Русский язык

Русский язык 

Восточно-славянские языки в дофеодальную эпоху. Место  русского языка в ряду других языков. Консолидация восточно-славянских говоров, Образование отдельных восточно-славянских языков. Возникновение письменного (литературного) языка у восточных  славян. 

I. Восточно-славянские  языки в дофеодальную эпоху.  Место русского языка в ряду  других языков 

Р. яз. по происхождению  и по строю принадлежит к языковой общности, определяемой как группа восточно-славянских языков (языки  русский, украинский, белорусский) и  включаемой в систему славянских языков .  

Историко-сравнительное  изучение славянских яз. дает материал для определения тех общих  процессов, которые пережиты восточнославянскими  яз. в древнейшую (дофеодальную) эпоху  и которые выделяют эту группу языков в кругу ближайше с ней  связанных (славянских). Следует сразу  же отметить, что признание общности языковых процессов в восточно-славянских языках дофеодальной эпохи не предполагает непременного представления о совершенном  единстве, нерасчлененности, тождественности  языков на всей территории. В связи  с экономикой дофеодального строя  и родо-племенным бытом общность языка следует понимать не как  нерасчлененное единство, а как сумму  незначительно варьирующих диалектов. С другой стороны, следует подчеркнуть, что общность языковых процессов  восточного славянства не исчерпывается  только эпохой дофеодальной, — эта  общность простирается и на последующие  эпохи жизни восточно-славянских яз., частью как дальнейшее развитие общих черт (напр. тождественное  отражение так наз. «глухих» гласных  «ъ» и «ь», процессы устранения которых  приходятся приблизительно на XII—XIV вв.), частью как результат теснейшей  экономической, политической и культурной связи народов восточно-славянской группы (общие явления в грамматическом строе и лексике восточно-славянских языков).  

II. Консолидация восточно-славянских  говоров. Образование отдельных  восточно-славянских языков. 

В течение VIII—IX вв. на территории восточных славян намечается консолидация восточнославянских говоров  в более крупные наречия. Эта  консолидация привела в дальнейшем своем развитии к образованию  трех восточно-славянских языков —  русского, украинского и белорусского. Каждая из этих групп обладает известным  числом языковых признаков, общих для  говоров всей группы (характеристику языковых черт украинской и белорусской  групп говоров см. «Украинский  язык», «Белорусский язык»).  

Консолидация говоров  русской языковой группы исконно  проходила по линии двух основных наречий — южно-русского и северно-русского (см. еще отд. IX). В основе этих старейших  русских наречий лежали племенные  единицы, объединявшиеся вокруг своих  экономических и политических центров: Тмутараканя (у Азовского моря) для южноруссов и Новгорода — Пскова для северноруссов. Но последующее передвижение южноруссов на север и северо-восток от своего первоначального приазовского центра и создание новых значительных феодальных центров в Московско-окской Руси (Владимир, Рязань и особенно Москва) повели к образованию новой диалектной группы, сыгравшей большую роль и в истории развития литературного Р. яз. По своему языковому составу новообразованная группа — средне-русское наречие — представляла скрещение черт северно-русского и южно-русского наречий (ср. ниже). По своему же происхождению среднерусское наречие тем отлично от южно-русского и северно-русского, что оно образовалось не на базе исконных племенных диалектов, а в процессе смещения и скрещивания разнородных племенных элементов, консолидировавшихся вокруг новых экономических и политических центров. Но это наречие конселидировалось не сразу. и в частности Москва ни в XIV ни в XV вв. не могла еще выработать своего яз., консолидация московского наречия, легшего в основу административного (Приказного) яз. (см. ниже), осуществляется на протяжении ряда столетий и определяется формированием многонационального централизованного московского государства и непрерывным ростом политического и экономического значения Москвы.  

III. Возникновение  письменного (литературного) языка  у восточных славян 

С возникновением феодального  строя (XI в., у восточных славян усиливаются  экономические вязи их с Византией). Феодальная верхушка ищет в политическом и церковном союзе с Византией  поддержки в деле укрепления своего господствующего положения в  ново-возникших феодальных государственных  объединениях. Отсюда принятие христианской церковной организации по образцу  византийской и «крещение Руси», проведенное сначала (кон. X в.) киевским князем, а затем и в других феодальных центрах древней Руси. Вместе с  организацией христианской церкви приходят к восточным славянам и литургический (церковно-культовый) язык и письменность, которую разработали ранее на основе староболгарских диалектов  византийские вельможи-братья Константин (Кирилл) и Мефодий, выполняя дипломатически-миссионерские  поручения византийского императора в западно-южнославянских странах. Феодальная верхушка древней Руси принимает  этот язык и в качестве языка официально-административного. Так. обр. язык и письменность, возникшие  на базе староболгарских диалектов, становятся литературным языком и письменностью  на территории восточного славянства в употреблении феодальной верхушки и высшей церковной знати, по лингвистическому своему составу этот язык не был  тождествен с разговорной речью  остальной массы населения и  даже менее образованных кругов феодальной знати.  

