Процесс нечаевцев в русском обществе

  О подлинной цели тайного революционного  общества никто из его членов, кроме самого организатора, так  и не узнал вплоть до судебного  разбирательства. Об этом можно  судить по показаниям Прыжова, Кузнецова, Пирамидова: «Какая конечная цель была в виду у общества… из первого разговора с Нечаевым я знал, что его конечная цель была крайне радикальная. Я спрашивал его о подробностях. Но он не говорил, а указывал на прокламации...» ¹⁰³ (И. Прыжов); «Собственно цель кружков организации была двоякая: одни члены должны были вербовать людей, а другие…действовать на народ непосредственно. Вопрос о том, что будет после восстания, Иваном Петровичем не разъяснялся…» ¹⁰⁴(А. Кузнецов); «В чем состояла цель общества? Это было не более, как мне показалось, желание собрать людей единомыслящих в виду предполагаемого народного движения…»¹⁰⁵ (Н. Пирамидов).

   Что касается прокламаций «Народной расправы», которые члены организации должны были распространять, то, по показаниям Кузнецова, «значение «Народной расправы» Нечаев объяснял таким образом, что «изложены в ней ужасы народа затем, чтобы те лица, которым она попадается по назначению, давали читать прокламации, чтобы этим запугать общество»¹⁰⁶.

  Далее необходимо рассмотреть  речи основных защитников подсудимых, князя Я.И. Урусова и В.Д.  Спасовича. Нужно отменить, что защита действовала вполне солидарно с подсудимыми, сочувствовала им и старалась всеми возможными способами оправдать нечаевцев, или хотя бы смягчить их приговор.

   Так, Урусов, стремился доказать  суду, что «Народная расправа» - это тайное общество, а не заговор»¹⁰⁷, коим оно было названо в обвинительном акте, причем общество безоружное, не имеющее определенных четко поставленных целей.

. Тем самым князь, видимо, желал  смягчить приговор нечаевцев, так как «заговорщиков, их начальников и сообщников наказываются смертью или каторгой. В тайных же обществах главные виновные наказываются также каторгою, но второстепенные и последние деятели подвергаются гораздо менее тяжкой ответственности»¹⁰⁸. Помимо этого Урусов заявил, что «нечаевщину» необходимо рассматривать «как явление, зависящее от той среды, где оно возникло, носящее характер тех условий, с которыми оно образовалось. Эта среда может быть названа русским мыслящим пролетариатом…представителей которого мы видим здесь на скамье подсудимых настоящей категории…. Все эти люди, кроме Прыжова, чрезвычайно молоды один из них не достиг той обыкновенной степени зрелости,  который бы в других странах давал….право на участие в политических делах»¹⁰⁹ Таким образом защитник пытался доказать, что нельзя строго судить людей не имеющего большого жизненного опыта, которые в силу своей молодости и горячности попытались влезть в политические дела.

  Спасович же больше рассуждал о личности Нечаева, чем о нечаевцах. Он заявил, что

«вообще можно сказать, если Нечаев  выкроен по типу одного из героев романа Гончарова «Обрыв» - Марка Волхова, то кроме того, в нем ещё много хлестаковского. Вранье явилось в Нечаеве, по всей вероятности, потому, что в плане его действий была ложь, как средство для достижения известной цели»¹¹⁰. Точка зрения Спасовича совпадает с мнением газеты «Санкт-Петербургских ведомостей», в одном из выпусков который Нечаева также сопоставили с Хлестаковым. В качестве примеров лжи Нечаева защитник приводит миф об аресте в январе 1869г., вранье Бакунину и Огареву о своих мученичествах в России, сокрытие «Катехизиса революционера» от всех членов «Народной расправы». Касательно «Катехизиса» Спасович полагал, что это «есть эмиграционное произведение, произведшее на Нечаева известное впечатление и принятое им во многих частях в руководство»¹¹¹. Таким образом, защитник стремился оправдать подсудимых доказательством того, что они все были ловко обмануты Нечаевым и использованы им в своих корыстных целях.

  Открытый суд над участниками революционного заговора, естественно, вызывал небывалый интерес. Что касается публики, которая присутствовала на судебных разбирательства по поводу процесса нечаевцев, то среди нее, по сообщению Филлипеуса,  «преобладала (в громадной степени) учащаяся молодежь. Она так быстро и дружно заполняла весь зал, что порядочная часть общества, являясь в суд на заседания, находила все места уже занятыми все тою же публикою…»¹¹². Публика явно сочувствовала подсудимым, так как последние были выходцами из того же, что и она, студенческого общества.

