Женский мир в русской культуре XVIII - начала XIX вв.

Одним из центральных  событий в истории Смольного  стал его первый выпуск в 1776 г. В честь этого события церемония награждения была обставлена особенно торжественно. Совет попечителей института решил отметить золотыми знаками с вензелем Екатерины II наиболее отличившихся воспитанниц. Императрица повелела и впредь, при каждом последующем выпуске, раздавать по шесть таких шифров: двум первым по успехам воспитанницам вручать знаки на ленте с тремя золотыми полосками, двум вторым - с двумя полосками, двум третьим - с одной золотой полоской. Но «в первом сем разе» Совет просил позволения раздать не шесть, а восемь шифров «из уважения, что они (то есть воспитанницы этого выпуска) первые открыли дорогу к достижению всех тех полезных знаний; каковыя удобнее уже могут приобретать за ними следующие подражательницы их примеру».

Совет на своих заседаниях признал достойными многих выпускниц, но число наград было ограничено. Золотой медалью первой величины были награждены Глафира Алымова, Екатерина Молчанова, Елизавета Рубановская, Александра Левшина и Наталья Борщова. На одной стороне медали было изображение Екатерины II, а на другой - надпись «Тако созревают». Золотую медаль второй величины получили три воспитанницы - Анна Еропкина, Екатерина Нелидова и Мария фон Вальштейн, именно она двенадцать лет назад приветствовала речью на французском языке Екатерину II, впервые приехавшую в гости к совсем маленьким смольнянкам. Этим восьми лучшим из лучших воспитанниц прикололи и «знаки отмены» - шифры на белых лентах с золотыми полосками. Наград было немало - четыре золотых медали третьей величины, двенадцать серебряных трех «величин», «похвалы» и т.п.

Однако наградами не  исчерпывалось внимание императрицы. Она жаловала Смольному сто тысяч рублей, чтобы он обратил их в капитал и использовал в качестве приданного для нуждающихся девушек. И.И. Бецкой положил деньги в «сохранную казну». Из набегавших процентов самым бедным выпускницам ежегодно и пожизненно выплачивалась определенная сумма. Другим смольнянкам платили «по достоинству»: получившим первые пять шифров — по 250 рублей (по тем временам сумма приличная), получившим три следующие шифра (то есть с двумя полосками на белой ленте) - по 225 рублей. Одной и той же выпускнице Смольного, если она подходила под категорию «по бедности» и «по достоинству», разрешалось выдавать две суммы. Кроме этого некоторым из воспитанниц при выпуске были отданы деньги, подаренные им еще раньше Екатериной II и до поры хранившиеся в банке, — по тысяче рублей каждой. Следуя примеру императрицы, некоторые лица тоже дарили воспитанницам деньги, которые клались в банки. Теперь, после окончания Смольного, их отдавали девушкам.

Первый выпуск вызвал большой резонанс, о нем писали российские газеты, иностранные авторы отмечали «небывалый успех». Но в Петербурге были и не столь восторженные отзывы о результатах педагогических усилий императрицы и Бецкого. В обществе существовали разноречивые мнения о смольнянках с их, как писала газета, «благородством и возвышенностью проявленных чувств». Многие осуждали «оранжерейного» стороны воспитания в Смольном, рассуждая о том, как «набитые ученостью смольнянки» не знали реальной жизни, причем настолько, что забавляли публику своим незнанием самых обыденных явлений, - например, спрашивали, где то дерево, на котором растет белый хлеб. Через много лет, уже в середине XIX в., о подобных нелепостях упоминала в своих «Записках» и М.С. Муханова, несомненно, повторяя старые семейные россказни. У ее деда было семь сыновей и все они при Екатерине II служили в конной гвардии. «Воспитанницы Смольного монастыря, - писала мемуаристка, - признавались впоследствии, что они по своей наивности думали, что все конногвардейские офицеры звались Мухановыми».¹⁵⁹