Дальнейшее развитие этого письменного языка представляется обычно историками русского языка как  процесс постепенного его приближения  к разговорной речи и к живым  диалектам восточного славянства. Такое  эволюционно-идеалистическое представление  искажает действительную картину развития литературного (письменного) языка  на Руси. Во-первых, рассмотрение фактов подтверждает наличие периодов особенно интенсивной борьбы с «народными»  отложениями в церковно-славянской письменности и усиленной ориентации на древнеболгарские нормы; во-вторых, привнесение «народных» элементов, черт из окружающих говоров и просторечия  в письменные памятники не представляет прямолинейного процесса вне социального  членения и группировок представителей древнерусской книжности: характер, пути и интенсивность проникновения  этих элементов зависели от разных социальных сил, выступавших на исторической сцене, их столкновений и борьбы, находивших свое отражение в идеологической продукции.  

В произведениях  древнейшей письменности так наз. домонгольского периода отражены взгляды на социальное превосходство церковно-славянского  языка и ориентация старорусского  книжника на верхушку феодального общества как носителя этого языка. Так, митрополит Илларион в своем знаменитом произведении «Слово о законе и благодати» высказывает  такие «программные» замечания: «...не къ невъдущимъ бо пишемъ, но преизлиха  насыщьшемся сладости книжныя». Еще  нагляднее убеждение в социальном превосходстве церковно-славянской речи и ее носителей выступает  у другого выдающегося представителя  старой книжности Климентия Смолятича  в его послании некоему «пресвитеру  Фоме» на неудобопонятность писаний  Климента, разгневанный епископ высокомерно  замечает: «Егда къ тебъ что писахъ? — но ни писахъ ни писати имамь... аще  и писахъ но не къ тебе но къ князю...».  

Показателен тот  факт, что даже близкие к церковной  и светской знати круги не понимали или с трудом понимали литературу на церковно-славянском языке. Мы имеем  документированные жалобы читателей, обращение напр. к Кириллу Туровскому.  

Следует отметить еще  одну характерную черту из начальной  истории применения церковно-славянского  языка как письменной речи русских  феодалов. Лексические «руссизмы», проникнувшие все же в памятники  церковно-славянского письма на русской  почве, к концу домонгольского периода  изгоняются старорусскими книжниками и заменяются «высокими» словами  из староболгарских оригиналов (в  значительной степени это были лексические  грецизмы); вот несколько примеров этой борьбы с русской лексикой: армарий, армарь (греч.) заменяет рус. поставьць (шкаф); амболъ (греч.) заменяет ходъ (улица) и т. п.  

IV. Различные течения  и стили в развитии литературного  (письменного) языка XIV—XVII вв. 

Новое усиление церковно-славянского  влияния падает на кон. XIV—XV вв., когда  в связи переносом церковного центра в Москву туда стягиваются  болгарские и сербские выходцы, занимая  на Руси видное положение в качестве церковных и политических деятелей. Но в зависимости от разных групп  и прослоек господствующего класса, выходивших на историческую сцену и  боровшихся за утверждение своей  идеологии, можно отметить различные  направления в развитии литературной речи и соответствующие стили  и строй письменного языка.  

Изменение форм феодальной экономики связи с ростом городов  приносит с собою ущемление части  старой родовой знати. Это создает  почву, на которой возникает мистическое  направление в церковной письменности — переводятся и читаются произведения александрийских мистиков, византийских «отцов церкви» и т. п. В языке  и стиле это направление отражается как усиление борьбы с «искажениями»  языка письменности, т. е. элементами разговорной, «народной» речи. Наиболее видными проводниками этого языкового  стиля на Руси были братья Цамвлаки (родом византийские болгаре) Григорий и Киприан (последний московский митрополит и активнейший «исправитель»  церковно-славянских книг).  

