Франция в 30-е годы

Правительство Думерга означает первую ступень перехода от парламентаризма  к бонапартизму. Для поддержания  равновесия Думергу необходимы справа от него фашистские и иные банды, которые  доставили ему власть. Требовать от него, чтоб он распустил — не на бумаге, а в действительности — Лигу патриотов, Огненный крест, королевских громил и прочее, значит требовать, чтоб он подрубил сук, на котором сидит.

Временные колебания в  ту или другую сторону, разумеется, возможны. Так, преждевременное выступление  фашизма могло бы вызвать на правительственных  верхах некоторый сдвиг «влево». Думерга сменил бы на время не Тардье, а Эррио. Но, во-первых, нигде не сказано, что фашисты произведут преждевременную  попытку переворота. Во-вторых, кратковременный  сдвиг влево на верхах не изменит  общего направления развития, а разве  лишь отодвинет несколько развязку.

Назад, к мирной демократии дороги уже нет. Развитие ведет неминуемо, неотвратимо, к столкновению между  пролетариатом и фашизмом.

Долговечен ли бонапартизм?

Сколько времени может  продержаться нынешний переходный, бонапартистский  режим? Или иначе сказать: сколько  времени останется еще у пролетариата для подготовки к решающему бою? На этот вопрос нельзя, конечно, ответить точно. Но некоторые данные можно  все же установить для оценки быстроты развития всего процесса. Важнейшим  элементом для суждения является вопрос о дальнейшей судьбе радикальной партии.

Возникновением своим  нынешний бонапартизм обязан, как  сказано, началу гражданской войны  между крайними политическими лагерями. Свою главную материальную опору  он находит в полиции и армии. Но у него есть и политическая опора  слева: это партия радикал-социалистов. Базу этой массовой партии составляет мелкая буржуазия города и деревни. Верхушку партии образуют «демократические»  агенты крупной буржуазии, которые  изредка давали народу мелкие реформы, а чаще всего — демократические  фразы, спасали его каждый день (на словах) от реакции и клерикализма, а во всех важных вопросах вели политику крупного капитала.

Под угрозой фашизма, а  еще больше пролетариата радикал-социалисты оказались вынуждены перебежать из лагеря парламентской «демократии» в лагерь бонапартизма. Как верблюд  под бичом погонщика, радикализм стал на все четыре колена, чтобы  дать капиталистической реакции  усесться меж его горбов. Без политической поддержки радикалов правительство  Думерга было бы в настоящее время  еще невозможно.

Если сравнивать французское  развитие с германским, то правительство  Думерга (и его возможных преемников) будет соответствовать правительствам Брюнинга-Папена-Шлейхера, которые  заполнили промежуток между веймарской демократией и Гитлером. Есть однако и разница, которая политически может получить огромное значение. Германский бонапартизм выступил на сцену, когда демократические партии растаяли, а наци успели вырасти в громадную силу. Три «бонапартистских» правительства в Германии, имея очень слабую собственную политическую опору, балансировали на веревке, протянутой над пропастью меж двумя враждебными лагерями: пролетарским и фашистским. Все три правительства скоро свалились. Лагерь пролетариата оказался к тому времени расколот, неподготовлен к борьбе, обманут и предан вождями. Наци почти без боя захватили власть.

Французский фашизм еще не представляет сейчас массовой силы. Наоборот, у бонапартизма есть хоть и не очень  надежная и устойчивая, но массовая опора в лице радикалов. Между  этими двумя фактами существует внутренняя связь. По социальному характеру  своей опоры радикализм есть партия мелкой буржуазии. А фашизм может  стать массовой силой, только завоевав мелкую буржуазию. Другими словами: во Франции фашизм может развиваться прежде всего за счет радикалов. Процесс этот происходит уже и сейчас, но он находится еще в первоначальной стадии.

Роль партии радикалов

Последние кантональные выборы дали те результаты, каких можно  и должно было ждать заранее: выиграли фланги, т. е. радикалы и рабочий блок, потерял центр, т. е. радикалы. И выигрыши, и потери пока невелики. Если бы дело шло о парламентских выборах, те же явления приняли бы, несомненно, более значительные размеры. Наметившиеся сдвиги имеют для нас значение не сами по себе, а лишь как симптомы изменения в настроении масс.

Они показывают, что мелкобуржуазный  центр уже начал таять в  пользу двух крайних лагерей. Это  значит, что остатки парламентского режима будут все более и более  подмываться; крайние лагеря будут  расти; столкновение между ними приближаться. Нетрудно понять, почему этот процесс  совершенно неотвратим.

Партия радикалов есть та партия, при помощи которой крупная  буржуазия поддерживала надежды  мелкой буржуазии на постепенное  и мирное улучшение её положения. Такая роль радикалов была возможна лишь до тех пор, пока экономическое  положение мелкой буржуазии оставалось сносным, терпимым, пока она не подвергалась массовому разорению, пока у ней  сохранялась надежда на будущее. Правда, программа радикалов всегда оставалась пустой бумажкой. Никаких  серьезных социальных реформ в пользу трудящихся радикалы не проводили и  не могли проводить — этого  не позволила бы им крупная буржуазия, в руках которой все действительные рычаги власти: банки и биржа, большая  пресса, верхи бюрократии, дипломатия, генералитет.

