Падение Перуна. Становление христианства на Руси

То же противоречие наблюдается  и в замечании о неупорядоченности  семейного положения священников: «ови бо попове одиною женою оженивъея служать, а друзии до 7-ми жен поимаюче служать».

За этими различиями также стоят  разные общины, между которыми шла  ожесточенная борьба, особенно обострившаяся  как раз в XI веке. По существу, здесь  летописец отвергает все течения, распространенные на Западе. Но он помогает понять, насколько не был един в его время сам Запад.

«Злее всего», по летописи, поистине неприличная

практика^римской церкви: «пращають^ же грехи на^

дару» — циничное выколачивание средств из паствы, возможное^ однако,_с_точки зрения принятого^Римом вероучения. Только^ив этом отношении единообразия шГЗападе не было. И опять-таки представляется возможность искать конкретного оппонента, предполагаемого летописцем 6.

Основное содержание «Речи философа» — краткое изложение Ветхого завета, рождения и распятия Христа. Шахматов поначалу считал «Речь» произведением болгарского автора, включенным в «Древнейший сзод», а затем приписывал какому-то русскому летописцу. По мнению ученого, именно речь греческого философа убедила Владимира принять христианствс по византийскому обряду, что и случилось в Киеве i том же 986 году. Все позднейшее представлялось ему легендарным наслоением. Между тем ни русским, ни византийским сочинением «Речь» все-таки считать нельзя.

Как уже было сказано, Шахматов обычно повести и сказания, встречающиеся вне летописей, считад лишь извлечениями из той или иной летописной ре дакции. «Речь» встречается  вне «Повести временныз лет». Но и без того ясно, что в летописную ткань ош вмонтирована. Внутри ее помещена дата рождени! Христа — .«5500 год. В Константинополе, как был< сказано, от «сотворения мира» до рождества Христо ва насчитывали J5508 лет. Следует же отсюда, что фи лософ-грек не 8ыл приверженцем собственно виза тийской христианской традиции. Ниже будет спе ~ альный разговор о том, что «греками» в средние ве называли не только византийцев. «Речь» специальн

исследовал советский  лингвист А. С. Львов. Он показал, что восходит она к каким-то греческим, вернее — грекоязычным источникам (греческим языком пользовались в разных странах Востока, а также в ряде европейских районов). На славянском же языке это сочинение сначала бытовало в Моравии и Чехии, затем прошло редакцию в Восточной Болгарии, после чего попало на Русь.

Таким образом, область бытования «Речи» совпадает с территорией, которую Святослав мыслил в своей воображаемой Империи. А потому путей, какими она могла прийти на Русь дажё~й~до крещенияВла- димираТ достаточно" много. -По своему— содержанию «Речь» также выходит за рамки византийской ортодоксии. Во-первых, внимание в ней сосредоточено на ветхозаветной тематике, что для православия не характерно, во-вторых, библейские сюжеты даны в ней с апокрифическими чертами 7. Космическая эра, по которой рождение Христа относилось к 5500 году, применялась в одном из восточных патриаршеств — Ан- тиохии (северная Сирия). Город этот явился одним из главных центров раннего христианства, а потому пользовался влиянием и в средние века, хотя в политическом отношении он чаще всего находился в зависимости то от Византии, то от арабов (VII—IX вв.), то от крестоносцев. Влияние антиохийской «школы» в христианстве было особенно заметным как раз на Балканах и в Подунавье.

Шахматов вполне логично  заключал, что «Речь философа», дополненная  демонстрацией «запоны» — картины Страшного суда, — должна была убедить князя в необходимости немедленного крещения. Иначе зачем было на многих страницах рассказывать о «бытии мира»? Очевидно, именно так выглядел один из вариантов крещения Владимира, с которыми спорил позднейший летописец. Поправка к схеме в этой связи нужна лишь одна, но существенная: философ- грек проповедовал не византийское православие. В летописи вместо ожидаемого решения князя следует неожиданное: «пожду и еще мало». Очевидно, кого-то такая версия не устраивала, и он решил предложить читателю очередную серию прямо-таки детективной истории.

