Освободительные войны в странах Латинской Америки в контексте американской дипломатии в первой половине XIX в.

    Весьма  интересно оценивают Мануэль Медина вмешательство США во внутренние дела Мексики и попытку Вашингтона аннексировать целую республику – Санто-Доминго. Автор, естественно, выходит за намеченные им самим хронологические рамки и рассказывает о так называемом «выводе Рузвельта», который явился дальнейшим толкованием доктрины Монро.

    «В  Западном полушарии, – писал Теодор Рузвельт, – представитель самых агрессивных кругов американского империализма, – Соединенные Штаты, провозгласившие доктрину Монро, могут оказаться вынужденными в особо серьезных случаях брать на себя функции международной полицейской силы»²³⁸.

    В инструкциях делегатам США на Второй Панамериканской конференции, состоявшейся в 1901 г. в Мексике, Теодор Рузвельт писал: «Протекторат США над Южной и Центральной Америкой является единственным выходом».

    На  большом количестве документов Мануэль Медина убедительно показывает неприглядную роль американской дипломатии. Служанка господствующих классов, дипломатия США всегда являлась передовым отрядом американского «большого бизнеса». В странах латинской Америки дипломаты США уже в начале XIX в. стали пособниками органов, занимающихся шпионажем, организацией саботажа, диверсий, террористических актов, государственных переворотов и интервенций.

Заключение

    На  громадных пространствах почти  всего американского континента в относительно сжатые исторические сроки – всего полвека (конец XVIII – первая четверть XIX в.) – и независимо от того, какой именно европейской державе принадлежала та или иная колония, Англии, Франции, Португалии или Испании, произошла не одна, а целая серия однотипных революций и войн.

    Эти революции не явились изолированными событиями, а подчинялись общей исторической закономерности.

    Более трёх веков большая часть народов  Нового Света находилась под властью Испании, но к концу 30-х годов на американском континенте возник целый ряд новых независимых государств – подобной ситуации Европа не знала со времен падения великой Римской империи. Молодые латиноамериканские государства сразу же оказались в сфере интересов другого молодого американского государства – США²³⁹.

    Истоки  имперской политики США уходят в  далекое прошлое – к моменту возникновения новой заокеанской республики. Рожденная в огне революционной национально-освободительной борьбы против английского господства, эта республика провозгласила передовые для своего времени идеи суверенитета и равноправия народов, заявила об их праве на свободу, счастье и свержение тирании. Эти идеи оказали большое влияние на подготовку французской революции, развертывание войны латиноамериканских стран за освобождение от господства испанской монархии²⁴⁰.

    Однако  как в области внутренней политики первая американская революция оказалась ограниченной и непоследовательной, провозгласив лишь формальное равенство всех людей, сохранив рабство негров, приведя к власти имущие классы плантаторов и, так и во внешней политике она не пошла дальше освобождения, объединения и защиты 13 первоначальных штатов, образовавших молодую североамериканскую нацию.

    Соединенные Штаты очень быстро не только втянулись  в господствовавшую на рубеже XVIII – XIX веков полуфеодальную систему международных отношений, основывавшуюся на доктринах подчинения слабого сильному, экспансии, захвата чужих земель, создания огромных заморских империй, но и «незаметно» стали одним из активнейших ее членов. Они не просто предали освободительные, демократические идеалы собственной революции, но извратили их, поставили на службу своим классово-националистическим, экспансионистским, имперским устремлениям²⁴¹.

    Территориальные грабежи нуждались в «теоретическом обосновании», и идеологи американского экспансионизма берут на вооружение идею «предначертания судьбы». Эта идея возникла в 40-х г.г. XIX в. и основывалась на том, что «создатель предопределил судьбу Американского континента как территории, которой на роду написано принадлежать Соединенным Штатам».

    Мифы  и иллюзии о «примере» Америки  и ее «ответственности» за «защиту  свободы и демократии» и распространение  их по всему миру помогли и помогают господствующим классам США маскировать подлинные цели: создание сначала территориальной, континентальной и панамериканской, а затем «невидимой» мировой империи.

    Оборотной стороной этих иллюзий являются великодержавный  шовинизм и джингоизм, самонадеянность силы и высокомерное отношение к другим странам и народам, пренебрежение к международным законам и договорам, игнорирование общественного мнения, наконец, искаженное восприятие реальной действительности.

