Реформы "Избранной рады"

Прибыв  в Кириллов, Грозный оставил в  Кирилло-Белозерском монастыре жену и сына, а сам отправился "в Ферапонтов монастырь и по пустыням". В пустынях жили ученики и последователи Нила Сорского. Их советы касались духовного самосовершенствования и были весьма отличны от советов осифлян. Самой авторитетной фигурой среди них был Артемий Пустынник. Курбский писал о старце, что царь его "зело любяше и многажды беседоваше, поучаяся от него". Известно, что Артемию покровительствовал Сильвестр.

Всевластие  Сильвестра и Адашева опиралось не только на благоволение царя. Будучи любимцами государя, они сумели найти прочную опору в Боярской думе. Наставник царя установил самые тесные отношения со знаменитым воеводой князем Горбатым. Став первым наместником завоеванной им Казани, Александр Горбатый счел необходимым обратиться к Сильвестру за советом, как управлять басурманским царством. Пастырь не только написал ему подробное послание, но и порекомендовал прочесть поучение прочим воеводам, "священному чину и христоименитому стаду". Все знали о том, что хотя послание и подписано Сильвестром, но священник, конечно же, предварительно обсудил его с царем, так что письмо выражало волю государя.

Влиятельным покровителем Сильвестра был князь Дмитрий Курлятев-Оболенский. В письме Курбскому Иван IV гневно упрекал Сильвестра и Адашева за то, что они "препустили" в Ближнюю думу этого родовитого боярина. Благодаря Курлятеву высшие думные чины получили многие его родственники: князь Василий Серебряный-Оболенский и Константин Курлятев, позднее — Петр Серебряный, Дмитрий Немого-Оболенский, Иван Горенский, Федор и Юрий Кашины, Михаил Репнин. По сравнению с другими княжескими домами Оболенские имели наибольшее число представителей в думе.

В письме Курбскому Иван IV жаловался  на то, что Сильвестр и Адашев, пользуясь покровительством Курлятева:

"с тем своим единомысленником нача злый совет утвержати, и ни единыя власти оставиша, идеже своя угодники не поставиша⁵".

  Сильвестр насадил повсюду своих угодников, опираясь на благоволение царя и вождей думы.

Благовещенский  священник умел поддерживать добрые отношения и с покровительствовавшей  ему знатью, и с кружком молодых  друзей царя, мечтавших о широких реформах:

"Умыслив лукавое, — жаловался позднее Иван IV, — поп Селивестр и со Олексеем (Адашевым) здружился и начаша советовати отаи нас, мневша нас неразсудных суща". Трудно сказать, какая сторона извлекла большие выгоды из союза⁶".

Материалы, относящиеся к истории Казанской  войны, дают наглядное представление о роли, которую Алексей Адашев стал играть при особе царя. Война требовала крупных расходов. В 1550 г. Иван IV послал Адашева в Казенный приказ, дав ему по этому случаю думный чин казначея. Очевидно, любимец царя должен был упорядочить финансовые дела и навести в Казне порядок. Исполнив поручение, Адашев сложил с себя полномочия казначея. В дальнейшем он время от времени участвовал в работе Казенного приказа, но уже не в качестве казначея. Он не раз говорил "царевым словом", что решало исход любого дела.

В 1551 г. царь послал Адашева с секретной  миссией к Шах-Али, русскому ставленнику на казанском троне. Курбский писал, что Адашев вел жизнь благочестивую и даже ангелоподобную. Но он допустил преувеличение. Алексей с усердием выполнял любые, даже самые жестокие распоряжения царя.

Когда во время переговоров с Шах-Али выяснилось, что тот не выполнил своих обещаний, посланец Ивана обратился к нему с укоризной:

 "...и говорил ему Алексей, чтобы Касын молну убили и иных людей, на чем правду дал", и еще "чтобы пустил князя великого людей в город".

  Адашев передал требование перебить  в Казани всех противников  Москвы, включая муллу. Завершив  переговоры, Адашев спешно уехал  в Москву для доклада государю.

Во  время осады Казани в 1552 г. Адашев числился среди воевод то ли передового полка, то ли ертоула (авангарда). Едва воеводы начали ставить туры, государь послал "от себя" Алексея Адашева в самый опасный пункт — к Арским воротам. Многочисленное конное войско татар нанесло удар со стороны Арского поля, рассчитывая прорваться к крепости. Но нападение не застало воевод врасплох.

