Сопоставительный анализ фразеологизмов с компонентом-зоонимом на материале английского, русского и японского языков

Английская зооморфическая идиома «a bird of passage» так же подвергнется грамматической адаптации. В русском варианте фразеологизм будет звучать как «перелётная птица», то есть перейдет в разряд существительных, сопровождающихся определительным словом.

  Любопытен и следующий пример.

играть в кошки-мышки

to play cat and mouse

На первый взгляд фразеологизмы могут показать абсолютно эквивалентными. Однако если мы коснемся их происхождения, усматривается значительная разница, которая и объясняет наличие в русском переводе сложного наречия «кошки-мышки». Представителями англоязычной расы было замечено и зафиксировано биологические позиции кошек и мышей в цепи питания. В русском же это свойство было раскрыто в игре, которая и была названа «кошки-мышки». И уже эта готовая лексема вошла в состав зооморфизма.

Существуют и случаи снижения уточнения образа в трансформации с одного языка на другой. Например, для перевода зооморфизма «a fighting cock» на русский язык будет достаточно перенос только зоонима «петух», который уже несет метафорическое значение «задиристый человек, забияка, драчун». Добавление эпитета к зоониму может привести к излишней загруженности метафоры.

Следующий пример свидетельствует, с одной стороны, об одинаковом образе, который выражает один и тот же признак; а с другой – о разном типе построения выражения. В русском языке используется сравнительная конструкция с помощью союза «как». В японском прибегают к свернутой метафоре, приобретающей собственное значение в контексте.

мокрый как мышь

ぬれ鼠 [nure nezumi]“a wet rat” – a person drowned to the bone

 

Английское выражение «black sheep (of a family)» так же по своей сути является свернутой метафорой. Однако из-за частоты употребления даже без контекста легко понять, что это идиома. При переводе пользуются схожей структурой «паршивая овца». Вероятно, что пренебрежение цветом в исходном английском выражении в пользу эпитете «паршивая» осуществлен по аналогии с русской пословицей: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».

Рассмотрим японское идиоматическое существительное «おうむ返し [o:mugaeshi] “a parrot’s refrain”  - parrot, regurgitate, echo (what someone says)». Наиболее близкий перевод на русский язык звучал бы как «попугаев ответ» или «ответ попугая», что довольно непривычно для уха слушающего. Целесообразнее будет прибегнуть к сравнению «повторять(ся) как попугай» или свернутой метафоре «(как) попугай».

В следующем случае, английское «agree like cats & dogs» в русском переводе не будет звучать как «соглашаться как кошки и собаки». Предпочтение будет отдано существующей в языке зооморфической поговорке «(жить) как кошка с собакой»

Составное английское существительное «bookworm» при переводе перейдет в раздел эпитет+метафора – «книжный червь». Однако такое сочетание является устоявшимся в языке и его компоненты едва ли могут мыслиться отдельно, как,  например, свернутая метафора «червяк», обозначающая слабого, безвольного человека.

Часто приходится сталкиваться с фразеологизмами, выражающими одно и то же качество или характеристику, но содержащими разные зооморфизмы. Это легко можно объяснить с точки зрения отличного видения мира представителями разных национальностей, однако это не снимает переводческой трудности. Во многих случаях перевод осуществляется путем нахождения адекватной замены оборотов. Такая замена практически во всех подобных случаях повлечет за собой изменение ключевого образа зооморфизма. Кроме этого возможны и стилистические трансформации отдельных компонентов зооморфизма, а также вступление их в гипонимические отношения.

Рассмотрим пример, свидетельствующий о возможной вариативности стилевой принадлежности компонентов.

ранняя пташка

an early bird

Нейтральный зооним «bird» приобретет уточняющий эквивалент «пташка». Русскоязычный индивид представит не просто птицу, а образ живого, активного, проворного представителя пернатых, который перенесется и на характеризуемого человека. А так как при переводе важно сохранить эмоциональную окраску фразеологизма, то вполне оправдан выбор в пользу более яркого сравнения, что русский язык позволяет сделать.

Другой зооморфизм: «eat like a hog» означает много, жадно есть.  Дословный его перевод звучал бы: «есть как кабан/свинья». В русском языке также присутствует образ свиньи в контексте глагола «есть» (ест как свинья), однако значение его несколько другое – есть неаккуратно, неопрятно. Таким образом дословный перевод в этом случае отклонит эмоциональную окраску в другую сторону. Поэтому целесообразнее заменить образ «hog» на образ «лошадь», что будет соответствовать замыслу человека, употребившего данный зооморфизм.