Выпускниц Смольного  называли еще и «монастырками», и  в этом иногда чувствовался едва уловимый оттенок насмешливой иронии. Даже через много лет после смерти Екатерины II сподвижник ее внука Александра I, знаменитый реформатор М.М.Сперанский, в письме к дочери написал: «По счастию, ты не монастырка и от младенчества видела свет не через волшебное стекло». По прошествии полутора веков после основания Смольного один из историков мог более объективно сказать о первых его воспитанницах: «Они были, в большинстве случаев, агнцами искупления, положенными на алтарь русской дикости... между тем эти пионерки просвещения были еще вполне детьми, в буквальном и переносном смысле этого слова, не понимавшими ни смысла готовившейся им роли, ни людей, с которыми они бессознательно должны были бороться, смягчая их и перевоспитывая».¹⁶⁰

Сравнивать жизнь в  институте с монастырем можно  было не только по принципу внутреннего  заточения и оторванности от мира. Воспитание в Смольном носило строго религиозный характер. Принципы религиозного воспитания проявлялись как в теоретическом изучении обширного курса Закона Божия, так и в практическом применении к жизни предписаний православной религии, из которых на первом месте стояли строгое соблюдение постов и частое посещение церкви. При этом воспитанницы старались по возможности избежать как одного, так и другого: посты с радостью нарушались гостинцами родственников, при посещении церквей симулировались различные боли и обмороки. «Болели» по очереди, но так как всех желающих оставить в дортуарах не могли, обмороки устраивались прямо в церкви. «Во всем блеске этот талант проявлялся у девиц старшего класса, так как в нем уже более рельефно отражалось все дурное, привитое закрытым заведением. Взрослые институтки удивительно ловко умели представлять обморок: задерживая дыхание, они бледнели, тряслись, вскрикивали, как будто внезапно теряли сознание, ловко падали на пол, даже с грохотом, не причинив себе ни малейшего вреда. Но были в этом отношении и совеем бесталанные: не смотря на обучение их этому искусству опытными подругами, они никак не могли усвоить его. Такие несчастные создания в известный момент богослужения вытягивали из кармана махорку, приобретенную у сторожа за дорогую цену, и засовывали ее за щеки. У них подымалась рвота, и их выводили из церкви».¹⁶¹ В целом, религиозное воспитание, усугубленное ханжеством классных дам, имело прямо противоположный результат: от полного равнодушия до насмешек над церковными обрядами.

Многие принципы воспитания в реальной жизни эволюционировали в неприятную сторону. Одним из таких принципов стала образцовость и исключительность. В Смольном начальство во всем демонстрировало показную сторону. Перед приемом высокопоставленных особ на видные места помещались красивые воспитанницы, красивые девушки танцевали перед ними на балах. Выпускные, публичные экзамены были пустой формальностью. «В конце концов жизнь для выставки, жизнь напоказ так въедалась в нравы воспитанниц, что они учились только для хорошей отметки, поступали хорошо только тогда, когда надеялись получить похвалу. Красивого наряда для выпуска требовали даже те, матери которых в отчаянии ломали руки, не зная, как справиться чтобы устроить дочери мало-мальски сносный туалет для ее выхода, который сразу требовал огромных издержек».¹⁶²

Таким образом, отвечая  насущным проблемам становления  женского образования в России в XVIII в., возник Смольный институт. Замысел Смольного базировался на обширной просветительской идее и отталкивался от иностранного аналога – французского закрытого заведения Сен-Сира. «Модная» воспитательная затея И.И. Бецкого во многом была санкционирована Екатериной II, возлагавшей на нее большие воспитательные перспективы. Но в дальнейшем грандиозный проект «новой породы» людей эволюционировал в консервативное, отстающее от динамично меняющейся жизни замкнутое пространство воспитательного учреждения. От принципов обучения и воспитания, заложенных Бецким и Екатериной к XIX в. осталась в основном изолированность и оторванность от внешнего мира. Образование было поверхностным, воспитание – ханжеским. Изначальный творческий потенциал, культивировавшийся в учреждении во времена Екатерины, иссяк, превалировали формализм и показная сторона.