  Таковыми были условия, в которых судились нечаевцы. Собственно, все «блага» для подсудимых сводились к соблюдению законности. По мнению Н.А. Троицкого, «именно это и отличало нечаевский процесс как от предыдущих, так и от последующих процессов в царской России. То же самое надо сказать о гласности»¹¹³. 

  Дело нечаевцев кончилось 27 августа 1871г.. Что касается приговора, то, приняв во внимание и доводы защиты, и объяснения подсудимых, учтя, что Нечаев вербовал заговорщиков обманным путем, суд оправдал из 78 подсудимых больше половины – 42 человека. Однако для остальных 36, а в особенности для первой группы, приговор был довольно жесткий: «Успенский – 15 лет каторги в рудниках, Кузнецов – 10 лет каторги в крепостях, Прыжов – 12 лет каторги в крепостях, и Николаев – в крепостях 7 лет и 4 месяца, затем поселить в Сибири навсегда….Флоринского – в тюрьму на 6 месяцев, затем под надзор полиции на 5 лет… Ткачева – на 1 год и 4 месяца в тюрьму,  Дементьеву – на 4 месяца.  Томилову, Орлова, Волховского и Коринфского освободить»¹¹⁴.

  Неудивительно, что приговор вызвал  огромное разочарование среди  общественности, пристально наблюдавшей  все 3 месяца за ходом процесса  и искренне сочувствовавшей всем  нечаевцам. Помимо общественности реакционные верхи также были разгневаны приговором. Впрочем, по мнению Н.А. Троицкого, «разочаровал верхи не только приговор, но и весь ход судебного разбирательства, особенно же – крах расчета на унижение подсудимых»¹¹⁵. Вопреки надеждам властей дело нечаевцев вызвало много сочувствия у публики, в большей степени среди молодежи. Правительство же, очевидно,  устраивало столь крупный и громкий политический процесс с видным расчетом опорочить своих противников перед общественным мнением. Более того, царская власть рассчитывал скомпрометировать на нечаевском процессе не только обвиняемых, но и международное революционное движение, в особенности Интернационал, именем которого прикрывался Нечаев.

   Гласно вскрыв коренное различие между идеалами нечаевцев и методами «нечаевщины», процесс, таким образом, по мнению Троицкого, «не утопил революционеров в Нечаевской грязи – напротив, он смыл с них эту грязь»¹¹⁶.

   Ещё один плюсом процесса нечаевцев стало то, что после него, не оправдавшее своих ожиданий, правительство начало изымать политические дела из общеуголовной подсудности, а затем 7 июня 1872 г. началась судебная контрреформа в России.

   Что касается самого Нечаева,  то он, по словам В. Засулич,  « Во время арестов успел  скрыться и бежал заграницу»¹¹⁷. Так 17 декабря 1896 года Нечаев прибыл в Швейцарию. С этого времени по приказу российского императора  за революционером устанавливается настоящая заграничная погоня. По мнению А.Гамбарова, «никого, даже самого опасного революционера не разыскивала так царская полиция, как разыскивала она Нечаева»¹¹⁸.

После череды неудач жандармы пошли на хитрость и подкупили польского эмигранта  Адольфа Стемпковского, знавшего Нечаева, чтобы тот сдал революционера полиции.

  Судя по данным отчета об  аресте Нечаева,  «14 августа 1872 г., агентам III-го Отделения удалось, наконец, задержать С.Г. Нечаева в Цюрихе. Адольф Стемпковский…назначил последнему свидание в тот день в ресторане…Придя в ресторан, Нечаев был тотчас же арестован…и выдан, как «уголовный преступник», России».¹¹⁹

    Суд приговорил Нечаева к каторжным  работам в рудниках в течении  20 лет,  после чего он был  заключен в Петропавловскую крепость, где в Алексеевской равелине  умер в конце 1882 г., никогда более не выбравшись на свободу. Так завершилась судьба русского революционера.

    Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что «Процесс над нечаевцами» являлся наиболее громким судебным разбирательством в России второй половины XIX в, Он отличался от всех предыдущих процессов длительностью подготовки, гласностью и открытостью, количеством участников, их желанием не доказать собственную невиновность, а во время выступлений постараться обличить все пороки правительства и государственной верхушки того времени, указать на самые злободневные проблемы и несправедливости жизни, призвать народ к действиям. Этот процесс не оправдал ожиданий правительства, желавшего скомпрометировать революционное движение как в России, так и за рубежом. Нечаевцам же удалось расположить к себе общественность, осветить в своих показаниях самые злободневные проблемы, пошатнуть незыблемость самодержавия. Они вполне добились своей первоначальной цели и повлияли на народ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4. Отношение  прессы к Нечаевскому делу.

