Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Ноября 2011 в 19:10, реферат
Вопрос о соотношении традиционной, элитарной и массовой культур стал на рубеже XX-XXI веков одним из наиболее актуальных. Он оказался напрямую связанным с целой совокупностью проблем - таких, как проблема сохранения идентичности в условиях культурной экспансии со стороны технически развитых стран, проблема специфики социокультурного развития в контексте информационно-технологического взрыва и влияния новых способов функционирования информации на человека и культуру, а также с рядом вопросов, касающихся развития самой народной культуры - в частности, возможности ее существования в новом информационном поле и в новых режимах
Еще более лояльным отношение к массовой культуре становится после появления концепции «третьей волны», принадлежащей американскому публицисту и социологу Элвину Тоффлеру. В ряде работ: «Шок будущего» (1970), «Доклад об экоспазме» (1975), «Третья волна» (1980) и других - Тоффлер разработал концепцию «постиндустриального общества» (или - согласно авторским синонимам – «супериндустриального общества», «сверхиндустриальной цивилизации»). Анализируя новые типы организационных стилей, новый тип восприятия реальности, новые семейные ценности и сексуальные ориентации, автор приходит к выводу о наступлении «супериндустриальной» эры. Тоффлер осуществляет последовательное сопоставление индустриального и постиндустриального общества, сравнивает их экономическую основу, особенности аппарата управления, исследует психологические характеристики индивидов, включенных в процесс производства и приходит к выводу о том, что не только высокий уровень инновативности характеризует супериндустриальное общество, но и демассификация и дестандартизация всех сторон политической и экономической жизни. Изменение характера труда и межличностных отношений изменяет систему ценностей и ориентации человека на психологические, социальные и этические цели. Изменяется и профессиональная характеристика индивида, прошедшего многоуровневое обучение, обладающего не только мастерством, но и информацией, развитого не только физически, но и интеллектуально.
По мнению Тоффлера, в новом обществе под индивидуальные потребительские нужды подлаживается и культура, специфика которой описывается автором в категориях «приспособления к возрастанию жизненного уровня» и «совершенствования технологий», позволяющих снижение себестоимости «культурных продуктов» даже при условии введения их различных вариантов109. «Поскольку удовлетворяется все больше и больше основных нужд покупателей», - отмечает исследователь, - «можно твердо предсказать, что экономика будет еще энергичней идти навстречу тонким, разнообразным и глубоко персональным потребностям покупателя, потребностям в красивых, престижных, глубоко индивидуализированных и чувственно приятных для него продуктах»110. Таким образом, как считает Тоффлер, уровень потребляемой культуры становится иным: массовая культура продолжает существовать как уникальный механизм, обладающий компенсаторной и рекреативной активностью, удовлетворяя нужды значительной части общества, однако, она перестает быть единственной культурой, удерживающей монополию на массовое сознание. Элитарная же культура теряет свое значение классово чуждой и недоступной массам, но, наоборот, начинает выполнять роль культурного образца и занимает в иерархии ценностей достойное место. Все эти социокультурные трансформации рассматривались Тоффлером как признаки рождения иной культуры и формирование такого ее субъекта, который утрачивает качества «массового человека». Именно этот феномен Тоффлер и обозначает как индивидуализацию личности и демассификацию культуры.
Идея «персонализации» и демассификации культуры обрела устойчивость и стала одной из общепризнанных. Она, действительно, весьма логично отражает соответствие массовой культуры с ее опорой на массовизированного индивида массовому индустриальному обществу, а демассифицированной культуры как продукта синтеза высокой и низкой культур – постиндустриальному обществу, опирающемуся на творческую высокоспециализированную деятельность. Однако эта идея нуждается в критическом осмыслении.
Во-первых, говоря о формировании персонализированного субъекта и демассифицированной культуры, необходимо осознавать отсутствие непосредственной корреляции между уровнем материального благосостояния и формированием новой мотивационной системы. Удовлетворение насущных потребностей создает лишь потенциальную возможность приобщения к ним человека, но вовсе не означает немедленного и автоматического использования этих открывающихся возможностей и тем более – активного формирования новой иерархии ценностных ориентиров в масштабах всей общественной системы111. Кроме того, ценностная система является достаточно инертным образованием, слабо подверженным каким-либо модификациям; усвоенные ценности редко поддаются трансформации, и для утверждения новых ценностных приоритетов необходима целая совокупность условий – как экономических, так и социокультурных, в том числе, возможность пользоваться всеми материальными благами с рождения, что и позволяет говорить о распространении постматериалистических предпочтений в соответствии с замещением старых поколений новыми112.
