Абхазцкая проблема

Даже кризис не создал существенных предпосылок и стимулов для радикальных  реформ, направленных на модернизацию страны. Россия оказалась окруженной более динамичными странами и регионами, и ее роль в регионе и мире постепенно уменьшается. В пределах постсоветского пространства, хотя Россия несравнимо могущественней каждого из своих соседей, ограниченность ее влияния продемонстрировал их единодушный отказ признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Россия весьма болезненно перенесла экономический кризис, но и сравнительно быстро начала из него выходить. Однако важнейшей проблемой продолжает оставаться высокая инфляция. В более долгосрочной перспективе наибольшей опасностью для российской экономики представляется чрезмерная зависимость от мировых цен на нефть и соответственно риск т.н. «Голландской болезни», что ограничивает диверсификацию экономики и делает ее весьма непредсказуемой. С учетом слабости институтов, характеризующей Россию, «ресурсное проклятие» может оказаться весьма действенным ограничителем стабильного экономического роста.²⁷ Вторым важнейшим фактором, ограничивающим рост, является монотонное сокращение в стране трудовых ресурсов и населения в целом.²⁸ В такой ситуации трудно ожидать долгосрочный стабильный рост экономики, хотя уровень жизни в стареющем обществе, ориентированном на экспорт сырья, может временно повышаться, пока держатся высокие цены на нефть. По оценке экспертов, сравнительно низкие темпы роста экономики (2,5 - 4,0% в год) и низкие темпы роста или стагнация реальных доходов населения выглядят наиболее вероятным инерционным сценарием на ближайшие годы (при достаточно благоприятной конъюнктуре сырьевых рынков).²⁹ Тем не менее, Россия намерена увеличивать затраты не только на социальную сферу, но планирует потратить триллионы рублей на перевооружение армии в течение ближайших лет.³⁰ Грузия, в свою очередь, тоже весьма тяжело перенесла последствия кризиса, совпавшего с необходимостью восстановления экономики после войны с Россией. После устойчивого роста в 2006 и 2007 годах темп роста экономики замедлился в 2008 году и стал отрицательным в 2009 году. Несмотря на большие трудности, такие как инфляция и сокращение иностранных инвестиций, экономика страны начала затем восстанавливаться. В феврале 2011 года МВФ повысил прогноз экономического роста Грузии с 4,5% до 5,5% в 2011 году и предсказал сокращение годовой инфляции (ныне двухзначной)³¹ до 8% к концу года. Некоторое улучшение предсказали и основные рейтинговые агентства. Так, Fitch Ratings пересмотрело прогноз по долгосрочному рейтингу долга Грузии со "стабильного" на "позитивный" и подтвердило его на уровне "B+", а также оценило рост реального ВВП на 6,5% в 2010 году и предсказало рост в 5,0% и 6,0% в 2011 и 2012 годах соответственно.³² В то же время правительство стоит перед фактом больших обязательств по обслуживанию долга в 2012-2014 годах, достигая максимума на уровне чуть более 1 млрд. долл. США в 2013 (около 8% от ВВП).³³ Вместе с тем, в мире появились новые угрозы. В первую очередь это относится к новым рискам распространения оружия массового поражения и, в частности, к ядерным программам Северной Кореи и Ирана. Не менее опасными являются и непредсказуемые действия этих стран. Все это представляет значительную опасность для России, поскольку очаги возможной нестабильности находятся в непосредственной близости от ее границ. Однако в краткосрочной перспективе главной опасностью для нее является вялотекущая война в Афганистане, что связано с производством и ориентацией на российский рынок колоссального объема опиатов и героина. Возможный уход из региона международных сил безопасности поставит Россию в весьма сложную ситуацию.

Грузия также вовлечена в  эти процессы. Во-первых, грузинские военные активно участвуют в составе международных сил безопасности в Афганистане. Во-вторых, Грузия, по оценкам экспертов, является важным звеном одного из основных транзитных каналов, по которым наркотики переправляются в Европу.³⁴ Кроме того, в Грузии неоднократно задерживались контрабандисты, пытающиеся переправить обогащенный уран из России.³⁵ И наконец, нестабильность и распространение терроризма на Северном Кавказе, хотя и остается головной болью, прежде всего, для России, не может не беспокоить и Грузию. Следует отметить, что острота межэтнических проблем в Грузии, связанных, в первую очередь, со сложностями в интеграции азербайджанцев и армян юго-востока Грузии, за последнее время значительно смягчилась и на данный момент не составляет угрозу для безопасности государства.

