Падение Перуна. Становление христианства на Руси

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Декабря 2012 в 04:36, лекция

Краткое описание

Судя по договорам Руси с Византией, главными богами варяго-русской дружины были Перун и Белес. В какой мере эти боги были восприняты остальными племенами, вошедшими в состав Руси в IX—X веках? Ответа на этот вопрос практически не искали, поскольку исходили из тождества религиозных воззрений славян с варяго-русами, а для норманистов непереходимые трудности создавали сами имена богов: они явно не из скандинавского пантеона. Проблема, между тем, существует, и решение ее важно для уяс¬нения степени единства и прочности суммарного язычества, противостоящего на Руси.
Как было сказано выше, культ Перуна насаждался все-таки силой, по крайней мере в Киеве (в Прибалтике и Новгороде у него, похоже, было больше приверженцев). Правда, и христианская община в Киеве в середине X века косвенно Перуна почитала.

Вложенные файлы: 1 файл

КУЗЬМИН.ПАДЕНИЕ ПЕРУНА.1988.doc

— 7.37 Мб (Скачать файл)

 

 

Христианство зародилось в условиях кризиса римского общества и питалось в первые века своего существования кризисом Римской империи. Условия его возникновения в общих чертах изложил Ф. Энгельс в критическом отзыве на работу о первоначальном христианстве Бруно Бауэра. Отзыв этот имеет и методологическое значение, а потому некоторые его положения стоит воспроизвести:

«Римское завоевание во всех покоренных странах прежде всего непосредственно разрушило прежние политические порядки, а затем косвенным образом и старые общественные условия жизни. Разрушило, во- первых, тем, что вместо прежнего сословного деления (если не касаться рабства) оно установило простое различие между римскими гражданами и негражданами или подданными государства; во-вторых, и главным образом, — вымогательствами от имени Римского государства. Если при империи в интересах государства старались по возможности положить предел неистовой жажде к обогащению со стороны наместников провинций, то вместо этого появились все сильнее действующие и все туже завинчиваемые тиски налогов в пользу государственной казны — высасывание средств, которое действовало страшно разрушительно. Наконец, в-третьих, римские судьи повсюду выносили свои решения на основании римского права, а местные общественные порядки объявлялись тем самым недействительными, поскольку они не совпадали с римским правопорядком.

Эти три рычага должны были действовать с огромней нивелирующей силой, особенно когда они в течение приблизительно двух веков применялись к народам, наиболее сильная часть которых была уже уничтожена или уведена в рабство в результате битв, предшествовавших завоеванию, сопровождавших его, а часто и следовавших за ним. Общественные отношения в провинциях все больше и больше приближались к общественным отношениям в столице и в Италии. Население все больше и больше разделялось на три класса, представлявшие собой смесь самых разнообразных элементов и народностей: богачи, среди которых было немало вольноотпущенных рабов..., крупных землевладельцев, ростовщиков, или тех и других вместе, вроде дяди христианства Сенеки; неимущие свободные — в Риме их кормило и увеселяло государство, в провинциях же им предоставлялось самим заботиться о себе; наконец, огромная масса рабов.

По отношению к государству, то есть к императору, оба первых класса были почти так же бесправны, как и рабы по отношению к своим господам. Особенно в период от Тиберия до Нерона стало обычным явлением приговаривать богатых римлян к смерти для того, чтобы присвоить их состояние. Материальной опорой правительства было войско, которое гораздо более походило уже на армию ландскнехтов, чем на старое римское крестьянское войско, а моральной опорой — всеобщее убеждение, что из этого положения нет выхода, что если не тот или другой император, то основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью...

Всеобщему бесправию и утрате надежды на возможность лучшего порядка соответствовала всеобщая апатия и деморализация. Немногие остававшиеся еще в живых староримляне патрицианского склада и образа мыслей были устранены или вымирали... Остальные были рады, если могли держаться совершенно в стороне от общественной жизни. Их существование заполнялось стяжательством и наслаждением богатством, обывательскими сплетнями и интригами.. Неимущие свободные, бывшие в Риме пенсионерами государства, в провинциях, наоборот, находились в тяжелом положении. Они должны были работать, да еще в условиях конкуренции рабского труда. Но они были только в городах. Наряду с ними в провинциях были еще крестьяне — свободные владельцы земли (местами, пожалуй, еще связанные с общинной собственностью) или, как в Галлии, крестьяне, находившиеся в долговой кабале у крупных землевладельцев. Этот класс меньше всего был затронут общественным переворотом; он всего дольше сопротивлялся и религиозному перевороту... Наконец, рабы, бесправные и безвольные, которые не могли освободиться, как это уже показало поражение Спартака; при этом, однако, большинство из них было некогда свободными или сыновьями свободнорожденных. Среди них, стало быть, должна была еще по большей части сохраняться живая, хотя внешне бессильная, ненависть против условий их жизни...