    Быстрое наращивание экономической, а затем  и военной силы США» способствовало дальнейшему развитию американской имперской идеологии и политики.

    Уникально благоприятная естественная и историческая «среда» обеспечила более быстрое развитие экономических, социальных, политических и идеологических основ в США в сравнении с другими странами. Исторический опыт получает свое США убедительное научное объяснение в свете закона неравномерности экономического и политического развития различных стран. Специфика американского исторического опыта никоим образом не отменяет его сущности, но позволяет объяснить, почему США утвердились в роли наиболее развитой страны в эпоху империализма, оттеснив с передовой позиции английский, занимавший господствующее положение па протяжении двух столетий.

    Выявление особенностей исторического пути не дает никаких оснований для идеализации его опыта. Среди изначальных черт США выступило, например, стремление к экономической и территориальной экспансии, обусловленное действием основополагающих законов способа производства, в первую очередь накопления.

    На  ранних этапах истории страны стремление американского к экспансии еще прикрывалось доктриной изоляционизма, декларировавшей отказ США от участия в каких-либо военно-политических блоках и вмешательства в конфликты враждующих держав²⁴².

    Итак, дипломатию США определяли внутренние и внешние обстоятельства. На ней сказывались политические коллизии, социальные противоречия и антагонизмы, амбиции отдельных высокопоставленных деятелей, трения между исполнительной и законодательной властью. Долгие годы, за пределами США сфера их влияния была весьма ограниченной — оно распространялось, главным образом, на Западное полушарие и некоторые острова в Тихом океане.

    Наибольшее  внимание уделялось близлежащим  странам Латинской Америки, которые вашингтонская администрация, используя, в частности идеи панамериканизма, стремилась объединить под своей эгидой, укрепив позиции США в этом регионе и потеснив предпринимателей Англии и Франции. Подобные цели формулировались как приоритетные с точки зрения обеспечения национальных интересов. Их осуществление подкреплялось заметно усилившейся военно-морской мощью государства²⁴³.

    Современный политический курс США на установление тотального мирового господства в период после окончания так называемой «холодной войны», прикрытый лозунгами  Нового Мирового Порядка, партнерства во имя мира и расширения НАТО, борьба за завоевание наследства Советского Союза и за передел мира, многие как отечественные, так и зарубежные политологи характеризуют как завершающую ступень авантюристской американской политики территориальной и экономической экспансии, которую американский империализм проводит уже свыше столетия²⁴⁴.

    Культ силы, теология доктрины Предопределенной судьбы, отождествление американской территориальной экспансии с волей Бога, геополитические концепции Маккиндера, адмирала Мэхэна и Николаса Спайкмена, доктрина Монро со всеми её добавками, доктрина «открытых дверей» и вильсонский универсанализм, который американский империализм сводит к интересам всего человечества – вот элементы идеологии мирового господства США, которая, в свою очередь, сложилась на рубеже XIX – начала XX столетия, а Латинская Америка являлась её одним из первых пробных полигонов. Данная идеология, следует отметить, мало чем изменилась и к настоящему времени.

    История американского империализма теснейшим  образом смыкается с историей возникновения и развития пресловутой доктрины Монро, завершающими этапами которой являются завоевание Восточной Европы путем поглощения Польши, Чехии и Венгрии в НАТО, расчленение, разрушение и оккупация Югославии и установление американской гегемонии на Балканском полуострове, провозглашение доктрины Клинтона – Олбрайт, по сути дела являющейся очередной поправкой к доктрине Монро. Напомним, что согласно указанной программе НАТО присваивает себе все основные функции ООН.

    Выдающийся  американский историк Вильям Вильямс  неоднократно подчеркивал в своих работах, что доктрина Монро, на которой в сущности и основана политика «открытых дверей», определяет экспансионистское мировоззрение – weltanschauung – американской внешней политики на протяжении последних ста лет.

    Известный американский политический деятель и профессор Гарвардского университета Наум Часки охарактеризовал доктрину Монро как «односторонне провозглашенная сила, свобода грабить и эксплуатировать страны Западного полушария». Суть доктрины Монро, подчеркивал известный немецкий юрист Карл Шмидт, – «…это процесс экспроприации присвоения пространства. Её субъект – политическая воля США, её объект – пространство, которое должно этой воли стать подвластным»²⁴⁵.