Когда возник проект подкопа у Муралеевых ворот, Иван тотчас направил к месту подкопа Алексея Адашева, а с ним Немчина Розмысла, с приказом разрушить "тайник казанский" с колодцем, из которого татары брали воду. Государь не мог своими глазами наблюдать за сооружением подземной галереи, вместившей 11 бочек пороха. Но все это возбуждало в нем крайнее любопытство, и он надеялся получить точные сведения от Адашева. Взрыв разрушил часть крепостной стены.

Приведенные факты раскрывают смысл слов Курбского  о том, что Адашев был "общей вещи полезен". Где бы ни появлялся Адашев, его старания приносили пользу делу.

Временщик был человеком способным и  разносторонним. Он с успехом выполнял самые разнообразные поручения  самодержца: писал законы, командовал войсками, сооружал подземные галереи, вел переговоры с иностранными послами, собирал исторический материал, составлял  летописи и занимался другими  делами. Фактически он был оком государевым, поверенным, надежным исполнителем его  воли.

После рождения сына у Ивана IV Адашев в  конце 1553 г. сопровождал царскую  семью в путешествии на богомолье  в Кириллов монастырь. Именно во время  этого путешествия погиб наследник  престола "пеленочник" Дмитрий. Причиной был несчастный случай. Но вину за него несли братья царицы. Противники Романовых использовали трагедию, чтобы внушить государю недоверие к "шурьям".

Взгляд на "Избранную раду" Зимина А.А. и других историков. В своей монографии А.А. Зимин так же подробно рассказывает о государственном аппарате того времени. Как показали последующие события, успехи, одержанные представителями боярской группировки Шуйских, после московского восстания 1547 г. оказались кратковременными ввиду узости той социальной базы, на которую они опирались. "Уже к началу 1549 г. окончательно формируется правительство компромисса, отражавшее интересы широких кругов феодалов. Фактическим главой нового правительства Ивана IV стал Алексей Федорович Адашев"⁷. Пользуясь большим влиянием на Ивана IV, Адашев уже в 1549 г. Берет в свои руки важнейшую текущую правительственную работу. В то же время происходят серьезные изменения состава Боярской думы, показывающие постепенную потерю позиций феодальной аристократии в этом учреждении. Состав Думы резко увеличился: вместо 12 человек 
бояр, входивших в нее в 30-х годах XVI в., в Думе 
к концу 1549 г. насчитывалось 32 боярина, причем ха- 
рактерно, что десять бояр получили свои звания уже 
после февраля 1549 г. В их числе был ряд сподвижни- 
ков главы правительства Алексея Адашева. "О князе Дми- 
трии Ивановиче Курлятеве как о "единомышленнике" 
князя Курбского и его "приятелей" говорит сам Иван 
Грозный⁸". Близок к Адашеву был и Иван Васильевич 
Шереметев, постриженный позднее в цитадели нестяжа- 
тельства Кирилло-Белозерском монастыре, который под- 
держивал Сильвестра. Входил в Избранную раду Михаил 
Яковлевич Морозов. Всего боярами стали после москов- 
ского восстания 1547 г. 18 человек, т. е. больше поло- 
вины состава бояр Думы в конце 1549 г. получило свои звания после восстания.

       Перемены произошли и в составе дворцовых учрежде- 
ний. После января 1549 г. был отставлен от казначей- 
ства И. И. Третьяков, поддерживавший в годы бояр- 
ского правления Шуйских. "Не будучи формально казна- 
чеем, решающее влияние на дела государственной 
канцелярии приобрел А. Ф. Адашев"⁹. В литературе уже 
ставился вопрос о так называемой Избранной раде, кото- 
рая, по словам Курбского, в 50-е годы XVI в. осуще- 
ствляла правительственные мероприятия. С. В. Бахрушин 
показал, что это название было переводом термина 
"Ближняя дума"¹⁰. С этим объяснением в целом следует 
согласиться. Выделение "Ближней думы" было одним из 
следствий расширения состава Боярской думы. Состав 
этой думы для 1549 — начала 1550-х годов определить 
почти невозможно, да вряд ли он был постоянным. Во время мартовских событий 1553 г. ближними боярами были князья: Иван Федорович Мстиславский и Владимир Иванович Воротынский, поддерживавшие кандидатуру сына Грозного, Дмитрия, на русский престол. С. В. Бахрушин включает в Ближнюю думу еще И. В. Шереметева Большого, князя Д. Ф. Палецкого, М. Я. Морозова и князя Д. И. Курлятева, приходивших к присяге первыми в марте 1553 г. и участвовавших в разборе дела князя Семена Васильевича Лобанова-Ростовского.