Для России процессы, имеющие место  на Северном Кавказе и постепенно распространяющиеся вне его, представляют чрезвычайно серьезную опасность. Озабоченность высказывают многие российские официальные лица³⁶. Премьер министр Путин на заседании Правительственной комиссии по вопросам социально-экономического развития Северо-Кавказского региона особо подчеркнул роль социальных факторов и обещал вложить только в 2011 году более 400 миллиардов рублей в развитие региона. А на январской встрече в Давосе российское руководство представило грандиозные планы развития лыжного туризма в Дагестане и Адыгее. Но на самом деле Москва практически утрачивает контроль, не сумев умиротворить Кавказ ни посредством военной силы, ни с помощью финансовых вливаний. Попытки же «кадыризации» других автономий на Северном Кавказе чреваты серьезными рисками дальнейшей утраты контроля над регионом, где к тому же почти не осталось этнически русского населения. Причем радикальный ислам угрожает распространиться в полную силу и на территории Волжско-Уральского региона, в частности, Татарстана и Башкортостана. Указанные процессы способствуют росту русского национализма, что может неотвратимо раскрутить спираль насилия и нестабильности. Первыми признаками того, что взращиваемый властями этнический национализм может вскоре выйти из-под контроля, стали декабрьские события на Манежной площади в Москве и в ряде других городов России. Действия экстремистских групп направлены на устрашение мигрантов с Кавказа и Центральной Азии и провоцируют насилие над ними. При этом они действуют в достаточно благоприятной общественной атмосфере. Согласно опросам Левада-Центра, доля тех, кто, в той или иной мере, разделяет идею «Россия — для русских», возросла с 43% в 1998 году до 58% в 2011 году. Следует отметить, что наряду с этническим национализмом силу набирает и региональный национализм, противопоставляющий в основном отдаленные регионы центру, рассматриваемому как проводник колониального ограбления местного населения. Так, во время последней переписи населения внушительное число жителей Сибири записало в графе национальность – «сибиряк».³⁷ Этот процесс усугубляется далее развитием т.н. субнационального авторитаризма.³⁸

Много веков назад Луций Анней  Сенека съязвил по адресу современных  ему стратегов-неудачников – «Кто не знает, в какую гавань ему плыть, для того не бывает попутного ветра». Так и сегодня, чтоб оценить успех той или иной стратегии, важно знать, на что она нацелена. Для того, чтобы лучше понять перспективы во взаимоотношении России и Грузии, важно не только оценить политические процессы в этих странах и соответствующий геополитический контекст, но и разобраться в сложной системе политического целеполагания, как правило, апеллирующего к понятиям национальных и государственных интересов, но нередко отражающего определенные интересы и цели важнейших акторов. Ясную и однозначную формулировку сущности этих интересов удается увидеть нечасто. Когда же такая формулировка присутствует, чаще в различных стратегических документах, она, как правило, отражает или видение конкретной политической группы, или преследует сугубо популистские цели, скорее маскируя, чем проясняя истинную ценностную систему авторов. В случае демократического устройства общества различные ценностные представления конкурируют между собой, тем самым формируя базисные представления о национальных интересах. В наших, как принято называть гибридных, посттоталитарных обществах подобный консенсус не имеет возможности сложиться, так как не развит общественный дискурс вокруг базисных ценностей. Кроме того, плохо работают демократические механизмы конкуренции национальных проектов, представленных политическими элитами, которые, в свою очередь, не имеют действенной двусторонней коммуникации с обществом.

Понять национальные проекты и видение национальных интересов политическими элитами в России и Грузии чрезвычайно важно для осмысления движущих сил различных политических действий, в том числе в сфере российско-грузинских отношений. В то же время, важно понять соотношение подобных национальных проектов как с реальной практикой, так и с популистской риторикой, а также с системой ценностей и ориентациями в самих обществах. Это позволило бы не только оценить возможности сотрудничества и общность интересов, но также прогнозировать конфликты интересов и пути их смягчения и перевода в мирное русло. Важно понять, как националистический дискурс соотносится с этнической терпимостью, политическим плюрализмом и демократическими ценностями, какое место занимают вопросы сохранения и развития культуры и языка, как видится институциональное обеспечение национальных проектов. На самом деле в подобных гибридных обществах на воплощаемые в жизнь политические стратегии оказывают одновременное влияние, по меньшей мере, четыре различных ценностных системы, иногда лишь для авторитетности помещаемых под ярлык национальных интересов.

