Абхазцкая проблема

Теперь, очевидно, надо попытаться сформулировать и национальные интересы России в  представлении элит. Эти представления, значительно более сложные, также  не составляют целостной картины  и распадаются на ряд кластеров:

а) национальные интересы в том виде, в котором они пропагандируются в обществе, в определенной степени апеллируют к распространенным среди населения (а частично созданным посредством пропаганды) представлениям (Россия-супердержава; Ни пяди российской земли; Распад СССР - это трагедия; Вставание с колен; «У России только два союзника – армия и флот» (Александр III); У России особый путь развития; В России суверенная демократия; Русские – государство-образующий народ; Россия кормила все республики, а они оказались неблагодарными изменниками; Даешь многополярный мир, т.е. Россия – вновь глобальный игрок; Российское государство и его величие превыше всего;⁴² США – главный враг;⁴³ НАТО – тоже враг;⁴⁴ Нынешнее руководство страны – гарантия успешного преодоления всех проблем; Православие – основа российской государственности; Защищать русских/русскоязычных за рубежом любым способом; ...);

б) близки к этому и представления  чиновников-«государственников», но с  ополнительными нюансами (Народ –  не созрел, ему нельзя давать слишком  много власти; Для достижения величия России все средства хороши; «Крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века» (Владимир Путин); ...). Соответствующую внешнеполитическую позицию хорошо выразил Дмитрий Тренин: «Я имею в виду внешнеполитическую концепцию, концепцию национальной безопасности и другие руководящие документы. Там, на мой взгляд, не вполне четко прописано, к каким целям реально стремится российская внешняя политика. Для себя я их примерно таким образом выстроил. Современная Россия стремится стать центром силы в многополярном мире. Это значит, что она стремится распространить свое влияние, прежде всего, на страны бывшего Советского Союза. Создать из них своего рода блок, где российские интересы имели бы привилегированное значение. Об этом, о привилегированном характере интересов в странах ближнего зарубежья, как вы помните, говорил президент Медведев, об этом продолжают говорить другие российские официальные деятели. Второй момент, который является важным для российского истеблишмента, для тех, кто определяет российскую внешнюю политику, – это обеспечение равенства в статусе с ведущими центрами силы. То есть мы – центр, это первая позиция. Вторая позиция: мы – равноправный центр. В международной системе мы равны по статусу и по положению Соединенным Штатам, Китаю и Европейскому Союзу. Основные центры силы плюс мы – это и есть многополярный мир. И третья позиция вытекает из второй и звучит примерно так: Россия имеет право решающего голоса при обсуждении всех наиболее важных проблем человечества... Конечно, российская внешняя политика не использует понятия  
“зона влияния” – оно одиозно, отсылает нас к ХIХ или к началу ХХ века. Но если говорить серьезно, то проявляется стремление именно к этому. ⁴⁵

в) представления суперэлиты, которые  не оригинальны, достаточно циничны и редко в явном виде формулируемы, вследствие чего их трудно назвать национальными интересами (Сохранить абсолютную власть любой ценой; Счета и виллы на Западе и в России; Кто не с нами, тот против нас; Россия – это я/мы; Нас должны бояться и уважать; Личная верность важнее всего; Для нас закон не писан; Народ глуп, и это надо использовать; Врагов надо наказывать, унижать и уничтожать; ...). Близки к последним и взгляды значительной части экономической элиты, среди которой также доминируют личные и групповые интересы.

В некоторых сферах видна внутренняя противоречивость даже заявленных целей. Как, например, описывал Дмитрий Фурман, имперские притязания (Ни пяди земли  русской) входят в противоречие с  этническим национализмом (Москва для москвичей, Россия для русских).⁴⁶ Несмотря на значительную централизацию государственной системы, в России нет консенсуса относительно конкретных целей и содержания внешней или внутренней политики, а ее “маркетизация” затрудняет гармонизацию интересов различных внутренних акторов.⁴⁷

Кроме вышеупомянутых формулировок национальных интересов властных элит, существует, конечно, и позиция, которую можно  обозначить как либерально- демократическую, разделяемую сравнительно ограниченным числом лиц (Приоритет общечеловеческих и демократических ценностей, прав человека; Интеграция в западную цивилизацию и политическое сообщество; Верховенство права; ...). Характерно недавнее заявление главного редактора «Независимой Газеты» Константина Ремчукова на «Эхе Москвы»: "Нам нужна нормальная Россия, мне не нужна великая Россия… А кому-то нужно вставать с колен...".⁴⁸ Параллельно с подобной либеральной позицией присутствует также и все более популярная националистическая установка, экстремальный вариант позиции «б» (Россия для русских; Меньшинства должны знать свое место; Главный приоритет -возрождение величия России; У России свои ценности, отличные от западных, и их надо сохранять и защищать; Запад – враг, но и Восток – враг;...).