Иные черты в  процесс образования литературно-письменной речи феодальной Руси уже внесла литература, построенная по западно-европейским  образцом. В Москве XIV—XV вв. создались  экономические предпосылки для  интенсивных иноземельных сношений. Москва становится узловым пунктом  торговых путей из западных областей (Смоленск) в Приволжье и русско-генуэзской торговли («гости-сурожане»), шедшей по Дону через Крым. Это были пути и  культурных западных влияний. Литературным отражением иноземельных связей Москвы этой эпохи являются переводы рыцарских  романов («Александрида»), а также  космографических и географических произведений западного средневековья. Цикл рыцарских романов привносит  с собою в лит-ую речь феодально-рыцарскую  фразеологию, светское переосмысленние  старой церковно-славянской лексики  и известную струю чешских  и польских заимствований (т. к. переводы делались в значительной степени  с чешских, польских и отчасти  сербских переработок). Вот несколько  образцов нового лексического элемента и фразеологии этой литературы: «цесаря  валечнаго» («воинственный царь»  — чехизм); «по тѣлу вытяжный» («победоносный», «могущественный» — полонизм) и  т. п. Следует отметить, что чешские  влияния привнесли с собой  в Москву и идеи протестантизма. Особенно усилились они в XVI в., когда  в Москве начинают появляться чешские  эмигранты — гуситы, которые покидали родину, спасаясь от усилившейся католической реакции. О распространенности чешских  идей протестантизма свидетельствует  и тот факт, что сам московский царь (Грозный) выступил с полемическим сочинением против чеха Яна Рокиты (1570), где с темпераментом доказывал: «во истину бо Люторъ иже лютъ глаголеться». Ясно, что эта протестантская литература, проходившая через белорусское  посредничество, отлагала в лексике  московских ее читателей известное  количество западно-руссизмов (белоруссизмов), чехизмов и полонизмов.  

К этому же направлению  по характеру языка примыкает  и рационалистическое течение, представленное гл. обр. литературой «ереси жидовствующих». В языке этой литературы появляется новая «научная» терминология (напр. «осудъ» — суждение; «держатель»  — субъект; и под.), бытовые слова  боярско-феодального обихода и  отчасти элементы еврейской лексики (например из «Тайная тайных» «... на немъ образъ бьтоулинъ иже хоробруеть и ездить на кьфире...» — «betula»  — евр. «девушка», «k’fir» — евр. «лев»).  

Требуют отдельной  характеристики еще два направления  церковно-моралистической письменности XV—XVI вв. Эти направления представлены официально-церковной партией «иосифлян» и враждебной им группой так наз. «заволжских старцев». (см. «Русская литература». «Заволжские старцы»  были по своему времени образованные люди, начитанные в византийско-болгарской «высокой» церковной литературе. Отсюда и в языке их произведений витиеватость, «плетение словес», равнение на нормы староболгарской книжности. Так. обр. по языку и стилю «заволжцы» являются преемниками школы Киприана.  

Противоположный лагерь «иосифлян» (по имени возглавлявшего их епископа Иосифа Волоцкого) вел борьбу и против «заволжцев» и против жидовствующих. В связи с этим в языке произведений «иосифлян» замечаем отталкивание от элементов  разговорной речи как от новшеств и равнение на нормы староболгарской  письменности, но стиль, сниженный по сравнению с произведениями заволжцев; появляется у них и административно-приказная  лексика и некоторые бытовые  обороты.  

К этому же времени  относится «исправление» церковных  книг Максимом Греком. (ум. в 1556). «Исправление»  церковных книг, предпринимавшееся  по инициативе официальной церкви и  московских великих князей, в основе имело заботу о «чистоте православия» как идеологического знамени  московского цезаризма («Москва  — третий Рим»). Роль Максима Грека  в деле «исправления» была двусмысленна. Иностранец — грек, по своим литературным вкусам примыкавший к «заволжцам», он должен был действовать, как агент  правительственной партии. Поэтому  в исправленных им и его сотрудниками из русских книжников книгах наблюдается  отложение русских норм. В основном однако литературным яз. в XVI в. остается церковно-славянский яз.  

Особое направление  принимает развитие русского письменного  яз. с сер. XVII в., когда с присоединением Украины и привлечением в Москву славившихся своей образованностью  киевских ученых русский письменный яз. (а возможно и устный яз. образованных слоев) насыщается украинизмами. Значительный вклад украинизмов, а вместе с  тем полотинизмом и латинизмом характеризует  Р. яз. светской, отчасти и церковной  литературы впкоть до нач. XVIII в. Параллельное усиление борьбы за «чистоту» письменннго  яз. йерковиых и высоких жанров литературы не в силах уже приостановить  процесса распада церковно-славянского  яз. и насыщения его элементами устной речи (см. ниже).