Но кое-какие мелкие подачки, особенно в провинциальном масштабе, радикалы время от времени отторговывали  в пользу своих клиентов и этим поддерживали иллюзии народных масс. Так продолжалось до последнего кризиса. Сейчас для самого отсталого крестьянина  становится ясно, что дело идет не об обычном скоро проходящем кризисе, как бывало не раз до войны, а о  кризисе всей социальной системы. Нужны  какие-то смелые и решительные меры. Какие? Этого крестьянин не знает. Никто  этого ему как следует не сказал.

Капитализм довел средства производства до такой высоты, что  они оказались парализованы нищетой  народных масс, разоренных тем же капитализмом. Тем самым вся система вошла в эпоху упадка, разложения, гниения. Капитализм не только не может давать трудящимся новые социальные реформы или хотя бы мелкие подачки, он вынужден отнимать и старые. Вся Европа вступила в эпоху экономических и политических контр-реформ. Политика грабежа и удушения масс вызывается не капризами реакции, а разложением капиталистической системы. Это есть основной факт, который должен быть усвоен каждым рабочим, если он не хочет, чтоб его дурачили словесными побрякушками.

Именно поэтому реформистские, демократические партии распадаются  и хиреют одна за другой во всей Европе. Такая же судьба ожидает и французских  радикалов. Только совсем пустые люди могут думать, будто капитуляция  Даладье или прислужничество  Эррио перед крайней реакцией являются результатом случайных, временных  причин или недостатков характера  у этих плачевных вождей. Нет! Большие  политические явления должны всегда иметь глубокие социальные причины. Распад демократических партий есть универсальное явление, которое  коренится в распаде самого капитализма. Крупная буржуазия говорит радикалам: «Мне теперь не до шуток! Если вы не перестанете  кокетничать с социалистами и  заигрывать с народом, обещая ему  всякие небылицы, то я призову фашистов. Помните, что 6 февраля — только первое предупреждение!» И после этого  радикальный верблюд становится на все четыре колена. Ничего другого  ему и не остается.

Но радикализм не спасется таким путем. Связывая на глазах всего  народа свою судьбу с судьбой реакции, он неизбежно ускоряет свою гибель. Утрата голосов и мандатов при  кантональных выборах есть только начало. Дальше процесс крушения радикальной  партии пойдет все быстрее и быстрее. Весь вопрос в том, кому на пользу пойдет это неудержимое и неизбежное крушение: пролетарской революции или  фашизму?

Кто раньше, шире, смелее предъявит  средним классам более убедительную программу, и — это важнее всего  — кто завоюет их доверие, доказав  им словом и делом, что он способен сломить все препятствия на пути к лучшему будущему: революционный  социализм или фашистская реакция?

От этого вопроса зависит  судьба Франции на много лет. Не только Франции, но и всей Европы. Не только Европы, но и всего мира.

«Средние классы», радикальная партия и фашизм

Со времени победы наци в Германии во французских «левых»  партиях и группах много разглагольствуют о необходимости держаться поближе  к «средним классам», чтобы преградить дорогу фашистам. Фракция Реноделя и К° отделилась от социалистической партии со специальной целью ближе  держаться к радикалам. Но в тот  самый час, когда Ренодель, живущий  идеями 1848 года, протянул обе руки Эррио, у последнего руки оказались заняты: одну держал Тардье, другую — Луи  Марен.

Из этого, однако, меньше всего следует, будто рабочий  класс может повернуться спиной к мелкой буржуазии, предоставив  её своей участи. О нет! Сближение  с крестьянством и с мелким городским людом, привлечение их на нашу сторону есть необходимое условие успешной борьбы с фашизмом, не говоря уж о завоевании власти. Надо только правильно поставить задачу. А для этого надо ясно понять, какова природа «средних классов». Нет ничего опаснее в политике, особенно в критические периоды, как повторять общие формулы, не исследуя, какое под ними социальное содержание.

Современное общество состоит  из трех классов: крупной буржуазии, пролетариата и «средних классов», или мелкой буржуазии. Взаимоотношение  этих трех классов и определяет в  последнем счете политическое положение  в стране. Основными классами общества являются крупная буржуазия и  пролетариат. Только у этих двух классов  может быть ясная и последовательная самостоятельная политика. Мелкая буржуазия  отличается экономической несамостоятельностью и социальной неоднородностью. Верхние  слои её непосредственно переходят  в крупную буржуазию. Нижние слои сливаются с пролетариатом и  падают даже до положения люмпен-пролетариата. Сообразно своему экономическому положению  мелкая буржуазия не может иметь  самостоятельной политики. Она всегда колеблется между капиталистами  и рабочими. Ее собственный верхний  слой толкает её вправо; её нижние, угнетенные и эксплуатируемые слои способны в известных условиях резко повернуть  влево. Этими противоречивыми взаимоотношениями  разных слоев «средних классов» определялась всегда путаная и насквозь несостоятельная  политика радикалов, их колебания между  картелем и социалистами, чтобы успокоить  низы, и национальным блоком с капиталистической  реакцией, чтобы спасти буржуазию. Окончательное разложение радикализма начинается с того момента, когда крупная буржуазия, сама в тупике, не позволяет ему больше колебаться.

