Политика советской власти в отношении еврейского населения на территории БССР в 20 гг. XX в

Судьба еврейской культуры в 20-е годы — это две расхожей судьбы: на иврите и на идише. Иврит сильно притеснялся, запрещался — потому что власти видели в нём носителя как религии, так и сионизма. По настоянию Евсекции Еврейский комиссариат объявил иврит "реакционным языком", и уже в 1919 Наркомпрос запретил его преподавание. Во всех учебных заведениях началось изъятие из библиотек книг на иврите.

Культуру на идише ждала иная судьба. Идиш всё ещё был языком еврейских масс. По переписи 1926 ещё 73% евреев «в качестве своего родного языка назвали еврейский» — то есть еврейская масса ещё могла сохранить культуру на идише. Этим и воспользовалась советская власть. Еврейский комиссариат при Наркомнаце, и Евсекция, и Еврейские отделы при Наркомпросах республик стали создавать советскую культуру на идише. В 20-е годы идиш был объявлен одним из государственных языков Белоруссии; в Одессе и в 20-е, ещё и в 30-е годы идиш был основным языком во многих государственных учреждениях, существовало и судопроизводство на идише и еврейские часы по радио [1, с. 260].

С 1923 года начинается быстрый  рост школ на идиш во всём Советском  Союзе. С 1923 началась (и продолжалась до 1930) полоса систематической идишизации, даже принудительной, еврейских школ бывшей «черты»: ряд школ перевели на идиш, не считаясь с желаниями родителей. Если в 1923 в СССР было 495 школ на идише и они охватывали 70 тыс. еврейских детей, то в 1928 — уже 900 школ, и к 1930 в них училось 160 тыс. детей. В этих школах— не изучали еврейской истории, вместо неё был предмет: «классовая борьба у евреев». И вообще во все 20-е годы шёл процесс постепенного вытеснения из программы советской еврейской школы элементов  еврейского образования, которые присутствовали в ней.

С 1918 существовали независимые высшие еврейские школы - ЕНУ (Еврейский народный университет) в Москве (до1922) и ПЕНУ в Петрограде, преобразованный в 1920 Петроградский ИВЕЗ (Институт высших еврейских знаний), один из создателей, потом и ректор — Семён Лозинский.

Создались еврейские отделения на педагогических факультетах Белорусского университета (с 1922). С 1921 года Центральная еврейская партшкола на идише. Еврейская система образования поддерживалась особыми педтехникумами, и было свыше 40 техникумов индустриальных и сельскохозяйственных. 

Еврейская культура продолжала существовать и получала немалое  содействие от советской власти. Еврейскую культуру 1920-х годов вернее было бы уже назвать советской, «пролетарской» культурой на идише [1, с.262]. А для такой еврейской культуры открывались за государственный счёт и газеты, театры. В Москве продолжало существовать  отделение всемирного Еврейского Телеграфного Агентства. Выходили и газеты на идише, главная из них - орган Евсекции московская «Дер Эмес», с 1920 по 1938.

В литературе на идише можно выделить такие цели и направления: оторвать от еврейского исторического прошлого; чернить всё религиозное и искать в советском еврее «нового человека». И  это оказалось настолько привлекательным для некоторых видных еврейских писателей, уехавших из-за революции за границу, что они стали возвращаться в СССР: в 1925 - поэт Давид Гофштейн, Лейб Квитко («легко сжился с советской обстановкой и оказался очень плодовитым поэтом»), в 1926 — Перец Маркиш, в 1928 - Моисей Кульбак и Дер Нистор.

«Буржуазная» культура на иврите была подавлена. Группа писателей во главе с Х.Н.Бяликом уехала в Палестину в 1921. Другая группа писателей на иврит просуществовала до средины 30-х годов. Изредка произведения её членов появлялись в заграничных журналах. Некоторые из этих авторов вскоре подверглись аресту и исчезли бесследно, другим удалось вырваться из Советского Союза [1, с.263].

Среди писателей на идише во 2-й половине 20-х годов произошло размежевание между «пролетарскими» писателями и «попутчиками» как и во всей советской литературе. Наиболее крупные еврейские писатели ушли в русскоязычную советскую литературу.

Среди еврейских литературоведов, писавших на идише, выделялся У. Финкель. Наряду с работами об еврейских авторах он публикует серию очерков о белорусских писателях Я. Купале, Я. Коласе. Самые известные его монографии – о Менделе-Мойхейр-сфориши и Шором-Алейхеме [20, с.87].

Широко были представлены периодические издания: еврейский  ежемесячный журнал «Штэрн» («Звезда»), журнал «Дэр юнгер арбайтер» («Молодой рабочий»), газета «Дэр актобэр» («Октябрь»), «Ди коммуне» («Коммуна»), «Юнг варт» («Слово молодежи»). В Минске в 1927 г. на идише было издано 15 книг, в 1928 – 36, в 1929 – 55 [19, с.99].

 Процветал с 1921, на государственном содержании, Еврейский Камерный театр на идише; в середине 20-х годов он (с 1925 -Государственный Еврейский театр, ГОСЕТ) уже ездил с гастролями в Европу.