 

  Говоря  о гласности процесса нечаевцев,  нельзя не обратить внимая на отношение  гпзет, пишущих в то время о судебном разбирательстве, к Нечаеву и нечаевцам,к самому процессу и его итогам.

  Первой газетой после «Правительственного вестника», которой было разрешено писать про судебный процесс, были «Московские ведомости» под редакцией М.Н. Каткова. Судя по всему, автор был настолько разочарован результатами разбирательства, что обвинил всех, включая судью и ораторов Санкт-Петербургской судебной палаты, в некомпетентности и даже придрался к словам председателя в адрес подсудимых.  «Если бы господа судебной палаты, - писал Катков:- захотели взглянуть прямо в глаза обману, который разыгрывается над гнилою и расслабленною частью нашего общества, если б они…ударили бы в самый корень этой, так называемой русской революции, положение подсудимых, мы полагаем, выиграло бы от того» ¹²⁰.  К Нечаеву же, в отличие от подсудимых, Катков проявлял даже некоторую симпатию лишь потому, что « как бы ни был он лжив, все-таки в некотором отношении Нечаев  искреннее и правдивее понимает свое дело, чем другие, которые обращаются к великодушным инстинктам молодости, толкуют о благе народном, о благородстве, о честности…»¹²¹. Рассуждая о смысле революционной организации Нечаева, Катков находит ответ в «Катехизисе»: Цель, говорят, оправдывает средства. Какая же тут цель? Катехизис объясняет: разрушение. Разрушение чего? Всего. Но для чего нужно это всеобщее разрушение? Для разрушения»¹²².  В итоге главный редактор приходит к выводу, что русские революционеры, в том числе и нечаевцы, согласно «Катехизису», являются  самыми настоящими жуликами, которые не могут быть никоем образом оправданы, так как они «убили своего товарища, сами не зная для чего». Кто-то во время прений сказал, что «заговорщики, вероятно, думали, что пролитая кровь плотнее соединит их»¹²³.

   С упреком в адрес газеты  Каткова выступают «Санкт-Петербургские ведомости», обвиняющие автора статьи о «Процессе нечаевцев» в лживости, в попытке «без всякого основания поколебать доверие к нашему суду в отношении к публичному разбирательству дел о государственных преступлениях». По мнению редакции Санкт-Петербургской газеты, « "Московские ведомости" направляют всю силу своего слова, всю горячность своей речи против защитников подсудимых… Они стараются…любыми способами доказать читателям: виновниками неоправданных ожиданий, возложенных на судебный процесс, являются именно председатели и состав обвинителей.

  Что касается отношения редакции  «Санкт-Петербургских ведомостей»  к нечаевцам, то, по их мнению, их «можно назвать представителями лишь своей собственной разгоряченной фантазии, которую не успели обуздать ни серьезное образование, ни знание жизни»¹²⁴. Следует отметить, что это обвинение в адрес подсудимых более мягкое, чем то, какое выдвинула газета «Голос».

  Касательно Нечаева, редакция  «Ведомостей» высказывается следующим  образом: «Нечаев обладает именно энергией сыщика, а умственное его развитие и способности подлежат сильному сомнению, ибо прокламации его - просто глупы, революционная логика - списана с иностранных книжек и нимало неприложима к нашей почве». Помимо этого, точно так же, как и защитник нечаевцев Спасович во время своего выступления, газета сравнивает революционера с Хлестаковым, главным героем Гоголевского «Ревизора». «Он действительно цитировал наизусть страницы из ученых сочинений - прием совершеннейшего Хлестакова, который стремился блеском наверстать отсутствие знаний. При этом и хлестаковская предусмотрительность: накуролесив, он приказывает Осипу поскорей укладываться. Нечаев тоже уложился, когда его призвали в полицию и сделали легкую нотацию. Это так его встревожило, что он вдруг исчез из Петербурга, сыграв, однако, перед отъездом роль жертвы, влекомой на заклание. Отсюда начинается ряд обманов, сцепление самой невероятной лжи, которой могли верить только простодушные»¹²⁵.

  Другая газета, «Голос», начинает  свое повествование о судебном  процессе над нечаевцами с громкого и не вполне оправданного заявления, что «цель, которой они добивались - разрушение государства со всеми его учреждениями, для того, чтобы освободить массы народа из рабства умственного, политического и экономического"¹²⁶. Скорее всего этим автор старался сразу же настроить читатель против подсудимых.  Основной поток авторского презрения в этой статье обрушивается на Нечаева, «человека до крайности самолюбивый, увлекавшегося своею собственною личностью, как все малообразованные люди, любившего говорить о себе и слушать, как другие говорят о нем, желавший властвовать, наставлять других»¹²⁷, главного подстрекателя всех беспорядков