Заключение

Появление «женского  мира» в русской культуре XVIII в. стало не только неотъемлемой частью дворянской культуры, оно было вызвано глубокими философско-психологическими проблемами аристократической культуры в целом. Во многом концептуальную основу «женского мира» составляло учение Руссо о чувственности и естественности, что имело огромный успех на русской почве как реакция на условность и искусственность салонной культуры. Утопичная салонная культура, моделируя особое ценностное пространство разрушала межиндивидуальные связи, семью как общественный институт, это нагнетало психологическую атмосферу и наносило удар по личности в целом. Нельзя не согласиться с И. Тэн, который оценивал мироощущение человека в светской культуре: «Человек, отдавшись обществу целиком, не сохранил ничего для себя и приличия как лианы обвили все существо его и каждую мелочь его деятельности».¹⁶³ В России светская культура насаждалась форсированными темпами, разрушение традиционных отношений между мужчинами и женщинами, семьи, новый взгляд на воспитание детей вызывали не только оппозицию, но и духовную реакцию, что способствовало торжеству «женского мира». При этом речь идет именно о торжестве вневременных этических ценностей, отождествляемых с женским началом, а не об изменении правового статуса женщины. Появление женщины как активного субъекта культуры не означает ее социальной самостоятельности в рассматриваемый период.

Мода на Руссо свидетельствовала  о вторжении женского начала в  культуру XVIII в. В то же время появление женщины в общественной жизни явилось следствием распада средневековой традиции, культивирующий затворнический образ жизни женщин. Вестернизация русской культуры ускоряла этот процесс. Активность женского начала была связана и с кризисом мужского начала в культуре, ее рационалистической тенденции, что  приобрело осмысленную формулу в учении Руссо. Так как для Руссо женская культура предстает способом преодоления отчуждения мужской культуры, претендующей на общечеловеческое значение, от живой субъективности.

Роль женщины в культуре XVIII в. огромна. Несмотря на отсутствие традиции приобщения женщины к творчеству в предыдущий период, по мере распространения новой культуры женщина активно участвует в организации и расширении художественной жизни общества. В частности, как это ни парадоксально, женщины становятся во главе светских салонов.

Многие исследователи, в частности Ю.М. Лотман, обращали внимание на театральный характер эпохи. При этом театральность была обусловлена не только практикой заимствования западных ценностей, но и уходящими вглубь веков ритуальными архетипами, связанными с лиминальной стихией противопоставления «структуры (государства)»  и «общины», которая в элементарных проявлениях предстает как оппозиция мужского и женского. Петровские реформы изменили средневековые статусы мужчины и женщины, ввели женщину в сферы общественной жизни. Женщина начинает играть мужские роли, т.е. театрализованная ритуальная логика врывается в общественную жизнь. Театрализованное поведение женщины вторгается в социальное поведение. Однако в отличии от средневековой культуры, такая свобода перестает быть ритуальной и становится повседневной. Новый статус женщины является уже не проявлением карнавальности, а реальностью, определяющей исторические процессы, придавая им характер театральности. В послепетровской культуре женское начало становится оппозицией рационализму, государственным институтам, городской культуре и всему, что связанному со «структурой», отождествляясь с частной сферой.

