Поэтика

ПОЭТИКА

 

                                  Отрывки

 

СУЩНОСТЬ ПОЭЗИИ И ЕЕ ВИДЫ

 

     I. Мы будем  говорить как о поэзии вообще, так и об отдельных ее  видах,

о том, какое приблизительно значение  имеет  каждый  из  них  и  как  должна

слагаться фабула, чтобы поэтическое  произведение было хорошим, кроме того, о

том, из скольких и каких  частей оно состоит, а равным образом  и  обо  всем,.

что относится к  этому  же  предмету;  начнем  мы  свою  речь,  сообразно  с

сущностью дела, с самых  основных элементов.

     Эпическая   и   трагическая   поэзия,   а   также   комедия   и   поэзия

дифирамбическая,  большая  часть  авлетики  {Искусство   игры   на   духовом

инструменте вроде флейты.} и кифаристики {Искусство игры на кифаре.}  -  все

это, вообще говоря, искусства  подражательные; различаются они  друг от  друга

в трех отношениях: или тем, в чем  совершается  подражание,  или  тем,  чему

подражают, или тем, как  подражают, что не всегда одинаково. Подобно тому как

некоторые подражают многим  вещам,  при  их  воспроизведении,  в  красках  и

формах, одни - благодаря искусству, другие - просто по  привычке  и  иные  -

благодаря природному дару, так и во всех только что  упомянутых  искусствах;

подражание происходит в  ритме, слове и гармонии, отдельно или  вместе:  так,

гармонией и  ритмом  пользуются  только  авлетика  и  кифаристика  и  другие

музыкальные  искусства,  например  искусство  игры  на   сиринксе   {Духовой

инструмент вроде свирели.}, а при помощи  собственно  ритма,  без  гармонии,

производят  подражание  некоторые  из  танцовщиков,  так  как   они   именно

посредством  ритмических  движений  воспроизводят   характеры,   аффекты   и

действия, а та поэзия, которая  пользуется только словами, без  ритма  или  с

метром,  притом  либо  смешивая  несколько  размеров  друг  с  другом,  либо

употребляя один какой-нибудь из них, до сих пор  остается  без  определения:

ведь мы не могли бы дать общего имени  мимам  {Mим  -  народная  театральная

сценка. Софрон и его сын  Ксенарх - составители  мимов  в  V  в.  до  н.  э.}

Софрона или Ксенарха и  сократическим разговорам, ни  если  бы  кто  совершал

подражание посредством  триметров {Триметр - стихотворный размер.  Ямбический

триметр состоял из шести  ямбических стоп.}, элегических {Элегический  стих  -

чередование  гекзаметра  с  пентаметром.}  или  каких-либо  других  подобных

стихов;  только  соединяя  понятие  "творить"  с  размером,  называют  одних

элегиками, других - эпиками, величая их поэтами не по сущности подражания, а

вообще по метру (то есть стихотворному  размеру).  Если  издадут  написанный

размером  какой-нибудь  трактат  по  медицине  или  физике,  то  обыкновенно

называют его автора поэтом, а между тем у Гомера  и  Эмпедокла  {Эмпедокл  -

сицилийский философ, ученый V в. до н. э. Свои идеи он изложил в  философских

поэмах "О природе" и "Очищения".} нет ничего  общего,  кроме  метра,  почему

первого справедливо  называют  поэтом,  а  второго  скорее  физиологом,  чем

поэтом.

     Но есть некоторые  искусства, которые пользуются  всем сказанным, то есть

ритмом, мелодией и размером; таковы, например, дифирамбическая  поэзия и номы

{Номы  -  особые  песни   религиозного  характера.}   трагедия   и   комедия;

различаются же они тем, что  одни пользуются всем  этим  сразу;  а  другие  -

отдельно.

     III. К этому  присоединяется еще третье различие, заключающееся  в  том,

как подражать в каждом из этих случаев. Именно подражать в  одном и том же  и

одному и тому же можно, рассказывая о событии, как  о  чем-то  отдельном  от

себя, как это делает Гомер, или вести рассказ от своего же лица, не  заменяя

себя другим, или же представляя  всех изображаемых  лиц,  как  действующих  и

деятельных.  Вот  в  каких  трех  различиях  заключается  всякое  подражание

объективному миру (то есть творчество), -  именно  в  средстве,  предмете  и

способе, так что в одном  отношении Софокл мог бы быть тождествен с  Гомером,

так как оба они изображают людей достойных, а  в  другом  -  с  Аристофаном,

потому что они оба  представляют людей  действующими  и  притом  драматически

действующими.  Отсюда,  как  утверждают  некоторые,   эти   произведения   и

называются драмами (dramata, то есть действа), так как они изображают  людей

действующими.