В летописное повествование  вводится очередной, 987 год.

Владимир созывает бояр и старцев градских (как будто  они до сих пор ничего и не ведали о представительных посольствах) и сообщает о предложениях болгар, немцев, иудеев и греков, причем на сей раз «греки» названы во множественном числе. Князь делится с боярами впечатлением, произведенным на него речью философа-грека, но содержание его комментария' не совпадает с воспроизведенным в летописи же тек-' стом. Владимир поражен рассуждением о «другом ! свете», которого как раз и не было в «Речи философа». ga и не мог язычник поражаться наличию «дру- гого^вета^поскольку таковбй^ бьГл и а язычестве. Он_лишь занимал в язычестве" иное место, поскольку в^потхстщ!шшем_11™Ф® ^не предусматривалось воздая- ниеП^загробнаа жизйБ^в язычестве оыла простым про- должёнием земной, почему так тщательней и собирали умершегОл^снаВжая вСёмГ^ё5бходимШг-^Тш(ш" мире).

ТЗовет бояр и посольство из 10 человек, направленное в Волжскую Болгарию, в «Немци», а затем в Царьград, тоже описаны схематично. У болгар послы увидели лишь «скверные дела и кланянье в ропати», у немцев просто посмотрели церковную службу, а в Царьграде их с честью приняли сами царь и патриарх. Именно царь повелел патриарху устроить торжественную праздничную службу в честь желанных по слов. Пока все шло безымянно. И вдруг после служ бы послов принимают два царя — Василий и Кон стантин. Цари одаривают послов и с честью отпуска ют в свою землю 8.

Снова князь созывает совет бояр и старцев. Посль пересказывают  впечатления от пребывания в разных] землях, но опять-таки иначе, чем только что была описано. Ничего о «скверных  делах» у болгар здесж не говорится. Сказано лишь, что «в храме, рекше я ропати, стояще бес пояса; ноклонився сядеть, и гЛет дить семо и онамо, яко бешен, и несть веселья в них, но печаль и смрад велик». Именно этим и «несть добр закон их». «В Немцах» послы не усмотрели «красоты» в храмах. Таковую обнаружили только у греков. Но ни о царях, ни о патриархе на сей раз ничего не сказано.

Ездили ли послы куда-то в «Немци», или все это сочинял  прогреческий автор, установить невозможно. Только описание в летописи скучной  службы «немцев» действительности не соответствует: служба католическая как раз превосходит по пышности^грезе- скую, а пение в церкви сближает русскую цёрковь_ла с пмаянтийгкг>й_т я ^именно с западной- На Западе же^ музыкальному сопровождению особенно уделяли в ни⁷ манйё^рландцы." б "которых ниже вудет особый^раз- говор. Не исключено, однако, что где-то и на Западе ПГёиэгослужении избегали великолепия. Скажем^храмьт Моравии более скромны, нежели южногерманские или итальянские культовые сооружения. Связано это мо-. жет быть с сохранением традиций раннего христиан- ства, из^ёгавшего пышности. >

Рассказ о посольствах  должен был подчеркнуть преимущество византийского богослужения и соответственно определить выбор. Бояре напоминают князю, что именно греческий закон предпочла мудрейшая Ольга. Снова вопрос решен. Осталась формальность. «Где крещенье приимем?» — вопрошает Владимир бояр. «Где ти любо», — отвечают бояре. /

Ожидаемого завершения, однако, нет и на сей раз. Проходит еще целый год — наступает 988 год. В ткань текста вводится очередная  дата: «И минув- щю лету, в лето 6496, иде Володимер с вой на Кор- сунь, град греческий».

