История развития русской философии

В данной связи подробно разбирается ткачевская идея захвата власти революционной партией. Согласно Плеханову, это может быть лишь следствием неразвитости пролетариата, отсутствия в нем осознанного стремления к собственному освобождению. Созревший пролетариат не позволит захватить власть даже самым искренним своим «благожелателям». Он сам возьмет инициативу в свои руки, с тем чтобы, покончив со своими врагами, устроить общественную жизнь на началах «пан-анархии», т.е. всевластия. Анархия, по мнению Плеханова, неприемлема для рабочего класса, поскольку она «принесла бы ему новые бедствия», заново подчинив его деспотической власти.

Но  допустим, рассуждает Плеханов, революционная  партия благодаря стечению обстоятельств  приходит к власти и создает собственное  правительство. Что же может получиться в итоге? Одно из двух: либо оно «вынуждено будет организовать национальное производство», чему, естественно, «помешают как  его собственная непрактичность, так и современная степень  развития национального труда и  привычки самих трудящихся», либо искать спасения в идеалах «патриархального и авторитарного коммунизма», внося  в них лишь то видоизменение, что  вместо племен­ных вождей и их чиновников «национальным производством будет  заведовать социалистическая каста». «...При такой опеке, - прозорливо резюмирует Плеханов, - народ не только не воспитался бы для социализма, но или окончательно утратил бы всякую способность к дальнейшему прогрессу, или сохранил бы эту способность  лишь благодаря возникновению того самого экономического неравенства, устранение которого было бы непосредственной целью  революционного правительства».

Впрочем, Плеханов утешает себя тем, что «говорить  о результатах захвата власти нашими революционерами» не имеет смысла, ибо «очень, очень мало вероятен»  самый этот захват.

Неудивительно, что «октябрьский переворот» 1917 г. оказался для него полной неожиданностью, и  ему не оставалось ничего другого, как  горестно выразить свое сочувствие «обманутому» российскому пролетариату. «Нет, - писал  он на третий день после революции, - наш рабочий класс еще далеко не может, с пользой для себя и  для страны, взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть, значит толкать его на путь величайшего  исторического несчастья, которое  было бы в то же время величайшим несчастьем и для всей России». Увы, понадобилась целая эпоха, чтобы  подтвердилась правота первого  русского марксиста!

2. Большевизм: В.И.Ленин (1870-1924). Между Плехановым  и Лениным изначально сложились  те отношения, что и между  Лавровым и Ткачевым: молодой  марксист находил слишком «барской»  позицию старого ветерана русской  социал-демократии. Его не устраивало  ни его «постепенство», ни желание исподволь, путем просвещения и воспитания, готовить рабочий класс к самостоятельным политическим действиям. И тем более - ждать, пока пролетариат составит большинство населения страны, без чего Плеханов не допускал и мысли о возможности социа­листической революции. Все это неминуемо должно было обернуться расколом русского марксизма, и он действительно произошел на II съезде РСДРП, состоявшемся в Лондоне в июле 1903 г. Социал-демократическое движение разделилось на меньшевиков, сохранивших верность Плеханову, и большевиков, ставших на сторону Ленина. Теоретически Ленину было ясно: социализм может быть только «рабочим», т.е. пролетарским, и никаким иным. Он много и с удовольствием критикует «народнический социализм», повторяя, впрочем, аргументы Плеханова. Ошибкой этой идеологии он признает то, что она, исходя из веры в коммунистические инстинкты общинного крестьянства, именно в нем «видела... прямого борца за социализм...». В результате народники отходили от прямой политической деятельности и «шли в народ», чтобы агитировать его «на борьбу с правительством». Они мало обращали внимания на «политико-экономическую структуру деревни», а потому упускали из виду «разложение, раскрестьянивание наших крестьян и кустарей», т.е. превращение их в мелкого буржуа. Неудивительно, что вся их «теоретическая работа, направленная на изучение того института (общины. - А.З.), который должен был послужить основанием и оплотом для устранения эксплуатации, привела к выработке такой программы, которая выражает собой интересы мелкой буржуазии, т.е. того именно класса, на котором и покоятся эти эксплуататорские порядки». Таким образом, обобщает Ленин, народники просмотрели зарож­дение сельского пролетариата, сходного по своему положению с пролетариатом городским, промышленным, в силу чего и не сумели понять, что «не может быть и иного пути к социализму, как через рабочее движение».