Мелкая буржуазия в  лице разоряемых масс города и деревни  начинает терять терпение. Она становится во все более враждебные отношения  к своим собственным верхним  слоям; она убеждается на деле в несостоятельности  и вероломстве своего политического  руководства. Бедный крестьянин, ремесленник, мелкий торговец убеждаются на деле, что  их отделяет пропасть от всех этих мэров, адвокатов, политических дельцов вроде  Эррио, Даладье, Шотана и К°, которые  по условиям жизни и взглядам являются крупными буржуа. Этим разочарованием мелкой буржуазии, её нетерпением, её отчаянием  и пользуется фашизм. Его агитаторы  клеймят и проклинают парламентскую  демократию, которая помогает карьеристам  и взяточникам, но ничего не дает мелким труженикам. Они, эти демагоги, грозят кулаками по адресу банкиров, крупных  торговцев, капиталистов. Эти слова  и жесты вполне отвечают чувствам мелкого собственника, попавшего  в безвыходное положение. Фашисты  проявляют смелость, выходят на улицу, наступают на полицию, пытаются силой  разогнать парламент. Это импонирует мелкому буржуа, впавшему в отчаяние. Он говорит себе: «Радикалы, среди  которых слишком много мошенников, окончательно продались банкирам; социалисты давно обещают уничтожить эксплуатацию, но от слов никогда не переходят  к делу; коммунистов и вовсе  понять нельзя: сегодня одно, завтра другое; надо попробовать, не помогут  ли фашисты».

Неизбежен ли переход  средних классов в лагерь фашизма?

Ренодель, Фроссар и им подобные возражают, будто мелкая буржуазия  предана больше всего демократии и именно поэтому будет держаться  за радикалов. Какое чудовищное заблуждение! Демократия есть лишь политическая форма. Мелкая буржуазия заботится не о  скорлупе ореха, а об его ядре. Она  ищет спасения от нищеты и гибели. Раз  демократия оказалась бессильна  — к черту демократию! Так рассуждает или чувствует каждый мелкий буржуа.

В растущем возмущении низших слоев мелкой буржуазии её собственными верхними, «образованными», муниципальными, кантональными и парламентскими слоями, заключается основной социальный и политический источник фашизма. К  этому надо прибавить зависть  академической молодежи, придавленной кризисом, к преуспевающим адвокатам, профессорам, депутатам и министрам. И здесь, следовательно, низы мелкобуржуазной  интеллигенции восстают против её верхов.

Значит, переход мелкой буржуазии  на путь фашизма неизбежен, неотвратим? Нет, такой вывод был бы постыдным  фатализмом.

Что действительно неизбежно, неотвратимо, так это гибель радикализма  и всех тех политических группировок, которые свяжут с ними свою судьбу.

В условиях капиталистического упадка не остается больше места партии демократических реформ и мирного  «прогресса». Каким бы путем ни пошло  дальнейшее развитие Франции, радикализм все равно сойдет со сцены, отвергнутый  и оплеванный мелкой буржуазией, которую  он окончательно предал.

Что наше предсказание отвечает действительности, в этом каждый мыслящий рабочий будет отныне убеждаться на основании фактов и опыта каждого  дня. Новые выборы будут приносить  радикалам поражения. От них будут  отходить слой за слоем народные массы  снизу, группы перепуганных карьеристов  — сверху. Отколы, расколы, измены будут  следовать непрерывной чередой. Никакие маневры и блоки не спасут радикальной партии. Она потянет  за собой на дно и «партию» Реноделя-Деа  и К°. Гибель радикальной партии есть неотвратимый результат того факта, что буржуазное общество не может  больше справляться со своими затруднениями  при помощи так называемых демократических  методов. Раскол между низами мелкой буржуазии и её верхами неотвратим.

Но это вовсе не значит, что следовавшие за радикализмом массы должны неминуемо перенести свои надежды на фашизм. Правда, наиболее развращенная, деклассированная и жадная часть молодежи средних классов уже сделала свой выбор в этом направлении. Из этого резервуара формируются главным образом фашистские банды. Но тяжелые мелкобуржуазные массы города и деревни еще не сделали выбора. Они колеблются перед великим решением. Именно потому, что они колеблются, они пока еще продолжают, но уже без доверия, голосовать за радикалов. Это состояние колебания и раздумья будет, однако, длиться не годы, а месяцы.