     IX. Задача поэта  - говорить не о действительно  случившемся, но  о  том,

что могло бы случиться, следовательно, о возможном - по вероятности  или  по

необходимости. Именно историк  и поэт отличаются не тем, что один  пользуется

размерами, а  другой  нет:  можно  было  бы  переложить  в  стихи  сочинения

Геродота, и тем не менее  они были бы историей - как  с  метром,  так  и  без

метра,  но  они  различаются  тем,  что  первый  говорит   о   действительно

случившемся, а  второй  о  том,  что  могло  бы  случиться.  Поэтому  поэзия

философичнее и серьезнее  истории: поэзия говорит более об общем {1}, история

- об единичном.

     Общее состоит  в том, что человеку такого-то  характера следует  говорить

или делать по вероятности  или по необходимости. К этому  стремится и  поэзия,

придавая (героям) имена. А  единичное, например, в том, что  сделал  Алкивиад

{Алкивиад (450-404 гг. до  н.  э.)  -  афинский  полководец  и  политический

деятель.} или что с ним  случилось.

     Относительно  комедии это уже очевидно: именно, сложив фабулу по законам

вероятности, поэты, таким  образом,  подставляют  любые  имена  и  не  пишут,

подобно  ямбическим  писателям,  на  отдельных  лиц.  В  трагедии   же   они

придерживаются  действительно  бывших  имен,  причина  этого  та,  что  веры

заслуживает только возможное.

     Что не случилось,  того мы еще  не  признаем  возможным,  а  случившееся

очевидно, возможно, так как  оно не случилось бы, если бы  было  невозможным.

Однако в  некоторых  трагедиях  одно  или  два  имени  известны,  прочие  же

вымышлены, а в некоторых  нет ни одного известного имени, например в "Цветке"

Агафона {Греческий трагик V  в.  до  н.  э.,  который  первый  отказался  от

мифологических  сюжетов  в   трагедии.},   где   одинаково   вымышлены   как

происшествия, так и имена. Следовательно, не надо  непременно  стремиться  к

тому,  чтобы  держаться  переданных  преданием  мифов,   в   кругу   которых

заключается трагедия. Отсюда ясно, что поэту  следует  быть  больше  творцом

фабул,  чем  метров,   насколько   он   поэт   по   своему   подражательному

воспроизведению и подражает  он действиям. Даже если ему придется  изображать

действительно случившееся, он тем не менее (остается) поэтом, ибо  ничто  не

мешает тому, чтобы  из  действительно  случившихся  событий  некоторые  были

таковы, каковыми они могли  бы случиться по вероятности или  по возможности, в

этом отношении он (поэт) является их творцом.

 

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПОЭЗИИ И ЕЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ

 

     IV. Как кажется,  вообще две причины, и притом  заключающиеся  в  природе

(человека), произвели поэзию. Во-первых, подражание присуще людям  с детства,

и они тем отличаются от прочих животных, что наиболее способны к подражанию,

благодаря которому приобретают  и первые знания, а во-вторых, подражание всем

доставляет удовольствие. Доказательством этого служит то, что  происходит  в

обыденной жизни:  на  что  мы  в  действительности  смотрим  с  отвращением,

точнейшие изображения того мы рассматриваем с  удовольствием,  как  например

изображения отвратительных животных и трупов. Причина же этого  заключается в

том, что приобретать знания весьма приятно не только философам, но  равно  и

прочим людям, с той  разницей, что последние приобретают  их не  надолго  {2}.

На изображение смотрят (они) с удовольствием, потому, что, взирая  на  него,

приходится узнавать и  рассуждать, что каждый (предмет  обозначает), например,

что это - то-то; если же смотрящий  не видел раньше  (предмета  изображения),

то последний доставит (ему) наслаждение не как воспроизведение  предмета,  но

благодаря отделке или  колориту или другой какой-нибудь причине.

     Так как подражание  свойственно нам по природе,  так же как и гармония  и

ритм (а что метры - особые виды ритмов, это очевидно),  то  еще  в  глубокой

древности были люди, одаренные  от природы  способностью  к  этому,  которые,

мало-помалу развивая ее, породили из импровизации поэзию.

     Поэзия, смотря  по личным особенностям характера  (поэтов), распалась  на

разные  отделы:  именно  поэты  более  серьезные  воспроизводили  прекрасные

деяния, притом подобных же  им  людей,  а  более  легкомысленные  изображали

поступки дурных людей, сочиняя  сперва  насмешливые  песни,  между  тем  как

первые создавали гимны  и хвалебные песни {3}.