Во-вторых, здесь нельзя не учитывать, что процессы информатизации, влияющие на резкое повышение уровня специализированной подготовки, на качество оплаты труда, неизбежным следствием имеют и усиление расслоения общества по экономическому и образовательному признаку. Социальной основой распространения стандартизированной культуры в системе информационного общества остается та его часть, которая занята в областях, связанных с формализованной деятельностью, отчуждена от структур управления экономикой нового типа и вынуждена соответствовать стратегиям подчинения и «включения во взаимодействие», а также часть технической элиты, имеющая возможность выбора между разными формами и типами культуры. Носитель ценностей этой культуры - недифференцированный субъект с невыраженным личностным началом, особенностями которого являются некритичность, управляемость, духовная инфантильность. В качестве социальных предпосылок распространения стандартизированной культуры в информационном обществе выступают напряженный ритм деятельности, экзистенциальные проблемы, проблемы адаптации, проблема свободного времени, а также обусловленная объективными причинами неподготовленность определенной части общества к восприятию сложных проблем и феноменов высокой культуры. Сами же информационные технологии, которые в первую очередь влияют на характер культуры и ее субъекта, развиваются, как показывает практика, по преимуществу, как «технологии развлечений».
Наконец, в-третьих, здесь необходимо также четко осознавать, что те процессы, которые многие из теоретиков постиндустриализма и постмодернизма обозначают как персонализацию личности, в реальности выступают в качестве процессов индивидуализации не процессов творчества, а процессов потребления, где огромный выбор товаров, услуг и способов осуществления активности задается властными структурами, а потребление органично вписывается как в схему раскрепощения и персонализации личности, так и в процедуры тотального управления этой личности и ее потребностями. Подобная активность человека – активность в процессе потребления - задается извне, а подлинная свобода самовыражения подменяется как свободой выбора, комбинаций, так и - опять же заданной изначально - свободой критики, отторжения, игнорирования установленных извне ценностей, образцов деятельности, формул развлечения и досуга. Одним из механизмов подобной персонализации становится «обольщение», трактуемое как особая стратегия, пронизывающая все уровни общества, где и политика, и экономика, и сфера услуг, и образование ориентируются на «свободу выбора» и «индивидуальные предпочтения».
Эта деятельность, задаваемая властными институтами, отнюдь не является творчеством, но выступает как одна из современных стратегий формирования сознания, где, однако, жесткие ее формы сменяются мягкими, управление – соблазном, а на смену «дисциплинарному и воинствующему индивидуализму» приходит «индивидуализм на выбор – гедонистический и психологический, считающий главной целью личные достижения человека»113. Этот индивидуализм потребления оказывает влияние и на все социальные общности, где сегодняшняя масса оказывается принципиально отличной от массы, характерной для индустриального общества. Сегодняшняя масса задается не посредством объединения людей в едином пространстве. Сегодня масса образуется общностью потребляемой продукции – прежде всего, информации, развлечений, моды, имиджей, стереотипов, картины мира, единством системы ценностей и т.д. Появление подобной массы знаменует конец социального, ибо никакие социальные катаклизмы не способны вызвать у нее сопереживание. Современный обыватель – человек массы - может «интерпассивно», по афористичному выражению С. Жижека, участвовать в мировых трагедиях, заботясь, прежде всего, об удовлетворении повседневных потребностей. Сама же масса сегодня выступает не как «управляемая», а как «контролируемая», как утратившая способность даже ощущать этот факт манипулирования.
Сказанное
дает основания заключить, что в
постиндустриальном и информационном
обществе, по сравнению с обществом массовым
индустриальным, объективно изменяется
значение и роль личности, активность
которой фундируется не внешними побудительными
стимулами деятельности, а, по преимуществу,
внутренними. Более того, само становление
этой системы оказывается обусловленным
не только материальным прогрессом, но
и изменением ценностных ориентаций личности,
настроенной на творчество, развитие и
самосовершенствование. В то же время,
представляется более точным говорить
об изменении количественных, но отнюдь
не качественных параметров формирующейся
культуры: по-видимому, инновативная, сложная,
специализированная культура, предполагающая
высокую творческую активность, останется
еще в течение достаточно продолжительного
времени культурой высокообразованной
части общества и с ростом этой социальной
страты будет приобретать все более существенное
значение, стандартизированная же культура
сохранит свое доминирующее положение
(по крайней мере, количественно) как культура
социальных слоев, обладающих массовым
сознанием.
