  процессу мышления. То есть состоянию  мозга, которое порождает и обеспечивает мыслительный процесс. Мозг в этом случае всегда оказывается намного сложнее, чем мы его себе представляем.

Член – корреспондент  АМН СССР   В. И . Медведев (Ленинград). Нейрофизиологические процессы, лежащие в основе сознания, можно разделить условно на три группы: неспецифические, формальные и содержательные. Неспецифические обеспечивают энергетику сознания, взаимодействие нейронных ансамблей на уровне формирования межнейронных коммуникаций. Формальные контролируют «логику» сознания и время его развертки в определенных (локализуемых) участках мозга. Содержательные «хранят» смыслы (причем не обязательно вербализуемые), которые вкладываются в понятия в момент работы сознания.

Е. А. Либерман. Работы Ч. Шеррингтона открыли впервые возможность современного изучения на основе его физического и математического описания. Еще в 30 – е годы были получены экспериментальные данные о взаимосвязи сигнала и рецептора. То есть было показано, что именно сигнал определяет картину ответного нервного импульса. Затем была выяснена электрическая природа этого импульса. После этого А. Ходжкин, Б. Катц и А. Касли описали механизм генерации нервного импульса, и этот механизм тоже оказался совершенно обычным физико – химическим процессом. Практически параллельно с этим появилось математическое описание теории нейронных сетей. Эта теория, созданная Макколаком и Питцем в 40 - -е годы, декларировала, что мозг работает в принципе как универсальный вычислитель, поскольку существует некий нейрон – сумматор электрических влияний. Эта идея также была математически оформлена еще до того, как было показано, что у нейронов действительно есть и возбуждающие и тормозные синапсы. Это было сделано в работах С. Куффлера, Б. Катца и Д. Экклза, отмечавших, что в нервной системе есть якобы все элементы, подтверждающие идею универсального вычислителя. Однако дальнейшее движение в этом направлении было провалом, поскольку до сих пор так и не удалось доказать экспериментально, что мозг действительно работает как «машина», состоящая из нейронов – сумматоров возбуждающих и тормозных влияний.

Итак, как показывают экспериментальные  исследования, проблема взаимосвязи  сознания и мозга имеет в современной  нейробиологии, помимо научного, и чисто  философский аспект. А именно, как  выразился по этому поводу известный  нейрофизиолог Д. Хьюбел: способен ли все же мозг понять сам мозг в  процессе исследования? «Что я такое  – гигантский компьютер, или какая  – либо иная гигантская машина, или  же нечто большее?»

В. М. Сергеев. Следует отличать функциональную структуру сознания от материального субстрата, на котором она реализуется .если материальный субстрат изучается нейрофизиологией и смежными с ней дисциплинами, то функциональной структурой занимаются гуманитарные науки, включая кибернетику. То есть мы оказываемся здесь уже не перед тайной природы, каковой является человеческий мозг, а перед чудом  произведенного самим этим мозгом (будь то структурообразующие элементы и формы, лежащие в основе развития языка, искусства, человеческого действия и т.д.), что становится предметом исследования в психологии, лингвистике, семиотике. То есть во всех тех наука, которые интересует знаково-символическая природа сознания.

3.2 Язык и сознание

Изучение физиологических  основ человеческой деятельности и  сознания неизбежно приводит к проблеме порождения смыслов. Или, другими словами, к проблеме происхождения языка  как носителя сознания.

С. А. Старостин. Хотя между языком и сознанием существует очевидная связь и на историю языка смотрят обычно как на историю развития сознания, определить последнее через язык практически невозможно. Скорее наоборот, лишь «обладая сознанием», мы можем заниматься изучением и определением языка, пытаясь, например, с одной стороны, ответить на вопрос о его полигенезе или моногенезе (специалисты склоняются в пользу моногенеза), о времени его появления (современные антропологи считают, что «человек заговорил» примерно 40 – 50 тыс. лет назад), а с другой – реконструировать исходный метаязык «описания» сознания на уровне древних морфем, выделяемых при историческом анализе в основах языка. То есть исследуя некоторые общие закономерности, присущие развитию всех языков, как живых,

в этой области сегодня  сделано особенно много: собраны  данные почти о 5 тыс. языков, разработаны  процедуры оценки их родства, выявлены и прослежены парадигматические  и синтагматические связи между  ними и т.д.

Е. В. Падучева. Ускользающее от определения сознание можно все же «засечь» и на уровне естественного языка, если сравнить его, например, с языком математической логики, который, как известно, абстрагируется от ситуации человеческого общения. Приведу пример. Допустим, мы говорим: «Уже декабрь, а еще тепло». Ясно, что это высказывание осмысленно, хотя и содержит противоречие, поскольку в северных широтах в декабре холодно. Но оно не вызывает у нас недоумения.

Следовательно, если мы имеем  подобное предложение (а мы сталкиваемся с этим повседневно), то некий, хотя и скрытый, но явно сознательный сего компонент (называемый в лингвистике  презумпцией) будет присущ ему независимо от того, считаем ли мы это предложение  истинным или ложным. То есть в любом  случае, если презумпция не нарушена, такое  предложение будет легко понято нами. В семантической структуре  любого практически языка есть это  особый класс явлений (они как  бы заранее встроены в него и невидимы), которые в равной степени важны  для поддержания нашей сознательной жизни. Но на фоне строго логических высказываний они могут казаться бессмысленными, лишними.

Иными словами, хотя сам язык представляет собой сознательное образование, внутри него существует два класса гетерогенных явлений, связанных соответственно, по мнению специалистов, с правым и  левым полушариями мозга. Причем, если за явления «презумпций», или  за обработку и оценку данных непосредственно  – чувственного, жизненно опыта  человека отвечает правое полушарие  с его конкретной «логикой» отношения  к ним, о за обработку и анализ , в сущности этих же данных, но в  позиций «абстрактной» логики, оперирующей  схемами предметов, отвечает левое  полушарие.