Таково было материальное и моральное состояние. Настоящее  невыносимо; будущее, пожалуй, еще более  грозно. Никакого выхода. Отчаяние или  поиски спасения в самом пошлом чувственном наслаждении, по крайней мере со стороны тех, которые могли себе это позволить, но таких было незначительное менынин- ство. Для остальных не оставалось ничего, кроме тупой покорности перед неизбежным.

Но во всех классах  должно было быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном освобождении, искали взамен него освобождения духовного, утешения в сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния. Этого утешения не могла дать ни стоическая философия, ни школа Эпикура, во-первых, потому, что это были философские системы, рассчитанные, следовательно, не на рядовое сознание, а затем, во-вторых, потому, что образ жизни их приверженцев вызывал недоверие к учению этих школ. Для того чтобы дать утешение, нужно было заменить не утраченную философию, а утраченную религию. Утешение должно было выступить именно в религиозной форме, как и все то, что должно было захватывать массы, — так это было в те времена и так продолжалось вплоть до XVII века.

Едва ли надо отмечать, что среди людей, страстно стремившихся к этому духовному утешению, к этому бегству от внешнего мира в мир внутренний, большинство должны были составлять рабы. ч Во время этого всеобщего экономического, политического, интеллектуального и морального разложения и выступило христианство. Оно вступило в резкое противоречие со всеми существовавшими до тех пор религиями.

Во всех религиях, существовавших до того времени, главным была обрядность. Только участием в жертвоприношениях и процессиях, а на Востоке еще соблюдением обстоятельнейших предписаний относительно приема пищи и омовений, можно было доказать свою принадлежность к определенной религии. В то время как Рим и Греция в этом отношении проявляли терпимость, на Востоке свирепствовала система религиозных запретов, которая немало способствовала наступившему в конце концов упадку. Люди двухраз- ных религий — египтяне, персы, евреи, халдеи — не могут вместе ни пить, ни есть, не могут выполнить совместно ни одного самого обыденного дела, едва могут разговаривать друг с другом. Это отделение человека от человека было одной из основных причин гибели Древнего Востока. Христианство не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений и процессий классической древности. Отрицая, таким образом, все национальные религии и общую им всем обрядность ^"обращаясь; ко всем народам без различия," христианство само_становитея первой возможной мировой религией. Иудейство со своим новым универсальным богом тоже сделало попытку стать мировой религией. Но дети Израиля оставались все время аристократией среди верующих и обрезанных; и даже христианство должно было сначала освободиться от представления (которое еще roc- I подствовало в так называемом Откровении Иоанна) о преимуществах христиан из евреев, прежде чем оно могло стать настоящей мировой религией... ^

Во-вторых, христианство затронуло струну, которая доллсна была найти отклик в бесчисленных сердцах. На все жалобы по поводу тяжелых времен и по поводу всеобщей материальной и моральной нищеты христианское сознание греховности отвечало: да, это так, и иначе быть не может; в, испорн.£нности„ мира виноват ты, виноваты все вы, твоя иваша собственная внутренняя испорченность!.ГНи_один человек не мог отказаться от признания за собой части вины в общем несчастье, и признание это стало теперь, предпосылкой духовного спасения, которое"одновременно было провозглашено христианством. И это духовное спасенйеЗыло_придумано такш^оВразом, что его легко "мог понять член любой старои"~рёлигиозной общины. Всем этим старым религиям было свойственно представление об искупительной жертве, которая могла умиротворить оскорбленное божество. Как же могло не найти тут благоприятной почвы представление о посреднике, который добровольно приносит себя в жертву, чтобы раз навсегда искупить все грехи чело-1 вечества... В жертвенной смерти своего основателя христианство создало легко понятную форму внутреннего спасения от испорченного мира, утешения в сознании, ; к чему все так страстно стремились. Так христианство опять доказало свою способность стать мировой рели- гией — к тому же религией, соответствующей как раз I данному миру. «

Так и случилось, что  среди тысяч пророков и проповедников в пустыне, которые в то время создавали бесчисленное количество своих религиозных новшеств, успех имели только основатели христианства. Не только Палестина, но и весь Восток кишмя кишел такими основателями религий, среди которых господствовала,

можно сказать, прямо  по Дарвину борьба за идейное существование. Христианство победило главным образом благодаря изложенным выше моментам. А как оно постепенно, в борьбе сект между собой и с языческим миром, путем естественного отбора, все более утверждалось в качестве мировой религии, — этому учит во всех подробностях история церкви первых трех столетий» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 310—314).