3. Народная, элитарная, массовая культура в современном
социокультурном пространстве:
структурно-
Стремление осмыслить феномены массовой, народной и элитарной культуры проявлялось в отечественной исследовательской традиции начиная с 60-х годов XX века, когда была открыта для обсуждения проблематика, связанная с массовой культурой. Между тем, несмотря на солидную временную дистанцию, отделяющую культурную практику сегодняшнего дня и соответствующие ей представления от обозначенных четыре десятилетия назад, можно констатировать открытость данной проблемы, где в качестве семантически и аксиологически родственных функционируют такие термины, как «высокое», «классическое», «элитарное», «гуманное», «рациональное», «профессиональное»114, противопоставляемые «низкому», «популярному», «массовому», «антигуманному», «иррациональному». Иногда эти оппозиции сводятся к противостоянию базовых – культуры и «псевдокультуры», «антикультуры»115 или «некультуры»116. Более того, сам термин «массовая культура» заменяется часто на близкий по смыслу «поп-культура»117, что в большей степени коррелирует с западной исследовательской традицией.
Эти обстоятельства – а именно, отсутствие четких представлений о сущности массовой, элитарной и народной культуры, отражающееся в размытости и взаимозаменяемости таких понятий, как «массовое», «популярное», «народное», «потребительское», «коммерческое», «фольклорное» и т.п. – определяют необходимость определения позиции массовой культуры в ее соотношении с высокой (элитарной) и народной культурой.
Кроме названных, существует, по крайней мере, еще одно обстоятельство, определяющее актуальность определения границ названных феноменов – это постоянное расширение пространства массовой культуры, чему способствуют глобализационные процессы, и тенденции к исчезновению народной культуры, существующей в монокультурной среде в виде массовых феноменов, носящих этнический оттенок.
Однако, несмотря на многообразие исследовательских позиций по данному вопросу, можно говорить о достаточно четком выделении основных культурных форм, получающих различное наименование. Соответственно, современная культура представляется как совокупность следующих своих структурно-типологических форм:
• массовой и элитарной субкультур (М.С. Каган118);
• этнической, национальной, массовой (В.М. Межуев119);
• массовой, обыденной, специализированной (А.Я. Флиер120);
• элитарной, массовой, популярной, народной (О.И. Карпухин и Э.Ф. Макаревич121);
• массовой, элитарной, традиционной, специализированной (Б.С. Ерасов122);
• высокой, традиционной, массовой, популярной (А.В. Захаров123);
• высокой (элитарной), народной, массовой (Г. Гэнс124);
• возвышенной, посредственной, низменной (Э. Шиллз);
• народной (традиционной крестьянской и городской), профессиональной, массовой (А.С. Каргин, Н.А, Хренов125);
• народной, специализированной, культуры «третьего пласта» (В. Конен126);
• «первой» (традиционной), «второй» (профессиональной), «третьей» (популярно-развлекательной, городской) (В. Прокофьев127).
Естественно, данный перечень не является завершенным и не претендует на полноту, однако он наглядно демонстрирует многообразие исследовательских позиций. Очевидно, что для осуществления любых операций по структуризации культуры, необходимо выделение основания подобного обобщения. Подобные основания могут существенно различаться в зависимости от назначения подобной операции распределения. Ими могут стать связь с религией, а также с духовной или материальной сферой, региональная принадлежность культуры, соответствие историческому типу общества, национально-этнические особенности, хозяйственный уклад, вид специализированной деятельности, тип потребителя, уровень мастерства.
Однако для различения тех разновидностей культуры, которые являются предметом нашего рассмотрения, подобные основания не являются презентативными. В современных концепциях данные феномены различаются, в основном, по типу функционирования культуры (К.Э. Разлогов), их социальному носителю (М.С. Каган, А.Я. Флиер), по типу общества, атрибутом которого они являются (Б.С. Ерасов), по характеру и глубине эстетического освоения действительности (А. Генис128, Г. Голицын129), по степени уникальности (Н.М. Зоркая)130, по степени типизации (Н.А. Ястребова)131, по типу воспринимающей публики (Н.А. Хренов)132, по характеру кодификации информации (В.М. Межуев), по степени профессионализма авторов (В. Конен), по типу духовности, который они производят (Э. Шиллз), по уровню специализированности (Г. Гэнс), по функциям, выполняемым в обществе (О.И. Карпухин, Э.Ф. Макаревич), по степени соответствия демократичной народной культуре (Г.К. Ашин)133.