Философия частного права Г. Кельзена

Содержание

Введение *

Глава 1. Философия частного права Г. Кельзена *

1.1. Философия  права как самостоятельная дисциплина: междисциплинарные связи философии  и юриспруденции *

1.2. Нормативизм  Г. Кенльзена *

Глава 2. Критика философии чистого права Г. Кельзена *

Заключение *

Литература *

Введение

Кельзен (Kelsen) Ханс (р. 11.10.1881, Прага) - австрийский юрист. Профессор Венского (1917-29), Кельнского (1929-33) и Женевского (1933-40) университетов. В 1940 эмигрировал в США, с 1942 профессор Калифорнийского университета. Один из основателей так называемой нормативистской школы права (иногда именуется "венской школой" и чистым учением о праве"). Кельзен считает, что юридическая наука полностью должна отказаться от изучения права в его социально-экономической обусловленности, от политических, нравственных, исторических и иных "метаюридических" целей и оценок права, а изучать его в "чистом" виде, только собственно правовую форму. В ином случае, по утверждению Кельзена, наука права теряет объективный характер и превращается в идеологию.

Кельзен - один из первых создателей широко распространенного в буржуазной науке лозунга "деидеологизации науки". Для методологического обоснования "чистого" подхода к праву Кельзена использовал неокантианское противопоставление "должного" и "сущего" как явлений, лежащих якобы в различных и несоприкасающихся плоскостях; норма права, устанавливая должное поведение, независима, по Кельзену, от мира сущего и может быть выведена лишь из другой, более широкой нормы. Кельзен констатирует замкнутую иерархическую систему? правовых норм во главе с неким презюмированным? первоисточником - гипотетической "основной нормой". Из этой конструкции выводится активно используемая в буржуазной науке международного права идея примата международного права над внутригосударственным, связанная с отрицанием принципа суверенитета.

Кельзен рассматривает государство не как правотворческую силу, а как нечто производное от права - "персонификацию правопорядка". В целом учение Кельзена отразило стремление буржуазной юриспруденции периода общего кризиса капитализма уйти от обострившихся противоречий капиталистической действительности, изобразить нормы буржуазного права как само собой разумеющиеся логические императивы. В 50-е гг. Кельзен написал несколько работ, посвященных марксистской теории права, в которых социалистическая правовая теория и практика рассматриваются с позиций активного антикоммунизма.

Цель работы – охарактеризовать философию чистого права Г. Кельзена.

Для выполнения поставленной цели нами были решены следующие задачи: определены особенности формирования западно-европейской философии в конце 19 века, выявлены основные подходы к теории права, включая работы Г. Кельзена, изучена критика работы Кельзена.

Курсовая работа состоит из введения, двух глав и заключения.

Глава 1. Философия частного права Г. Кельзена

1.1. Философия  права как самостоятельная дисциплина: междисциплинарные связи философии  и юриспруденции

Заметное влияние на формирование философии права как отдельной научной дисциплины оказало философское учение о праве и государстве И. Канта (1724–1804). Рационалистический подход к праву и государству, разрабатывавшийся многими предшествующими мыслителями, получает в его произведениях дальнейшее развитие и глубокое философское обоснование. В идейно-мировоззренческом плане учение Канта заметно содействовало распространению и утверждению в философии права и в юриспруденции принципов и ценностей либерализма.

В систематическом виде философско-правовые взгляды Канта изложены в его работе “Метафизические начала учения о праве”, которая представляет собой первую часть более обширного его произведения 1797 г. “Метафизика нравов в двух частях” (вторая часть этого произведения – “Метафизические начала учения о добродетели”).

Кант с позиций своей метафизической философии критически оценивает положение дел в области изучения права и государства. Учение о праве, отмечает он, представлено как “учение о положительном праве” (“внешнем законодательстве”) и сведено к знанию позитивных “внешних законов с внешней стороны, т.е. с точки зрения их применения к случаям, происходящим в опыте”. Такое учение о позитивном праве, продолжает он, может, пожалуй, стать юриспруденцией – в смысле “правового ума”, “смышленности в праве” (“Rechtsklugheit”), однако без соединения с юриспруденцией подобное учение о позитивном праве “остается всего лишь правовой наукой” – “Rechtswissen-schaft” (iurisscientia)”. По поводу такой “правовой науки” Кант пишет: “Это последнее название относится к систематическому знанию учения о естественном праве (ius naturae), хотя правовед и должен при этом давать неизменные принципы для всякого позитивного законодательства”.

Основной недостаток такого учения о позитивном праве (и такой “правовой науки”) Кант видит в его эмпиризме, отсутствии надлежащей теоретической основы, которая, по его мысли, может быть разработана лишь с позиций философии и философского разума.