Выделение «женского  мира» во многом способствовало становлению  индивидуальности и самоценности мира чувств. В XVIII в. сформировался новый комплекс эмоционально-чувственных переживаний в отношениях между мужчиной и женщиной, восприятие любви приблизилось к современному. Мир чувств русской дворянки формировался под воздействием разнонаправленных факторов: православной этикой, традицией, литературой и светским образом жизни, который в XVIII столетии отождествлялся с образом жизни императорского двора. Это рождало разные модели женского поведения: от самопожертвования ради долга до «модной жены». Изменения в модели социального поведения дворянок, готовность отступить от стереотипов поведения имели огромное значение для осознания существования особого «женского мира». По мере изменения форм выражений переживаний, ценностных ориентиров росла женская рефлексия, анализ собственных переживаний. На формирование чувств русской дворянки XVIII в. оказывали влияние социальный фактор и гендерный фактор – культурно, этнически и конфессионально заданные полоролевые стереотипы поведения. Под воздействием «мужской» литературы были сформированы образы влюбленного мужчины и влюбленной женщины, ставшие эталоном в российской публике. Была воспринята западную модель красоты, этикетной нормой отношения мужчины к женщине в привилегированном сословии стали почитание, восхищение, романтизированная и сентиментализированная нежность. Таким образом, первоначально приписываемый комплекс «женских чувств» был сформирован внутри «мужской» культуры, это делает понятным в контексте свободных нравов XVIII столетия осуждение неконформного женского поведения. Это хорошо видно при рассмотрении стереотипов светского женского поведения, отзеркаливавших «удобную» для мужского общества и консервативно-условную модель. Исключения из общепринятых образцов были допустимы лишь после преодоления женщиной определенного возрастного барьера, тогда пожилые великосветские дамы могли позволить себе сами диктовать нормы поведения молодежи, выступая хранителями моральных устоев. Впрочем, как показывают многочисленные примеры, и они часто становились заложниками условно-отвлеченных понятий светского приличия, составлявших стержневую основу их системы ценностей.

В конечном итоге «женский мир» обнаруживает коллизию между автономностью чувственного мира и социальными ожиданиями на основе устойчивых стереотипов поведения для женщин в светской культуре. «Женский мир» являлся феноменом культурной, но не правовой сферы. Привилегированное положение в обществе женщины не означало ее эмансипации. Социализация женщины была возможно только в институте брака, что и определяло направленность ее салонного поведения, все женское поведение было нацелено на мужское общество: быть учтивой, уметь нравиться, быть благопристойной (в соответствии с мужскими представлениями), иметь приятные манеры, при этом не слыть кокеткой и т.д.

Создание нового женского образа в духе просветительских идей не локализовалось только культурными рамками, а представляло собой смелый социальный проект - создание нового общества в целом. Отталкиваясь от французского аналога в Сен-Сире, о

рганизация Смольного института И.Бецким под патронажем Екатерины II была началом планомерного воспитания русской женщины. Главным принципом первого института было воспитание в красоте и радости. С момента открытия Смольного образовательные мотивы выполняли лишь вспомогательную роль, акцент делался на воспитание. Для закрытого заведения, изолированного от той среды, которую следовало переделать, огромную роль играло непосредственное общение с отцами-основателями, И. Бецким и Екатериной II. Императрица особенно заботилась об этом элитарном учебном заведении, представляя его как образец проведенных образовательных реформ.  Однако со временем, после смерти Бецкого и Екатерины характер и атмосфера Смольного меняются. Широкие гуманно-общественные задачи, поставленные Екатериной II созданному новому типу закрытых учебно-воспитательных заведений, заменяются  более узкими, чисто женскими после реформ Марии Федоровны. В XIX вв. Смольный институт становится все более замкнутым, привилегированным учебным заведением, в котором особое предпочтение отдавалось всему иностранному, воспитанницам прививались светские манеры, набожность, сентиментальность и преклонение перед царской фамилией.

Утопичная просветительская идея на начальной стадии реализации во время и под контролем Екатерины не была лишена творческих моментов, о чем в частности свидетельствуют театральные постановки первых смолянок. Опека и финансовая поддержка императрицы давали жизненный старт для многих девушек из бедных дворянских семей, элитарность учебного заведения давало для девушек шанс улучшить свой социальный статус в обществе, удачно выйдя замуж или пополнив институт фрейлин при дворе. Но в дальнейшем, устав Екатерины был забыт, а первоначальные принципы воспитания эволюционировали в противоположные образцы. Закрытость Смольного не означала изолированности от норм и ценностей окружающего общества. «Новая порода» людей, согласно просветительской идее, призванная исправлять нравы общества, в искаженном, часто нелепом виде воспринимала его нормы и ценности. Выпускницы грезили богатством, беспредельной свободой, неземной любовью, с трепетом преклонялись перед высокопоставленными особами, аристократизм воспринимали как высшую ценность. Весь строй внутренней жизни пронизывала иерархия, в основе которой были не собственные достоинства или личные заслуги, а знатность, внешняя привлекательность, богатство и т.д.