В состав Ближней думы, на его взгляд, "входили 
также думные дворяне А. Ф. Адашев, И. Вешняков, дьяк 
И. Висковатый, печатник Никита Афанасьевич Фуников"¹¹.

Возможно, позднее в  Ближнюю думу входили бояре 
Ю. М. Булгаков, Д. И. Курлятев, В. М. Юрьев, 
И. И. Пронский, В. С. Серебряный, И. В. Шереметев, 
И. М. Воронцов, окольничий А. Ф. Адашев и постельничий 
И. М. Вешняков, подписавшие в январе 1555 г. приговор 
о разбойных делах 4. К правительству Адашева был бли- 
зок протопоп придворного Благовещенского собора Силь- 
вестр, пользовавшийся после восстания 1547 г. огромным 
влиянием на молодого царя. В своей деятельности и идео- 
логии Сильвестр выражал интересы дальновидных кругов 
боярства и нестяжательского духовенства.

"Состав правительства Ивана IV 50-х годов XVI в. 
явился предметом специального исследования И. И. Смир- 
нова, который дал обстоятельные очерки, посвященные 
участию в правительственной деятельности митрополита 
Макария, Захарьиных, Адашева, Сильвестра и дьяка 
Висковатого"¹². Эти лица, по его мнению, играли наибо- 
лее крупную роль в политике Русского государства в се- 
редине XVI в. А Действительно, и Макарий, и Сильвестр, 
и другие названные И. И. Смирновым лица были вид- 
ными политическими деятелями. Однако с оценкой ха- 
рактера их деятельности, данной автором, на мой взгляд, 
согласиться в ряде случаев трудно. Так, митрополит 
Макарий содействовал оформлению идеологии русского 
самодержавия, сыграл заметную роль в деле венчания 
Ивана IV, в идеологическом обосновании борьбы за Ка- 
зань. Но вместе с тем Макарий активно боролся 
против царской программы секуляризации церковных зе- 
мель, защищая своекорыстные интересы духовных феода- 
лов. Выпустив из поля зрения церковную реформу сере- 
дины XVI в. (Стоглав), И. И. Смирнов дал идеализиро- 
ванную картину деятельности такого яркого представителя 
воинствующей церкви, каким был Макарий. Реформы 
конца 40-х — начала 50-х годов XVI в. проводились в из- 
вестной мере за счет ущемления интересов церкви и 
были враждебно ею встречены.

Как "о доверенном лице митрополита Макария" го- 
ворит И. И. Смирнов о Сильвестре Но это превращение 
идейного противника осифлян в их соратника дости- 
гается путем отрицания единодушных показаний боль- 
шинства сохранившихся источников о деятельности 
Сильвестра (Послания Ивана Грозного, сочинения Курб- 
ского, Дарственная книга). Вопреки им И. И. Смир- 
нов считает, что Сильвестр скорее был доверенным 
исполнителем, чем руководителем и вдохновителем пра- 
вительства .

"Достаточно вспомпить рассказ Пискаревского Лето- 
писца, чтобы усомниться в правильности подобного пере- 
смотра всех показаний источников. В Пискаревском Лето- 
писце прямо указывается, что Сильвестр "правил Рускую 
землю" вместе ("заодин") с Адашевым и что они сидели 
"в ызбе у Благовещения". Совокупность всех сохранив- 
шихся источников позволяет считать Сильвестра предста- 
вителем определенной части духовенства нестяжатель- 
ского толка Не входя формально в состав правительства 
(из-за своего духовного сана), Сильвестр оказывал боль- 
шое влияние на всю правительственную деятельность 
конца 40-х — начала 50-х годов XVI в. и явился инициа 
тором секуляризационных проектов и других важных го- 
сударственных мероприятий"¹³.