    Американский  политолог Кеннет Колеман замечает, что в идеологическом отношении доктрина Монро является политической мифологией и идеологией империализма, основная цель которой – обосновывать и узаконить реальность американского господства на Американском континенте.

    «Политический миф доктрины Монро создавался параллельно со становлением американской империи… Гегемония, также как и империя, требуют создания лигитимизирующей мифологии… В процессе завоевания новых имперских пространств мифология утверждает: мы господствуем над тобою, поскольку наше господство служит твоим интересам…» – утверждает Колеман. – «В контексте утверждения гегемониального порядка, мифология должна создать веру, что существующие отношения господства и подчинения – естественны, и основываются на взаимной выгоде обоих сторон, а те которые в этом сомневаются или совершенно невежественны, или же преступники и грешники… Мне известны две вещи о доктрине Монро: во-первых, никто в Америке среди политиков, с которыми я встречался, не знает, что это такое, а во вторых, каждый, которого я встречал, никто не согласиться, что бы кто-то эту доктрину позволил себе оспаривать… Я приходил к заключению, что доктрина Монро – не доктрина, а догма, причем не одна, а две – догма в непогрешимость американского президента, и догма невинного зачатия американской внешней политики»²⁴⁶.

    Это утверждение во многом соприкасается  с взглядами Карла Шмидта, который утверждал, что все доктрины гегемонии американской империи, от доктрины «Предопределенной судьбы» до вильсонского универсанализма – суть новая тоталитарная теология, сопутствующая и лигитимизирующая американский поход на мир.

    Таким образом, в ходе нашего исследования были получены следующие результаты:

    По  первой задаче исследования:

    Освободительная война в странах Латинской Америки в 20 – 30-е г.г. XIX в. прошли два этапа (1810 – 1815 г., и 1816 – 1826 г.г.).

    В начале XIX века под влиянием восстания Туссена (1743 – 1803) на Гаити в 1801 г., провозглашения независимого государства Гаити в 1806 г., поражения Испании в Трафальгарском сражении (21 октября 1805 г.) и вторжения в Испанию французской армии в латиноамериканских колониях происходит активизация национально-освободительного движения, в котором на данном этапе доминирующую роль играет креольская аристократия.

    Власть  в латиноамериканских колониях перешла  в руки Хунты, возглавившей борьбу испанцев против французов. Не желание Хунты расширять права колонистов, её колониальная политики стимулировала рост национально-освободительного движения, которое с 1810 г. вступает в стадию открытой вооруженной борьбы.

    Освободительное движение развернулось на огромной территории от границы с Соединенными Штатами до Огненной Земли, при этом выделяется три её активных центра: 1) Мексика; 2) Венесуэла и Новая Гренада (нынешняя Колумбия); 3) Юг Латинской Америки.

    На  первом этапе 1810 – 1815 г. главным центром борьбы за независимость стала Венесуэла, где под руководством Симона Боливара в 1811 г. была провозглашена независимость (1-я Венесуэльская республика).

    После серьезных поражений освободительной  армии С. Боливара с 1816 г. начинается новая фаза вооруженной борьбы латиноамериканцев с испанцами, в которой участвует практически все население испанских колоний в Латинской Америке. Итогами этого периода национально-освободительной борьбы стало провозглашение 2-й Венесуэльской республики, независимости Мексики, Чили, Аргентины, Уругвая, Бразилии.

    По  второй задаче исследования:

    По  окончании войны за независимость, происходит процесс становления самостоятельного внешнеполитического курса стран Латинской Америки.

    Неудача проекта Боливара создания Южных  Соединенных Штатов (Колумбия, Перу, Боливия, Ла-Плата и Чили), разногласия  сторон на Панамском континентальном конгрессе (1826 г.), распад государства Великая Колумбия, начало гражданской войны в Венесуэле и Перуанско-Боливийской войны препятствовали утверждению целостной доктрины внешнеполитического курса молодых латиноамериканских республик. Вместе с тем, во внешней политики латиноамериканских государств явственно стала намечаться антиамериканская тенденция, как ответ на растущие экономические, и территориальные притязания США в этом регионе.