Зачем пошел туда Владимир — летопись не объясняет. К задачам выбора места крещения поход отношения и не мог иметь. И в рассказе о походе постоянно пересекаются два сюжета: осада и взятие города и «переговоры» с новым богом. Сначала Владимир обещает^креститься, если бог поможет взять город(ло- чему-то язычник за помощью~обращается^к христианскому Jaory). Затем, забыв об обещании, он требует у императоров в жены их сестру Анну, соглашаясь при этом условии вернуть город. Базилевсы настаивают • на крещении, и князь снова обещает. Наконец, как и положено в житиях, у него разболелись глаза, и Анна убедила его креститься. Корсунский епископ и «попы царицыны» крестили Владимира и многих из его дружины.

В летописях, в целом  одинаково передающих текст корсунского  сказания, выявляется странный вроде  бы разнобой. Местом крещения названы  церкви Ва> силия, Богородицы, Софийская, Василиска, Иакова, Пять разных вариантов. Высказано логичное предположение, что в оригинале вообще не было названия, а указывалась просто «базилика», то есть церковь. Н< как объяснить столь разнообразный выбор, сделанны! летописцами? Очевидно, и за этим стоит соперничв ство разных традиций, о которых глухо упомянул ле тописец, вводивший корсунское сказание.

Прояснению существа разногласий способствуют внелетописные  сочинения, касающиеся данной темьн  Если в схеме Шахматова большой  цены они не имЛ ли, поскольку  рассматривались как извлечения из лея тописи, то Никольский уделил им первостепенное вши мание как источникам летописных сказаний. Им были обнаружены «параллели» и летописной «Речи филосо! фа» (так называемое «Слово о бытии всего мира»), и корсунского сказания. Это — «Слово о том, како креса тися Владимир, возмя Корсунь». Именно этим текстов более всего и доказывал ученый вторичность летописи по сравнению с внелетописным сказанием. I

Уже в относительно недавнее время вышла книги Н. Н. Ильина, в которой рассмотрено соотношение  лЛ тописнои^-статьи 1015 года, посвященной мученичЯ ской смерти сыновей Владимира Бориса и Глеба, ■ особого «Сказания о Борисе и Глебе», составленного около 1072 года, по всей вероятности, Иаковом-мнЛ хом. Легко проследить, как в летописи чересполосни соединены фразы из «Слова» и этого «Сказания»,* соединявший фразы из обоих сочинений летописей проявил себя лишь комментариями, впрочем, достш точно содержательными. я

Летописная повесть, следовательно, составлена щ ряда самостоятельных  произведений, которые и неся ходимо привлечь для решения спорных вопросов. В&Я нейшне из них выше были названы: это «Слово ЩЯ

риона», «Память и похвала  Владимиру» Иакова-мниха и «Слово»  о крещении Владимира в Корсуне.

О сочинении Илариона выше было сказано. Крещение Владимира Иларион рассматривал как чисто внутреннее дело, как инициативу Владимира, свободную от чьего-либо внешнего давления, и даже как своего рода естественный шаг от славной Руси языческой к еще более славной христианской. Самостоятельность Руси, независимость ее в вопросах вэры и церковной организации —_; лейтмотив сочинения Илариона.

«Память» Иакова-мниха  не так цельна, как «Слово Илариона». Видимо, в дошедших текстах как  бы соединены две разновременные ее редакции. Иаков лично Владимира не знал, но слышал о нем «от многых». Вероятно, именно этот Иаков упоминается в «Повести временных лет» — в рассказе о кончине печерского игумена Феодосия (1074 г.). Умирая, Феодосий рекомендовал на свое место Иакова. Но монахи не приняли кандидата, мотивируя тем, что он не был пострижен- ником Печерского монастыря, а пришел «с Льтеца», то есть из монастыря, существовавшего на реке Альте близ Переяславля Русского. Выбор Феодосия может объясняться именно тем, что Иаков был достаточно известен своими сочинениями. Очевидно, к этому времени был он не молодым. Во всяком случае, дата его рождения отстояла недалеко от 1015 года, когда скончался князь и были убиты его сыновья Борис и Глеб. Естественно, что он имел возможность беседовать с людьми, знавшими князя и помнившими время крещения.