Во-первых, это некоторая идеализированная концепция национальных целей и  задач, основанных на общечеловеческих ценностях и понятиях прав человека, равенства, демократии, уважения утвержденных правовых документах, национальных стратегиях и планах, и отражаемых в официальных выступлениях политических лидеров. Как правило, глубинный анализ соответствующих текстов способен выявить их популистский характер, или их нацеленность на символическую, имитационную приверженность общепринятым демократическим и гуманитарным ценностям. В то же время, обычно национальные интересы в таких документах подменяются государственными интересами, где доминируют понятия государственной безопасности и стабильности, экономических приоритетов, нерушимости границ, международного влияния и уважения, контроля и владения. В-третьих, это доминантная система ценностных ориентаций, распространенная не только среди населения страны, но и среди значительной части государственой бюрократии. Хотя она сильно подвержена манипуляциям и мифотворчеству со стороны средств массовой информации и популистских лозунгов политических элит, а также религиозных лидеров и иных властителей дум, но в то же время она достаточно консервативна и инерционна, а также часто нетерпима к альтернативным системам ценностей и меньшинствам. Эта «народная» система ценностей обычно внутренне противоречива и непоследовательна, но, тем не менее, именно ее учитывают и используют политики.

И наконец, в-четвертых, это система групповых и личных целей сравнительно узкого круга правящей элиты, которую редко формулируют в явном виде, но которая может оказывать решающее влияние на практические и иногда судьбоносные для страны решения. Здесь есть место как сугубо эгоистическим мотивам личного обогащения или сохранения власти, так и всевозможным иррациональным фобиям и идиосинкразиям, а также идеалистическим представлениям о благе для народа или какой либо его части и даже о чувствах чести и ответственности перед народом.³⁹ Однако понятно, что здесь место скорее для догадок и интуиции исследователя, так как достоверные источники информации обычно недоступны или отсутствуют, а если и окажутся доступными вследствие неожиданного «слива» информации наподобие случая с Викиликс, то могут оказаться полезными лишь историкам в сравнительно отдаленном будущем.

Сперва попытаемся сформулировать национальные интересы в представлении  грузинских элит. Соответствующие представления  не составляют целостной картины, а  аналогично выше обрисованной схеме распадаются на ряд кластеров: а) национальные интересы в том виде, в котором они пропагандируются среди населения и в определенной степени апеллируют к распространенным в обществе (а частично созданным посредством этой самой пропаганды) представлениям (Государственное строительство и территориальная целостность – высшие приоритеты; Грузия – успешная демократия; Все беды Грузии – от России; Грузия – европейская страна, и будущее Грузии – в Европе; Интеграция в НАТО – единственная гарантия защиты от России; США – главная надежда; Православие – основа грузинской идентичности; У Грузии – замечательные экономические перспективы и достижения; ....); б) близкие к общественным представлениям взгляды определенной части элиты, но дополненные ощущением своей значимости (Народ незрел, поэтому реформы надо проводить быстро и решительно; Властная элита – лучшая из ныне возможных; Этническим меньшинствам нельзя доверять; Оппозиция играет на руку врагам; Военное строительство основа государственности; Мы сами знаем, что нам делать, а наивный Запад пусть дает деньги; Экономику надо максимально либерализовать, но все должно быть под негласным государственным контролем; Контроль над электронными медиа – гарантия внутренней стабильности;...); и в) предполагаемые, но редко озвучиваемые, представления и цели верхнего эшелона элиты (Сохранить власть любой ценой; На Западе должны считать нас демократами; Внутри страны соперники нас должны бояться и уважать; Личная верность важнее всего; Для нас закон не писан; Народ незрел, соответственно им можно и нужно манипулировать; Врагов надо наказывать и унижать; ...).