Никто из русских социал-демократов в принципе не подвергал сомнению этот тезис. Вопрос заключался лишь в том, существует в  России рабочее движение или нет?

Отрицательный ответ на него содержался в знаменитом «Credo» Е.Д.Кусковой (1869-1958), опубликованном еще в 1898 г. В нем ставились две важные проблемы: первая касалась «кризиса марксизма», вторая - вытекающих из этого новых задач русской социал-демократии. Автор представляет следующую картину. На Западе, с эпохи средневековья, сложился рабочий класс, включающий ремесленно-городской элемент, т.е., собственно, «мещанскую демократию», привыкшую «участвовать в организациях и кассах взаимопомощи, религиозных обществах и проч. >>. Она-то и составила ядро социал-демократических партий, из которых выделился «теоретический и практический марксизм». На первых порах в нем парламентская политическая борьба превалировала над экономической, «с перспективой захвата власти». Но по мере исчерпания энергии политической борьбы («медленный рост голосов» на выборах, «апатия публики на собраниях», «унылый тон литературы» и т.д.) марксизм переключился в сторону поддержки едва зародившегося и совершенно «дикого» фабричного пролетариата, «почти не поддающегося организации» и не имеющего никаких других стремлений, кроме экономических. Соответственно, марксизм эволюционирует от «Коммунистического манифеста» с его «примитивным», «слишком схематичным представлением классового деления общества», к бернштейнианству, т.е. экономизму, признанию реформистского пути развития общества. Тем самым налицо оказывается «кризис» революционного марксизма.

Отсюда - «вывод для России». Согласно «Credo», русский пролетариат так же далек от организованного рабочего класса Запада, как и тамошний фабричный пролетариат. Но он к тому же еще малочислен, слаб, поэтому его едва ли можно склонить к «политической деятельности». А значит, преждевременны и всякие разговоры о создании в России марксистской политической партии по революционному образцу, и все разговоры о ней «суть не что иное, как продукт переноса чужих задач, чужих результатов на нашу почву». Практика эта не только бесполезна, но и вредна, поскольку отвлекает от реальных дел, мешает «сосредоточить внимание на общественных проявлениях либерально-политического свойства», т.е. защите прав личности, собственности, общественного самоуправления. Только так можно воспитать «политическое чутье» русского рабочего, не получившего «в наследие организационного духа, каким отличались борцы Запада». Ввиду этого и русским марксистам следует отдать приоритет не политическим вопросам, а поддержке экономической борьбы пролетариата и участию «в либерально-оппозиционной деятельности», по крайней мере, до того момента, пока сам пролетариат не выдвинет собственных политических задач».

«Credo» Кусковой вызвало самую негативную реакцию Ленина. Он решительно восстает против объявления «кризиса марксизма» и сведения его к бернштейнианству, усматривая в этом попытку «сузить теорию марксизма», превратить революционную рабочую партию в реформистскую. Для него осуществление подобной программы равносильно «политическому самоубийству», предательству интересов пролетариата.

Однако  Ленин не может не признать, что  в России марксистская партия должна действовать иначе, чем на Западе. Она не может ждать, пока пролетариат  достигнет «определенного уровня культуры», чтобы подняться до социализма, но должна сама внести идеи социализма в  рабочее движение. И лучше всего  это сделать «революционным путем», т.е. осуществив захват власти. Тогда  партия как «авангард пролетариата», со всей прямотой пишет Ленин, не ограничивая  себя «никакими законами, никакими абсолютно правилами» и опираясь только на насилие, «освободит эксплуатируемых  от их рабского положения, улучшит их условия жизни немедленно за счет экспроприированных капиталистов». Затем, «в ходе острой классовой борьбы», совершится «просвещение, воспитание, организация  самых широких трудящихся и эксплуатируемых  масс вокруг пролетариата, под его  влиянием и руководством, избавление от их эгоизма, раздробленности, пороков, слабости, порождаемых частной собственностью, превращение их в свободный союз свободных работников». Как видим, ленинский план социалистической революции  почти дословно воспроизводит идеи ткачевского «Набата». Теперь мы знаем, что реально это привело к новому «закабалению» русского пролетариата, утверждению советской «сталинократии».