Если И. И. Смирнов стремится  преуменьшить роль 
Сильвестра в правительственном кружке 50-х годов 
XVI в., то Захарьевы у него незаслуженно по- 
падают в число деятелей, определявших политическую 
линию Русского государства того времени. И Юрьевы (а о них и идет речь в данном случае), будучи свойственниками молодого царя, занимали видное место в дворцовом аппарате. Но функции дворцовых управителей нельзя преувеличивать. Так, И.И.Смирнов пишет, что Д. Р. Юрьев, как дворецкий, "возглавлял то ведомство, через посредство которого правительство Ивана IV осуществляло политику борьбы против иммунитета". Но ведомство дьяка Ю. Сидорова, проводив- 
шего в мае 1551 г. пересмотр иммунитетных грамот, 
находилось под непосредственным руководством казна- 
чеев, а не дворецкого. Из факта наличия среди много- 
численных жалованных грамот, подтвержденных в 1551 г., 
некоторых документов, выданных в 1547—1549 гг. "по 
приказу" дворецких, отнюдь не следует непосредственная 
связь майского пересмотра 1551 г. с Большим дворцом и 
Д. Р. Юрьевым как его главою.

Когда в 1553 г. в Боярской думе обсуждался вопрос 
о наследнике престола, противники кандидатуры сына 
Анастасии Романовой говорили лишь об опасности при- 
хода к власти Захарьиных-Юрьевых. Усиление полити- 
ческой роли Захарьиных-Юрьевых относится к самому 
кануну опричнины, введение которой в какой-то мере 
связано с их инициативой.

Алексей Адашев, Сильвестр, Дмитрий Курлятев и 
другие деятели Избранной рады составляли тот прави- 
тельственный кружок, который группировался вокруг 
молодого царя. Но какова же была роль самого Ивана 
Грозного в выработке и осуществлении программы ре- 
форм? Вопрос этот крайне запутан в историографии. 
Даже такой крупный исследователь, как И. И. Смирнов,

в 1944 г. приписывавший Ивану IV инициативу в прове- 
дении важнейших правительственных мероприятий, в 
своей последней монографии вообще отказался от оценки 
значения деятельности Ивана Грозного в годы реформ 
середины XVI в.

Обратимся к показаниям источников. Сам Иван IV 
в послании Курбскому рисует дело так, что все государ- 
ственные преобразования 50-х годов были прове- 
дены Адашевым и Сильвестром, а не им самим1. Лука- 
вый благовещенский нон якобы "подошел" простодуш- 
ного царя, который позднее с горечью писал, что Сильвестр 

"ничто же от нас пытая, аки несть нас, вся строения и 
утверждения по своей воле и своих советников хотение 
творяще. Нам же еще что и благо советующу, сия вся 
непотребна изчиняху¹⁴". Тенденциозный характер этих 
высказываний царя очевиден: Иван IV хотел задпим чи- 
слом обосновать свою опалу па когда-то всесильных вре- 
менщиков. Но вот что важно: пытаясь доказать губитель- 
ные последствия политики Адашева и Сильвестра, царь 
в ряде случаев противопоставляет их действиям свои 
собственные решения. Однако все это относится ко вто- 
рому периоду реформ (мартовские события 1553 г., 
споры о Ливонской войне и т. д.). Говоря о внутренней 
политике 50-х годов XVI в., Иван Грозный не находит 
в своем распоряжении конкретного материала, чтобы 
обвинить правительство Избранной рады в нарушении 
царских предначертаний того времени. Внутренняя поли- 
тика Адашева и Сильвестра вполне соответствовала 
представлениям самого Ивана IV.

Как это ни парадоксально, идейный противник 
Ивана IV — князь Андрей Курбский дает сходную с ним 
характеристику роли царя в проведении реформ сере- 
дины XVI в.: царь выступает лишь как простое орудие

предначертаний Сильвестра и Адашева, которые окру- 
жают его советниками, причем он не мог:

 "без их совету ничееоже устроити или мыслити", "и нарицались тогда оные советникы у него Избранная рада... понеже всеизбранное и нарочитое советы своими производили¹⁵"

Курбский не менее субъективен, чем Грозный. Он 
также противопоставляет время Избранной рады годам 
опричнины, только в отличие от царя рисует последние 
мрачными красками. И у Курбского нет и намека на 
расхождение между царем и его советниками по внутри- 
политическим вопросам.