 

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТРАГЕДИИ КАК  ЖАНРА, РАЗВИТИЕ ЕЕ

 

     VI. Об искусстве  подражать в гекзаметрах и  о комедии мы будем  говорить

впоследствии, а теперь скажем о трагедии, извлекши из только что  сказанного

определение ее сущности. Итак, трагедия есть подражание действию  важному  и

законченному, имеющему определенный объем, (подражание) при помощи  речи,  в

каждой из своих  частей  различно  украшенной  посредством  действия,  а  не

рассказа, совершающее благодаря  состраданию  и  страху  очищение4  подобных

аффектов. "Украшенной речью" я называю такую, которая заключает  в себе ритм,

гармонию и пение; распределение  их по отдельным частям  трагедии  состоит  в

том, что одни из них исполняются  только  посредством  метров,  а  другие  -

посредством пения.

 

XXVI. ТРАГЕДИЯ И ЭПОС

 

     Может быть, у кого-нибудь явится вопрос, эпическая  ли поэзия  выше  или

трагическая.  Ведь  если  менее  тяжеловесное   (поэтическое   произведение)

заслуживает предпочтения (а  таковое всегда рассчитывает на лучшую  публику),

то вполне ясно, что поэзия, подражающая всему без  исключения,  тяжеловесна.

(А  исполнители),  как   будто  публика  не  поймет  их,  если  они  от  себя

чего-нибудь не прибавят, пускают  в ход  всевозможные  движения,  кувыркаясь,

как плохие флейтисты, когда  им приходится  представлять  "Диск",  и  увлекая

корифея, когда наигрывают "Скиллу".

     Как последние   относятся  к  новым  актерам,  так  целое  драматическое

искусство  относится  к   эпосу:   последний,   говорят   защитники   эпоса,

предназначается для благородной  публики, не нуждающейся  в  жестикуляции,  а

трагическое искусство - для  черни. Итак, если тяжеловесная поэзия  хуже,  то

ясно, что таковою была бы трагедия.

     Но, во-первых, это критика не поэтического, а актерского искусства, так

как возможно излишество  во  внешних  движениях  и  для  рапсода  {Рапсод  -

исполнитель эпических поэм.}, что замечается у Сосистрата {Сосистрат -  один

из рапсодов.} и у певцов лирических песен, что делал  Мнасифей  {Мнасифей  -

греческий певец, происходивший  из  Опунта  в  Локриде.}  из  Опунта.  Затем,

нельзя порицать и движения вообще - иначе пришлось бы отвергнуть и танцы,  -

но движения плохих актеров, что ставилось  в  упрек  и  Каллипиду  и  другим

актерам, не умеющим будто  бы подражать свободнорожденным  женщинам.  А  сверх

того трагедия и без  движения  исполняет  свою  обязанность  так  же,  как  и

эпопея, ибо посредством  чтения  становится  ясным,  какова  (та  или  другая

трагедия).

     Затем, трагедия  имеет все, что есть у эпопеи;  она  может  пользоваться

метром  последней,  и  сверх  того  немалую  долю  ее  составляет  музыка  и

театральная обстановка,  благодаря  чему  наслаждение  чувствуется  особенно

живо. Далее, она обладает жизненностью и в своих  узнаваниях  и  в  развитии

действия, а также благодаря  тому, что цель подражания достигается  в ней  при

ее небольшом сравнительно объеме, ибо все сгруппированное  воедино производит

более  приятное  впечатление,  чем  запутанное  продолжительностью  времени;

представляю  себе,  например,  если  кто-нибудь  сложил  "Эдипа"  Софокла  в

стольких же песнях, как "Илиада". Наконец,  единства  изображения  в  эпопее

меньше, чем в трагедии; доказательством этому служит то, что из любой  поэмы

образуется несколько  трагедий, так что если создают  одну фабулу, то или, при

кратком выражении, поэма  кажется  кургузой,  или,  благодаря  длине  метра,

водянистой... Если же поэма  сложена из нескольких действий, как  "Илиада"  и

"Одиссея", то она  заключает в себе много таких  частей,  которые  и  сами  по

себе имеют достаточный  объем. Но эти  поэмы  составлены  насколько  возможно

прекрасно и служат отличным изображением единого действия.

     Итак, если трагедия  отличается всем только что  сказанным и  сверх  того

действием  своего  искусства  -  ведь  должно,  чтобы  и  трагедия  и  поэма

доставляли не всякое случайное  удовольствие, но только вышесказанное,  -  то

ясно, что она стоит  выше, достигая своей цели лучше  эпопеи.

     IV. ...Здесь не  место рассматривать, достигла  ли уже трагедия во (всех)

своих видах достаточного развития или нет - как  сама  по  себе,  так  и  по

отношению к театру. Возникши с самого начала путем импровизации, и сама  она