Помимо устных свидетельств, Иаков располагал и какими-то, к сожалению, не названными им письменными, летописными сочинениями. И в этой связи особенно важно указание на некоторые даты. Во-первых, ему известна точная дата вокняжения Владимира: 11 июня 6486, то есть 978 года (в «Повести временных лет» неверная дата — 980 год). Во-вторых, он утверждает, что крестился князь в «десятое лето» по вокняжению, то есть в 987 году, и жил после крещения 28 лет, что соответствует указанной им дате «памяти» — 15 июля 1015 года. И, наконец, Иаков дает выборку из какой-то хроники, написанной без абсолютных дат, а ориентированной на годы правления князей. Оказывается, что Корсунь Владимир брал

3 Л. Кузьмин оо

«на третье лето» после  крещения, то есть в 989 году. Сам поход  здесь оправдан намерением привести «люди крестианы и попы на свою землю», дабы научили; «людей» «закону крестианьскому».

Иаков, несомненно, пользовался  летописью более древней, нежели известные нам, возможно, восходящей еще ко времени Владимира. У него есть экскурсы ко временам Ольги и Святослава, а Ярослав даже не упоминается. Стержнем «Похвалы» является убежде-j ние, что никто ничего не внушал Владимиру, если не считать небесного внушения. Выбор был сделан сво-i бодный во всех отношениях. Не слишком понятно у него вообще отношение к Константинопольской патри-| архии. Выделяет же он построенную Владимиром церковь Богородицы и оправдывает «десятину» как форму вознаграждения церковнослужителей.

Сочинение Иакова было открыто  лишь в середине XIX века. Естественно, открытие вызвало споры. В итоге же крупнейший историк церкви Е. Е^Холубвнг ский_Ц834—1912) отверг целиком летописный рассказ как «позднейший вымысел, и при этом даже вымысел, по всей вероятности, не русский, а греческий». По его мнению, Владимир был крещен в Василеве местным® варягами-христианами в 987 году, а крещение киевляв он датировал 990 годом — временем возвращения князя из корсунского похода.

Шахматов к сочинению  Иакова отнесся с меньшим доверием. Однако и он решительно отверг корсунское сказание как легенду, отдавая предпочтение версии, расцвеченной «Речью философа». Корсунская легенда, по Шахматову, сложилась не ранее последней четверти XI века на основе исторической песни. Здесь, по его мнению, впервые появился рассказ о блудной жизни и идолопоклонстве Владимира, в чем он усматривал руку грека или грекофила, принижавшего князя,

Противоречие в объяснении Шахматова заключалось в том, что и «Речь философа», и корсунское ска зание представлялись им одинаково греческими ил* прогреческими. При таком подходе идеологическое со* держание противоборствующих концепций обесценив валось, сама борьба снижалась, сводилась к частно-1 стям. Последователь Шахматова М. Д. Приселком (1881—1941) отталкивался чуть ли не во всем от вы* водов предшественника. Но это противоречие он заД метил, а потому отрицание корсунской версии вос«

принял как несогласие с традицией, возводившей русское христианство к чисто византийскому. Отдавая приоритет Иакову и «Речи философа», основное внимание он уделил первоначальной организации церкви, форме ее зависимости от какого-то внешнего центра. Таковым ему представлялось Охридское (западнобол- гарское) патриаршество (позднее архиепископство) в болгарской державе Самуила (997—1014). Из приведенных автором наблюдений особенно интересным представляется совпадение времени утверждения греческой митрополии в Киеве (1037 год) с окончательным подчинением Константинополю Охридского архиепископства.