Опытного, ушлого человека англичане назовут «an old bird» - старая птица. Эквивалентная замена в русском языке будет требовать сужения концепта-гиперонима «птица» до конкретного вида, гипонима «воробей».   

Такие качества как сила, здоровье находят отражение в английском зооморфизме «as strong as a horse». Пожалуй, это сравнение могло бы быть переведено «здоровый как лошадь» без потери смысла. Однако возможно, что несколько смещается эмоциональная окраска. Традиционно в русском языке эти качества приписываются именно быку, а лошадь больше ассоциируется с человеком, выполняющим тяжелую работу, и здоровье здесь не акцентируется. Поэтому более точным явился бы перевод «здоровый/сильный как бык».

«A big fish» говорят о значимой персоне, важном человеке. Прибегнув к дословному переводу, мы придем к варианту «большая рыба», что не будет вызывать прямых ассоциаций с желаемым образом. Значение этого фразеологизма в русском языке хорошо передает закрепленная метафора «большая шишка». Однако, осуществив перевод таким способом, мы столкнемся с утратой зооморфического компонента. Для его сохранения приемлемым представляется иное выражение: «важная птица». Замена образа позволила передать и сравнение с животным, и заложенное в первоначальный зооморфизм значение.

Подобным примером является и подмена образа бабочки из фразеологизма «a tired butterfly», означающего уставшего, сонного человека, на существующее выражение «сонная тетеря».

Неуклюжесть, неповоротливость при каких-либо конкретных обстоятельствах англичанин бы выразил с помощью оборота «like a hog on ice», как кабан на льду. При переводе остается часть представляющая собой обстоятельство места «на льду», в то время как образ кабана заменится на образ коровы, в соответствии с укоренившимся выражением «как корова на льду».

В  примере перевода выражения «a dog in a manger» как «собака на сене» очевидно, что было учтено непосредственное происхождение оборота. Заглавие одноименного произведения позволило и английскому и русскому языкам обогатить свой зооморфический слой данным выражением, означающим неоправданную, необоснованную жадность при определенных обстоятельствах.

В японском языке такое качество как, например, хитрость может выражаться образами обезьяны или енотовидной собаки: «猿知恵　[sarujie] “a monkey wisdom”», «狸　[tanuki]- raccoon dog – a cunning person, sly fellow». Очевидно, что ни тот, ни дугой образ не может использоваться в переводе на русский язык. Как и в предыдущих примерах целесообразнее воспользоваться характерным для русского языка наделением этим качеством такого животного как лиса. Сравнение «хитрый как лиса» полностью совпадает с английским «as cunning as a fox; as sly as a fox». При определенном контексте возможно и воспользоваться библейским фразеологизмом «волк в овечьей шкуре».

Человек, выполняющий тяжелую работу, а также близкое по значению описания трудолюбия в японском языке может выражаться несколькими зооморфизмами.  «馬車馬　[bashauma] “a work horse” - a hard worker»; «働き蜂 [hataraki bati] “a worker bee”» – «трудящаяся пчела» трудностей для перевода не представляет. С помощью зоонимов «лошадь» и «пчела» составлены одинаковые по значению зооморфизмы и в русском:  «работать как вол/лошадь», «трудолюбивый как пчелка»,   и в английском языках: «to work like a horse / a beaver», «as busy as a bee». Еще один вариант японского фразеологизма «こま鼠[koma nezumi] “a top mouse” – a hard worker» скорее всего придется переводить уже существующими выражениями: «работать как вол/лошадь», «трудиться как пчелка» .

При переводе словосочетания «beast of prey» в метафорическом значении возможно использовать дословный эквивалент «хищник», т.е. человек опасный, безжалостный к окружающим.  Также можно прибегнуть к технике сужения значения и  выбрать вариант «хищная птица».

Глупое, неуместное поведение или вид в японском языке находит отражение во фразеологизме  «猿芝居　[sarusibai] – букв. «обезьянье шоу». Такое сравнение близко с ассоциациями с обезьяной и в русском языке. Однако сравнению «вести себя как обезьяна» скорее предпочтителен вариант с глаголов «обезьянничать». Для схожей английской метафоры «black sheep (of a family)» при определенных обстоятельствах возможен перевод «белая ворона», что и будет означать поведение или вид не подобающий окружению.