Любопытно, что, несмотря на несоизмеримость масштаба двух стран и большое количество принципиальных различий, в соответствующих национальных проектах и формулировке кластеров интересов есть много общего. Представляется, что это связано с общими советскими корнями и схожей политической культурой элит, а также и в чем-то совпадающей социальной, экономической и политической средой их функционирования (так, например, с отсутствием, своеобразием или слабостью среднего класса, малоразвитостью демократических институтов, необходимостью модернизации и т.д.).

Ввиду непримиримости позиций правительств Грузии и России по ряду вопросов и, в частности, по вопросу правового  статуса Абхазии и Южной Осетии, а также присутствия там российских военных баз, да и нескрываемой личной неприязни между лидерами двух стран, в ближайшее время не следует ожидать радикального улучшения отношений между сторонами. В отсутствии дипломатических отношений единственным форматом прямых межгосударственных отношений остается малоэффективный Женевский переговорный процесс, не считая отдельных встреч по конкретным поводам, как, например, мартовской встречи в Берне для обсуждения условий, выполнение которых требует грузинская сторона для вступления России в ВТО. Россия и Грузия являются непосредственными соседями с рядом нерешенных вопросов, поэтому отсутствие диалога ведет к дальнейшему усилению взаимного недоверия и образа врага.

Руководство России и различные  политические деятели не раз высказывали  недовольство действиями Грузии. Исключая фантастические обвинения, в целом  претензии к грузинскому руководству можно суммировать следующим образом. Руководство и народ Грузии настроены резко антироссийски. Правительство Грузии проводит в целом антироссийскую политику и является проводником западной (в частности, американской) политики в регионе, наносящей ущерб российским интересам. Грузия  поддерживает сецессионистские и антироссийские устремления северо-кавказских элит (в том числе, рассмотрение т.н. черкесского геноцида, одностороннее объявление безвизового режима, ...) и, тем самым, создает угрозу безопасности и целостности России. Пытается саботировать важные для России проекты (например, проведение зимних олимпийских игр в Сочи, попытки монополизировать транзит каспийских энергоресурсов на Запад или вступление в ВТО). Пытается вступить в НАТО и ЕС, тем самым, ослабляет влияние и безопасность России вдоль ее юго-западной границы. Угрожает безопасности Южной Осетии и Абхазии (является инициатором войны в Южной Осетии), тем самым пренебрегая российскими интересами и безопасностью российских граждан. Инициирует или вступает в различные объединения антироссийской направленности, например, ГУАМ. Осуществляет планомерную антироссийскую кампанию в международных СМИ и на международных форумах. Проявляет неблагодарность и искажает историю, заявляя об аннексии Грузии как царской Россией в XIX веке, так и Советской Россией в 1921 году (в то время как, на самом деле, имело место добровольное присоединение, спасшее Грузию от коварных соседей). И наконец, российский официоз обвиняет во всех бедах лично Михаила Саакашвили и отказывается иметь с ним дело. Кроме того, конечно же, Грузия представляет собой удобный объект для использования в качестве «образа врага» и в то же время – в качестве образа приспешника «коварного Запада», в основном в лице США. Тем самым, наказывая Грузию и ее руководство за злокозненность и «предательство», можно одновременно не только мстить Западу за его пренебрежение интересами России, но и сравнительно безопасно демонстрировать миру и региону, что Россию следует бояться и уважать.

У Грузии не менее многочисленный и, в значительной степени, более существенный список претензий и обид, высказываемых в адрес России. Это война 2008 года; поддержка сецессионизма Абхазии и Южной Осетии, их оккупация и размещение там военных баз; торговое эмбарго; бомбардировки (задолго до 2008 года); терроризм и шпионы; поддержка оппозиции и попытки сменить режим; гонения и высылка этнических грузин (2006 год); искажение истории; антигрузинская пропаганда и агрессивная риторика, подтасовка информации.

Нетрудно заметить несовместимость и даже противоположность многих из вышеперечисленных взаимных претензий, вследствие чего очевидно, что разрешить имеющиеся противоречия нелегко. Поэтому имеет смысл выделить как основные противоречия, так и возможные совпадения интересов. При этом следует исходить из заявленных национальных интересов, иначе трудно добиться последовательной логики рассуждений. Главными противоречиями между странами, если игнорировать «личную неприязнь» между разномасштабными «национальными лидерами», символические действия и агрессивную риторику, являются, с одной стороны, неприемлемость для России независимого и прозападного внешнеполитического курса Грузии и, с другой стороны, категорическое неприятие Грузией военного присутствия России в Абхазии и Южной Осетии и связанные с этим угрозы ее безопасности.