За каждой строкой  рассуждений Энгельса стоит огромный материал, воспроизводить который нет  необходимости, но при случае иметь  в виду надо. Энгельс отмечает, что религии древности «выросли из общественных и политических условий каждого народа и срослись с ними. )Раз были разрушены эти их основы, сломаны унаследованные общественные формы, установленное политическое устройство и националь-- ная независимость, то, разумеется, рушилась и coot- I ветствующая им религия... Как только национальные божества не могут уже более охранять независимость j и самостоятельность своей, нации, они сами ломают себе шею» (там же, с. 312). Здесь надо лишь отметить,;- что древние религии возникали в то время, когда всюду господствовала община, а противостояли ей силы* природы. Со временем появляется необходимость в религиозном закреплении и социального опыта. Но с этими задачами ранние религии уже не в состоянии справиться./V'«Национальные боги, — говорит Энгельс, — могли терпеть рядом с собой других богов у других народов, — ив древности это было общим правилом, — но отнюдь не над собой». Усиление межплеменных столкновений приводит к появлению в племенных или народных верованиях воинственных божеств, обычно требовавших кровавых лее жертв. Но воинственность этих богов обычно направлялась вовне. Для разрешения внутренних противоречий язычество, как правило, никакими средствами не располагало. Наиболее развитое язычество лишь следовало за рас слоением, выделяло жреческие корпорации, распределяло по кастам, выстраивало иерархию соподчинения но, по существу, не давало выхода чувствам социаль него протеста. В конечном счете в государствах Вое тока язычество трансформировалось в идеологическо|

прикрытие деспотизма оторванной от народа власти, а стремление к  монотеизму удовлетворяло именно потребности иерархически выстроенной деспотической власти. Именно таковым был и монотеизм иудаизма, в рамках которого и в качестве реакции на который формировалось христианство. 4

В иудаизме с ясной  последовательностью отразилась двойная мораль рабовладельческого общества, с

противопоставлением одного племенного бога всем

остальным как низшим созданиям и «избранного» народа всем другим народам,' обреченным на совершенное бесправие по" отношению к народу-господину. Естественно, что такого рода притязания ожесточали отношения со всеми соседями, а также в рамках самих претендентов на господство, так как здесь также выстраивалась иерархия, и ближайшим объектом эксплуатации оказывались собственные сородичи, обреченные на неполноправие замысловатыми генеалогиями, сочиненными жрецами храма Соломона. С положением внизу иерархии народа-господина еще можно было мириться, пока сохранялась возможность эксплуатации иноплеменников, но оно становилось нетерпимым, едва такая возможность затруднялась или даже исчезала вовсе, как это было в эпоху возникновения Империи и завоевания Иудейского царства Римом. Восстание 66—73 годов против Рима выявило непримиримые противоречия между поборниками исключительности и сторонниками равенства и равноправия как внутри иудаистской общины, так и в отношении к другим народам.

Нереальность иудаистских  целей и идей в условиях римского владычества заставляла обращаться к греческой философии. В создании „.христианства особенно сказались, идеи стоицизма и неоплатонизма. Стоическая философия просуществовала почти тысячелетие с IV"ёека"век н. э. в равные периоды она меняла содержание?"Но главное, что отличало стоиков, — внимание к моральным проблемам. Самоотречение и~"ЙТГкетйзм заимствованы христианством именно из учений стоиков. Не случайно, что алексан-- дрийского еврея Фидона, жившего в конце I века до н. э. и первой'половине I в. н. э. и соединявшего иудаизм с греческой философией, называют «отцом» христианства, а римского стоика Сенеку — его «дядей». .

Христианство распространялось довольно быстро среди разных народов и социальных слоев Империи. И естественно, что повсюду оно принимало специфические очертания, связанные с местными языческими и иными традициями. На Востоке оно было прэникну- ' то мистикой. Запад к мистике относился с меньшей расположенностью. Именно поэтому, как указал Энгельс, христианство не восприняло непосредственно идеи Филона:{__«Новый завет почти полностью пренебрегает главной частью этих произведений, а именно аллегорически-философским истолкованием ветхозаветных рассказов» (там же, с. 309). С самого начала как бы сталкиваются мистическое и рационалистическое направления в христианстве, а переплетения их создают многочисленные варианты. Некоторые акценты проявляются уже в евангелиях. ;Ёще~шире расхождения в посланиях^ апостолов.(_С возникновением церковной организации возникла проблема: что принять как «каноническое» 15 и что отвергнуть как апокрифы. Естественно, что единодушия по таким вопросам быть не могло, тем более что расхождения религиозно-культурных традиций постоянно осложнялись социальными противоречиями. Создание церковной организации, возникновение иерархии внутри"х~ристианства само^по себе уже противоречило основополагающим идеям хрйстианства_о_равенстве" всех "представителей человеческого рода (хотя бы только и перед богом). С_этими противоречиями христианетво и вступает в свою почти теперь~~уже двухтысячелетнюю историю.

Информация о работе Падение Перуна. Становление христианства на Руси