Восток, во многом в
противоположность Западу являет
собой воплощение спокойствия,
непротивления. Боясь разрушить
хрупкую гармонию мира человек
культуры востока предпочитает не вмешиваться
в развитие мира, а стоять на стороне пассивного
созерцателя течения жизни и бытия. Восток
– это некое воплощение принимающего,
женского принципа-начала он никогда не
отступает от существующих в духовном
мире заповедей (при этом часто ущемляя
существование плоти, но при этом всегда
стремясь к существованию гармонии и равновесию
в мире). На Востоке новое не стремится
разрушить и опровергнуть устоявшееся
старое, нажитое веками, а органично вписывается,
дополняя его. В отличие от западной культуры,
направленной вовне, восточная стремится
погрузиться во внутренний мир человека.
Большинство восточных мыслителей и философов
были убеждены, в том, что усовершенствовать
мир можно, лишь обретя цельность и гармонию
в самом себе. Если западная культура выбрала
путь создания техники и технологий как
средства общения с окружающим миром и
природой, то для восточной культуры характерно
стремление к гармонии с природой, развитие
естественным образом. Восток - это сжатость,
глубина, тишина. Восток провозглашает
принцип познания или, вернее сказать,
постижения мира через отождествление,
слияние с ним. Раствориться в окружающем,
в Бытии, в мгновение оказаться Всем и
одновременно мельчайшей частицей Всего.
Ключевыми понятиями в постижении этих
принципов являются «Пустота» (шуньята
(санскрит)) или «Недеяние» (увей (китайский)).
Эти термины во многом характеризуют восточную
культуру, но они отнюдь не означают полное
отрицание мира и вообще отрицание чего-либо,
скорее напротив: они говорят о запредельности,
сверхреальности и в то же время единственной
реальности, причем неразрывно слитой
с реальностью обыденной, являющейся ее
истоком и устьем. То, что для человека
западной культуры кажется самой важной
частью религии – а именно структура,
которая «отличает» ее от всех других
религий и устанавливает является ли человек
католиком или протестантом, если не считает
себя тем или другим, и не соглашается
с какими-то параграфами веры, – является
для восточной культуры самым несущественным
аспектом, так как восточный человек инстинктивно
стремится «отбросить все внешние различия,
чтобы вновь обнаружить всех там, где все
сходится в одной центральной точке» (Сатпрем).
[10]
Среди держав, в которых
происходит некий синтез ценностей
западного и восточного типа
можно выделить страны бывшего
СССР и Японию.
В России в результате изменения
общественного устройства при переходе
от административно-командной системы
к системе, основанной на рыночных отношениях,
произошла стремительная дезинтеграция
общественных групп и институтов, утрата
личностной идентификации с прежними
социальными структурами. Наблюдается
расшатывание нормативно-ценностных систем
старого сознания под воздействием пропаганды
идей и принципов нового политического
мышления.
Жизнь людей индивидуализируется,
предполагается, что члены общества
должны рассчитывать на себя,
рисковать, делать выбор и нести
за него ответственность. Намечается
движение по пути большей свободы
человека (в выборе целей и
средств их достижения), что выражается
в переходе к новой системе
ценностей. Формирование новой
системы ценностей в условиях
ослабления политического и идеологического
прессинга сопровождается критическим
осмыслением старых, присущих обществу
социалистического типа ценностей,
вплоть до полного их отрицания.
К сожалению, такой подход часто
приводит к отрицанию всего
опыта предшествующего поколения.
В связи с этим в современной
литературе многие авторы говорят
о кризисе ценностей в российском
обществе. Ценности в посткоммунистической
России действительно противоречат
друг другу. Нежелание жить
по-старому сочетается с разочарованием
в новых идеалах, которые оказались
для многих либо недостижимыми,
либо фальшивыми. Ностальгия по гигантской
стране уживается с разного рода проявлениями
ксенофобии и изоляционизма. Привыкание
к свободе и частной инициативе сопровождается
нежеланием брать на себя ответственность
за последствия собственных же хозяйственных
и финансовых решений. Стремление отстоять
вновь обретенную свободу частной жизни
от непрошеных вторжений, в том числе от
"недремлющего ока" государства,
сочетается с тягой к "сильной руке".
Спор о восточной или западной природе
духовности в России длится уже не один
век. Понятно, что своеобразие страны не
позволяет отнести ее к какому-то одному
типу цивилизации. Россия постоянно пытается
войти в европейское сообщество, однако
этим попыткам часто препятствуют «восточные
гены» империи, а иногда – последствия
собственной исторической судьбы. [2]