Грузия за последние два десятилетия  пережила множество шоков и бедствий, поэтому немудрено заметить различного рода наслоения на коллективном сознании общества, характеризуемом т.н. «постколониальным синдромом» и иррациональными установками, что в духе психоаналитической традиции. Все тот же Вамик Волкан назвал это «групповой регрессией».⁴⁰ Социологические опросы демонстрируют как глубокую озабоченность населения существующим положением дел и особую чувствительность к проблеме взаимоотношений с Россией, так и переживания, связанные с потерей контроля над Абхазией и Южной Осетией, даже если многие из остро переживающих эти явления общественной жизни никогда там не бывали. Но известно, какую важную символическую роль играют карты и границы, а также как остро воспринимают люди любые территориальные посягательства на то, что рассматривается как важнейший элемент национального самосознания и функционирования. Не напрасно так популярен патриотический лозунг, полтора века назад сформулированный Ильей Чавчавадзе, – «отечество, язык, вера». В этой традиционной триаде именно отечество, т.е. национальная территория, и соответственно –безопасность и независимость государства, стоят на первом месте. Поскольку ни языку, ни вере в Грузии пока особо никто не угрожает, то второй важнейший элемент в «народной» системе ценностей – это экономическое благосостояние. В соответствии с вышесказанным и определяются внешнеполитические ориентации населения: Запад и НАТО ассоциируются с безопасностью, надеждой на восстановление территориальной целостности и экономическим процветанием, а Россия – с угрозой независимости и государственности. Именно поэтому пророссийски настроенные политические силы не имеют массовой поддержки, и большинство политических группировок в унисон утверждают приверженность западным ценностям и целям евроатлантической интеграции.

Официальная концепция национальных интересов полностью соответствует  подобным представлениям, объявляя главной угрозой безопасности страны возобновление военных действий со стороны России и присутствие ее военных баз на оккупированной территории Грузии. В то же время, правительство склонно считать, что основной целью российского вторжения в Грузию в августе 2008 года была смена существующего правительства, и соответственно, эта цель остается нереализованной. Важнейшей национальной задачей объявлено возвращение Южной Осетии и Абхазии под контроль грузинского правительства, а евроатлантическая интеграция заявлена приоритетной внешнеполитической задачей. Другими важными элементами национальной концепции является усиление государственных институтов, в первую очередь национального уровня, а также ускорение экономических реформ, которые должны обеспечить процветание страны и решение всех социальных проблем. Правительство ведет себя крайне непоследовательно, предлагая за образец для подражания то Швейцарию, то Сингапур или иную страну, которая понравилась главе государства в процессе ее посещения. Что касается ценностей правящей элиты, в значительной степени скрытых от внешнего взора, то они проявляются в конкретных политических действиях и зачастую вступают в противоречие с официально заявленными задачами, что приводит к непоследовательности, непродуманности или неэффективности действий. Так, например, заявления о приверженности демократическим свободам и ценностям вступают в противоречие с попытками монополизации контроля над электронными СМИ, нежеланием консультироваться с населением и оппозицией по поводу важных политических решений, нарушениями в избирательных кампаниях или ослаблением местного самоуправления и судебной власти. Заявленная экономическая либерализация и дерегуляция сосуществует со слабой защищенностью и частыми нарушениями прав собственности, неформальными механизмами давления на бизнес.⁴¹ Пропагандируемая ориентация на европейскую интеграцию вступает в конфликт с вышеупомянутой дерегуляцией и законотворчеством (например, принятием трудового кодекса, сильно расходящегося с европейскими стандартами и ныне вновь пересматриваемого), отдаляющим правовую систему от стандартов ЕС. В результате создается впечатление, что узкий круг правящей элиты озабочен, в первую очередь, сохранением власти, в то время как многие решения принимаются под воздействием случайных и зачастую иррациональных факторов. Кроме вышеупомянутых формулировок национальных интересов властных элит, существует, конечно, и позиция, которую можно обозначить как либерально-демократическую, искренне разделяемую сравнительно ограниченным числом маловлиятельных лиц (Приоритет общечеловеческих и демократических ценностей, прав человека; Интеграция в западную цивилизацию и политическое сообщество; Верховенство права; ...), хотя на риторическом уровне все политические элиты заявляют о приверженности им.