В то же время, есть сферы, где интересы сторон принципиально совпадают, если отстраниться от иррациональных моментов взаимной враждебности. Это, в первую очередь, желание стабильности на Северном Кавказе, так как дестабилизация в этом регионе опасна как для России, так и для Грузии. Как Россия, так и Грузия являются полиэтническими обществами, и многие проблемы государственного строительства сопряжены именно с этим фактом. В то же время, межэтнические взаимоотношения особенно остро стоят на Северном Кавказе, но и соответствующие проблемы в Грузии и Южном Кавказе, в той или иной мере, связаны с грузино-российскими взаимоотношениями. Естественной должна быть также заинтересованность руководств обеих стран в развитии транзита в направлении Север-Юг, в стимулировании инвестиций, рынков и торговли. И наконец, это борьба с общей опасностью, связанной с контрабандой наркотиков, оружия, ядерных материалов, а также координация в борьбе с организованной преступностью и терроризмом, уже не упоминая менее важные для политического истеблишмента стран вопросы сотрудничества в области охраны окружающей среды или эпидемиологии. Следует отметить, что все те области, в которых интересы двух стран теоретически совпадают, в то же время важны и для Запада, в первую очередь для ЕС.

Интересно отметить и своеобразный парадокс: хотя Россия сама активно  стремится к сближению с Западом, правда, на условиях равного и особого партнерства, она чрезвычайно ревниво реагирует на желание других постсоветских стран делать то же самое. Скорее всего, это связано с двойственностью отношений к Западу самой России, неспособной решить, насколько фундаментальна и стратегически оправдана ее западная ориентация и не следует ли рассматривать соответствующее партнерство лишь как временную, тактическую меру. Тем не менее, российская политика, адресованная Грузии, больше не является сугубо двусторонним вопросом. Россия вынуждена учитывать свою взаимозависимость с Западом, что служит ограничителем применения наиболее одиозных средств давления на своих соседей. Когда российские действия не задевают жизненно важные интересы стран Запада, как это произошло в ходе российско-грузинского конфликта 2008 года, то зачастую все ограничивается, по сути, риторическим осуждением, а такую позицию на практике Россия может легко проигнорировать. Однако, когда под угрозой находятся ключевые приоритеты региональной безопасности или экономические интересы, Запад, и в частности США, действуют более решительно (как, например, в сфере обеспечения большей энергетической независимости).

Следует отметить, что некоторые  из перечисленных выше факторов могут  изменить свое значение в процессе перемен, проходящих как в самих этих странах, так и в геополитическом контексте их взаимодействия. Важнейшей такой переменой, при допущении относительной рациональности поведения правящих элит, может быть перспективная смена руководства в обеих странах в течении ближайших двух лет, и возможно связанные с этим изменения внешнеполитического курса, а также широко обсуждаемых модернизаций. Тем не менее, по всей видимости, нынешнее состояние в области двухсторонних отношений сохранится до 2012 года. Предполагается, что период с 2012 по 2014 годов окажется определяющим характер взаимоотношений России и Грузии, по крайней мере, на последующее десятилетие, что, конечно, отнюдь не исключает непредвиденного и непредсказуемого развития событий, ввиду наличия большого количества факторов и случайных явлений. В целом можно считать, что независимо от конкретных лиц, находящихся у власти, прогноз Владимира Гельмана⁴⁹ представляется в краткосрочной перспективе достаточно правдоподобным сценарием для обеих стран, хотя для Грузии перспектива смотрится несколько более радужной, по причине меньших размеров и инерционности, а также более развитой демократической реальности.

Начиная с осени 2013 года, когда должен быть избран новый президент страны, или даже с парламентских выборов 2012 года, Грузия стоит перед периодом неопределенности, и многое будет зависеть от развития событий во время и после президентских выборов. В принципе не исключена и попытка поворота внешней ориентации оверштаг и сближения с Россией, если Запад окажется недоволен демократичностью выборов и попыткой рокировки а ля Путин-Медведев с Саакашвили в роли доминантного премьера и слабым президентом. В то же время, хотя в России и не жидается кардинальных изменений в целом, несмотря на признаки роста противоречий в правящем тандеме, она будет вынуждена подстраиваться под реалии относительного уменьшения ее экономического и военно-стратегического веса, а также необходимости принимать решения, которые повлияют на будущее «перезагрузки».

Если же перезагрузка сойдет на нет, как и модернизационные потуги, то в условиях осложняющейся внутренней ситуации (включая Северный Кавказ) отнюдь не исключается возможность повторения обострения отношений с Грузией с целью перенаправить агрессию вовне и консолидировать общество против общего и не слишком опасного врага, в то же время наказывая Запад за провал перезагрузки. Однако очевидно, что вряд ли это может произойти до олимпийских игр в Сочи, и конечно же, такая политика чревата многочисленными проблемами в среднесрочной перспективе.