Примечательно в этой связи его развернутое суждение по поводу вопроса “Что такое право?”. “Этот вопрос, – пишет Кант, – может так же смутить правоведа, – если только он не хочет впасть в тавтологию или вместо общего решения сослаться на то, что утверждали когда-либо законы какой-нибудь страны, – как пресловутый вопрос: “Что есть истина?”, обращенный к учителям логики. Что следует по праву (quid sit iuris), т.е. что говорят или говорили законы в том или ином месте в то или другое время, он еще может указать; но является ли то, чего они хотят, также и правом, и всеобщий критерий, по которому можно опознать как право, так и неправо (iustum et iniustum), – все это остается для него сокрытым, если он хоть на время не оставляет указанные эмпирические принципы и не ищет источник этих суждений в одном лишь разуме (пускай даже при этом упомянутые законы и служили бы ему прекрасно в качестве направляющей нити), чтобы установить основу для возможного позитивного законодательства. Чисто эмпирическое учение о праве – это голова (как деревянная голова в басне Федра), которая, возможно, и прекрасна, да жаль только, что без мозга”.

Эмпирическое учение о позитивном праве Кант именует “статутарным учениям о праве”, которому он противопоставляет “чистое учение о праве”, основанное на разуме. “Чистое учение о праве и статутарное учение о праве, – писал Кант, – отличаются друг от друга, как рациональное от эмпирического. Но поскольку последнее без первого представляет собой лишь механическую работу и имеет дело с чисто субъективным (идущим от произвола высшей власти) правом, а не с собственно объективным (происходящим из законов разума) правом, то – в качестве перехода от чистого учения о праве к статутарному учению о праве – между этими двумя учениями вообще необходима еще особая часть учения о праве для состыковки обоих учений и опосредования их связи”.

Такая особая юридическая дисциплина (особая часть учения о праве) “как переход от рационального к эмпирическому” необходима, по Канту, для “инструктирования будущего законодателя” по вопросам разумности и правового характера статутарного (позитивного) законодательства, постоянного его улучшения и возможного изменения. Считая разработку подобной дисциплины делом правоведов, сам Кант развивал именно философское (метафизическое, рациональное, чистое) учение о праве.

Метафизика права – это, по Канту, априорно начертанная система права, вытекающая из разума. При этом априорные веления (максимы) разума выступают как категорические императивы – моральные и правовые требования должного (долженствования). Всеобщий правовой категорический императив Кант формулирует следующим образом: “Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом”.

Применительно к государству категорический императив разума означает требование республики, т.е. соответствующего правовым принципам государственного устройства с разделением властей.

Эти и многие другие идеи и положения философского учения Канта о праве и государстве получили широкое распространение и соответствующее юридическое преломление и конкретизацию в юридической науке XIX и XX вв.

Так, уже в конце XVIII в. некоторые положения кантовской метафизики права использовал в сфере юридической науки немецкий юрист Г. Гуго, предтеча исторической школы права. При лом ин пытался в рамках юридической науки объединить традиционное юридико-догматическое учение о позитивном праве с философской и исторической трактовкой права. Под “философией права” он имел в виду “философию позитивного права”, которая разрабатывалась им как “философская часть учения о праве”.

Гуго считал, что юриспруденция должна состоять из трех частей: юридической догматики, философии права (философии позитивного права) и истории права. Для юридической догматики, занимающейся действующим (позитивным) правом и представляющей собой “юридическое ремесло”, по его мнению, достаточно эмпирического знания. А философия права и история права составляют соответственно “разумную основу научного познания права” и образуют “ученую, либеральную юриспруденцию (элегантную юриспруденцию)”. История права при этом призвана показать, что право складывается исторически, а не создается законодателем. В дальнейшем данная идея была воспринята и развита К.Ф. Савиньи, Г. Пухтой и другими представителями исторической школы права.

В трактовке Гуго философия права – это “частью метафизика голой возможности (цензура и апологетика позитивного права по принципам чистого разума), частью политика целесообразности того или иного правоположения (оценка технической и прагматической целесообразности по эмпирическим данным юридической антропологии)”.

Будучи под определенным влиянием философии Канта и положений Монтескье об историческом развитии права (отражение в законах национального характера данного народа, ступени его исторического развития, естественных условий его жизни и т.п.), Гуго, однако, как юрист-позитивист отвергал просветительский рационализм и соответствующие естественноправовые идеи разумного права.

Представители исторической школы права обосновывали первичность исторически трактуемого права по отношению к законодательству. Принцип историзма при этом призван преодолеть принцип разума (в его философско-просветительском или естественноправовом выражении) и заменить его исторически изменчивым, но в каждое конкретное время определенным “народным духом”, правовыми представлениями и правосознанием данного народа. “Народный дух” для теоретиков исторической школы права является основным исторически изменяющимся, но в то же время постоянно действующим правообразующим фактором.