Как же представлял себе Ленин захват власти большевиками? Конечно, речь не шла об ожидании или ускорении  «европейской бури»; все должно было свершиться в самой России, как  одной отдельно взятой стране. К  такому заключению Ленина подводит открытый народниками закон неравномерного развития мирового капитализма.

Так, например, В.В.Воронцов в своих экономических  исследованиях отмечал: «...Россиязначительно отстала от других главнейших стран в развитии своей капиталистической промышленности», хотя по численности своего населения она «превосходит все прочие наиболее передовые государства », имея «вдвое больше жителей, чем Соединенные Штаты Северной Америки, в 2,5 раза больше, чем Германия, в три раза больше, чем Франция и Великобритания, в 4 раза больше, чем Италия».

Все это дало основание Ленину считать  неравномерность экономического и  политического развития «безусловным законом капитализма». Согласно его  концепции, на рубеже XIX- начала XX в. старый промышленный капитализм уступает место  финансовому капитализму, который  разрывает рамки национальных государств и превращается в целую систему  империализма. Начинается новый передел  мира, усиливающий одни страны и  ослабляющий другие. Тем самым  нарушается равномерное развитие капитализма, обостряются противоречия в политической сфере. Теория марксизма не может  обойти сложившуюся ситуацию. Борьба за социализм перестает быть интернациональным  делом. «Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально  в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными  или добуржуазными». Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, приложит в свою очередь все усилия для борьбы с остальным капиталистическим миром, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них вооруженные восстания и поддерживая их в случае необходимости даже военной силой. Политической формой социалистического общества будет демократическая республика, «все более централизирующая силы пролетариата данной нации или данных наций в борьбе против государств, еще не перешедших к социализму». Ленин, подобно Пестелю, не приемлет никаких федеративных отношений, называя это «мещанским», т.е. буржуазным идеалом.

По  схеме Ленина, далее, выходило, что  наиболее слабым звеном в империалистической цепи является Россия. На Западе капитализм развивается с опорой «на все  завоевания современной культуры и  техники», поэтому «там подняться  труднее, там рабочая революция  растет несравненно медленнее».17 Россия в другом положении. Она всецело  подавлена империалистическими  монополиями и не может на равных участвовать в переделе мира. Это  усиливает гнет русского пролетариата, ввергая его в состояние «возбуждения и вспышек», создавая «революционное положение», что, с одной стороны, позволяет ему занять положение  «бесконечно более высокое, чем  его доля в населении страны», а с другой - перемещает центр  мировой революции из Европы в  Россию, ставит Россию «вперед любой  Англии и любой Германии». И вот, наконец, навеянный все тем же Ткачевым итоговый большевистский постулат: «Революция может быть начата и весьма малой партией и доведена до победного  конца». Под победным же концом разумеется будущее, и притом весьма отдаленное, «уничтожение государства, т.е. всякого  организованного и систематического насилия, всякого насилия над  людьми». Произойдет же это, когда социализм  перерастет в коммунизм, такой общественный строй, в котором не будет боль­ше  надобности «в подчинении одного человека другому», и люди сами, без всякого  принуждения, «привыкнут к соблюдению элементарных условий общественности».

Ленин забывает только добавить, что для  выработки «коммунистических привычек»  вовсе не обязательна насильственная революция, а достаточно обычного правового  развития народа в буржуазном состоянии. Впрочем, после «октябрьского переворота»  он довольно скоро убеждается, что  одним захватом власти невозможно построить  даже социализм, без предварительного «развития капитализма», хотя бы «под контролем и регулированием пролетарского  государства». Так была развеяна радикалистская иллюзия минования капиталистической  системы, возве­щенная некогда «русским социалистом» Чернышевским. Жаль, что  это осталось только личным разочарованием Ленина и никак не затронуло умы  советских продолжателей его  дела.