В выражении «as graceful as a swan» красота, грация сравнивается с лебедем. Эмоциональное наполнение образа этой птицы не чуждо и русскоязычному индивиду, но при переводе возможно будет уместным уточнение, например, «лебединая шея, лебединая осанка», либо замена образа «грациозный как лань». В японском языке образ красоты и грации передается при помощи сравнения с цветами: «立てば、しゃくやく、座れば、ぼたん、歩く姿はゆりのはな [tateba shyakuyaku, suwareba botan, arukusugata wa yuri no hana] букв. «когда идет – пион, когда садится – пион, когда идет – лилия».

При переводе японского зооморфизма «猫をかぶる[neko o kaburu] “put on the cat” – притворяться несведущим, невинным» едва ли можно воспользоваться калькированием «надев кошку». Целесообразнее воспользоваться укоренившимся и в русском, и в английском языках библейским выражением «волк в овечьей шкуре», «a wolf in a sheep’s clothing».

Английский зооморфизм «as timid as a rabbit» при дословном переводе «застенчивый/робкий как кролик» не потеряет образности, но утратит свойство закрепленности в русском языке. Чтобы сохранить фразеологическую окрашенность выражения можно прибегнуть к не столь значительной замене зоонима на родственный, но более привычный для русского языка «заяц»: «трусливый как заяц/трястись как заяц».

Человека с плохим зрением в Японии назовут «鳥目[torime] “birds eyes”». При переводе мы снова вынуждены заменит зооним в целях сохранения образности и фразеологических характеристик оборота. Наиболее приемлемым представляется сравнение с кротом, чья неспособность хорошо видеть при свете дня давно подмечена и отражена в зооморфизме «слепой как крот». Англичане же выделяют это качество у летучих мышей: «as blind as a bat».

  Такая временная характеристика как злое, раздраженное состояние нашла свое отражение в английском и японском языках через зоонимы «медведь» и «тигр» соответственно.

like a bear with a sore head

虎になる [tora ni naru]- to become a tiger

При переводе более уместным представляется использование привычного нам зоонима «собака», образ которого чаще всего наделяется вышеназванными качествами. Среди возможных вариантов: «злой как собака», «злой как черт».

Застенчивость, пугливость, трусость в человеке японцы сравнивают с блохой в выражении «蚤の心臓 [nomi no sinzo] букв. “блошиное сердце”, принимая во внимание малые размеры насекомого. Англичане скажут «Chicken-hearted» цыплячье сердце. При переводе этих зооморфизмов на русский язык, компонент «сердце» сохраниться, однако оба оригинальных зоонима не представляются удачными. Русскоязычный индивид наделяет таким качеством зайца, стремящегося убежать от опасности. Следовательно, более подходящим переводом будет являться «заячье сердце».

Смысл русской пословицы «В семье не без урода» имеет и иноязычные интерпретации в иноязычных зооморфизмах:

black sheep of a family

頭の黒い鼠[atama no kuroi nezumi] “a black headed rat”= black sheep of a family

В этом случае представляется возможным прибегнуть и к вышеупомянутой пословице, и к описательному переводу в зависимости от контекста. Однако в русском языке имеется и зооморфизм «паршивая овца», успешно осуществляющий функцию построения требуемого образа.

Исходя из примеров, рассмотренных выше, можно сделать вывод о том, что многие зооморфические образы других культур могут не иметь эквивалента в русском языке. Однако фразеологический  перевод  таких единиц возможен при изменении исходного образа на более привычный либо существующий в готовом виде в русском языке.

Как и  в случае с описанными выше фразеологизмами, представляющими собой устойчивые выражения, проблемы и расхождения могут возникнуть и при переводе свернутых метафор. Эти  лингвистические приёмы имеют вид слова-зоонима, приобретающие фразеологическое значение исключительно в контексте.

В сущности, при переводе свернутых метафор мы имеем дело непосредственно с лексемами. Необходимо соблюсти не только значение, но и смысл слова. Таким образом, важно обеспечить согласованность контекстуального, коннотативного, внутриязыкового и предметно-логического значений лексемы, ставшей объектом перевода. Из всех возможных вариантов выбирается наиболее доминантный с точки зрения коммуникативной интенции. Рассмотрим некоторые примеры свернутых метафор и трудности перевода, связанные с ними.

О счастливой паре в Японии скажут «おしどり夫婦 [oshdorifu:fu] “mandarin duck man and wife” – a happily married couple». Едва ли сравнение с утками возможно в русском языке. Однако в этом случае легко перейти к привычному образу и предложить вариант «голубки».