Таким образом, историческая обусловленность права предстает здесь как единственный критерий его подлинности и правильности. Отсюда и скептицизм представителей исторической школы права ко всякого рода законотворческим новшествам и предложениям. Каждое правовое установление, подчеркивали они, имеет свое время, и его не следует произвольно отменять и искусственно заменять какими-то новыми законами. Право живет своей автономной и независимой от деятельности законодателя жизнью. Так, помимо этой деятельности складывается обычное право, отражающее фактически сложившийся порядок вещей. Закон – не основной и не единственный источник права. “Гармония развития” права, отмечал Пухта, нарушается, “когда, например, парализуют силу непосредственного народного убеждения и науки и все дальнейшее развитие права перекладывают на законодателя”.

По характеристике Пухты, право – это ветвь народной жизни. Оно изменяется и развивается вместе с жизнью этого народа, разделяя характер его культуры на различных ступенях развития и приспосабливаясь к его изменчивым потребностям. Историчность права означает, во-первых, органическую связь права с народной жизнью, совпадение ступеней их одновременного развития; во-вторых, – органический характер развития самого права, органичность связи разных ступеней в развитии права. “Не только правовые нормы, содержащиеся в данное время в народном праве, – пояснял Пухта смысл историчности права, – являются членами организма; этим органическим свойством право обладает также в своем движении вперед; также и преемственное соотношение правовых норм органично. Словом, это можно выразить так: право имеет историю”.

Право, согласно этим представлениям, развивается подобно народным нравам, обычаям, языку. Оно возникает, растет и умирает вместе с данным народом. Когда в 1814 г. сторонник естественноправовой доктрины Тибо предложил кодификацию немецкого гражданского права, Савиньи выступил в своей брошюре “О призвании нашего времени к законодательству и правоведению” против этого предложения, ссылаясь на его несвоевременность. Савиньи отмечает, что право, отвечающее характеру и духу, бытию и состоянию народа, прежде создается его нравами и верованиями, а лишь затем – юриспруденцией, не произволом законодателя, а незаметно действующими внутренними силами народной жизни. Правда, Савиньи не отвергал сам принцип кодификации права, а в 1842–1848 гг. даже возглавлял министерство по пересмотру законов.

В целом представители исторической школы права, несмотря на определенные недостатки в их правопонимании, сыграли значительную роль в создании немецкой юридической науки XIX в., оказавшей, кстати говоря, заметное влияние и на развитие юриспруденции в России.

Приведенный краткий очерк истории развития философско-правовой и юридической мысли позволяет лучше понять своеобразие гегелевского философского учения о праве и государстве, аспекты концептуальной новизны и преемственности в этом учении, его сильные и слабые стороны, меру обоснованности (и необоснованности) его критических выпадов против своих предшественников и т.д.

Юридическая наука – это, по Гегелю, наука о позитивном праве, или позитивная наука о праве, позитивная юриспруденция. Она занимается не смыслом права, а тем, что в данном месте и в данное время соответствующим властно-авторитетным образом установлено (позитивировано) как закон, т.е. исторически изменчивым законодательством (позитивным правом). Она, следовательно, в своем подходе к праву исходит не из разума, а из авторитета (властного установления). “Тем самым, – пишет Гегель, – позитивная наука о праве есть историческая наука, принципом которой является авторитет. Все остальное – дело рассудка и касается внешнего порядка, сопоставления, последовательности, дальнейшего применения и т.п.”.

Весьма низко ставит Гегель метод юриспруденции, оперирование формальными дефинициями “ради сохранения по крайней мере внешней научной формы”. К тому же, замечает он, присущие самому позитивному праву внутренние противоречия затрудняют подобные дефиниции, ибо дефиниции “должны содержать общие определения, а в общих определениях непосредственно обнаруживается противоречивое, здесь – неправовое во всей его очевидности”.

В позитивной юриспруденции (начиная от римских юристов), по оценке Гегеля, дефиниции дедуцируются “обычно из этимологии, преимущественно посредством абстрагирования от особых случаев, причем основой служат чувства и представления людей. Правильность дефиниции определяют затем в зависимости от ее соответствия существующим представлениям. При этом методе отодвигается на задний план то, что единственно существенно в научном отношении, в отношении содержания, – необходимость предмета в себе и для себя (здесь права), в отношении же формы – природа понятия”. По поводу же “последовательности умозаключений из данных принципов” – предмета особой гордости юристов и математиков – Гегель полагает, что эта восхваляемая “последовательность представляет собой, несомненно, существенное свойство науки о праве, как и математики, и вообще каждой рассудочной науки, но с удовлетворением требований разума и с философской наукой эта рассудочная наука не имеет ничего общего. К тому же именно непоследовательность римских юристов и преторов следует считать одним из их величайших достоинств, которое позволяло им отступать от несправедливых и отвратительных институтов...”.