Болеелее сложная история была у другого театра - «Габима», на еврите, возникшего ещё до Октября. Поначалу поддержанный Луначарским, Горьким, Станиславским, он был преследуем Евсекцией как «сионистское гнездо», потребовалось решение от Ленина на его существование. «Габима» стал государственным театром. Но театр просуществовал недолго: в 1926 труппа поехала на заграничные гастроли и уже не вернулась, однако скоро и распалась.

В начале 30-х годов в  стране работало 19 профессиональных театров на идиш. Существовал еврейский театральный техникум при ГОСЕТе в Москве, студии еврейского драматического искусства в Киеве и Минске. Еще была в Москве в 20-е годы еврейская театр-студия «Фрайкунет».

В октябре 1926 г. в Минске начинает действовать Государственный еврейский театр БССР под руководством М. Рафальского. В 1929 г. Под руководством композитора С. Палонского стала работать еврейская хоровая студия [19, с.99].

А.И. Солженицын заметил: «Но как ни массово было вовлечение молодых городских евреев в комунистическую и советскую культуру и деятельность, — не менее упорным было и сопротивление  еврейства духовного, еврейства большей частью пожилого» [1, с.266].  «Нужно побывать в коренном еврейском городе каком-нибудь Минске или Витебске, чтобы увидеть, как все, что было в еврействе достойного, уважаемого и заслуживающего уважения, отодвинуто книзу, задавлено нищетой, скобрью, безнадёжностью [1,с.266].    

Еврейская молодёжь, ушедшая  в большевизм, была в восторге от своей новой роли, от своего напора на жизнь. При этом иные даже с восторгом отрекались от своей национальности.  Уходили они туда же, куда и вся молодёжь, создавать новый советский народ.

Да и в самые 20-е годы, за 1924-1926, несмотря на весь разлив интернационализма, смешанных браков (между евреями  и русскими или другими неевреями) было в среднем по стране лишь 6,3% (от числа евреев, вступающих в брак), в РСФСР - 16,8%, но в Белоруссии-2,8%, на Украине – 4,5% [1, с.269].

С начала 20-гг. в БССР стали закрывать хедеры, иешивы, синагоги.

Кампания по изъятию церковных ценностей коснулась и синагог. В политике по изъятию церковных ценностей необходимо отметить предшествующий этому процессу документ. В протоколе заседания Укома РКП(б) от 19 февраля 1922 г. отмечается, что в первую очередь необходимо произвести учет ценностей через политбюро, за наиболее богатыми учредить надзор. Предлагалось провести эту кампанию через агитацию низов в деревни, прихожан, чтобы они сами отвезли на место драгоценности. В проведении кампании выделялось большевистским руководством три момента: подход, учет, определение ударных пунктов, с которых начать действовать. Агиткампанию под лозунгом «помгол» (помоги голодающим), необходимо провести так, чтобы само население выполнило соответствующие постановления. Церковные советы являются кулацкими и необходимо начать с них [7, л. 46].

Деятели Евсекции требовали  от высшего руководства вести  по отношению к иудаизму такую  же политику, как и к христианству. В 1921 году, в еврейский Новый год, Евсекция инсценировала «публичный суд над еврейской религией в  Киеве». Были и другие показательные  суды: в 1921-1922 над хедером в Витебске [1, с.270]. их сознательно проводили  на идише, Евсекция обеспечивала, чтобы  иудаизм «судили» большевики-евреи.

Религиозные школы административно  запретили в декабре 1920 вышел  циркуляр еврейского отдела Наркомпроса  о ликвидации хедеров и иешив. Однако в течение долгих лет хедера продолжала вести подпольное существование.

26 мая 1922 г. СНК БССР  принял постановление «О запрещении  преподавания детям еврейской  национальности до 18 лет религии  в хедерах, талмуд-торах и иешиботах» [8]. Проведение в жизнь данного  постановления возлагалось на  Наркомат просвещения и подведомственные  ему структуры, а также на  НКВД БССР. Учеба в хедере или  иешиве могла повлечь за собой  уголовную ответственность [9, с.118]. Перед угрозой закрытия многие иешивы  вынуждены были переезжать с места на место. Давление на еврейские общины привело к тому, что большинство сохранившихся хедеров перешли на нелегальное положение. Несмотря на репрессии, евреи продолжали отдавать детей на обучение раввинам считая, что у них воспитание и образование находится на более высоком уровне, чем в государственных школах [10].

В сентябре 1918 г. Государственный комитет по просвещению постановил прекратить занятия в хедерах и иешивах. Но, несмотря на это во многих местах Белоруссии они продолжали работать. Поэтому в апреле и в сентябре 1921 г. Наркомпрос издал специальный приказ о запрещении работы учебных заведений, в основу деятельности которых была положена еврейская традиция.

В начале 20-х годов в  Турове существовало около десяти хедеров, которые посещало более 30% еврейских  детей школьного возраста. Занятия  проводили меламеды.

Хедер представлял собой  своеобразную начальную школу, которая  располагалась на дому у меламеда. Главное внимание в ней уделяли  не общеобразовательным предметам - письму, чтению, счету, а еврейской  традиции. Тексты были написаны на иврите. Обучение оставалось платным, но деньги за детей бедняков и сирот вносила  община [22, с.123].

Большинство мальчиков, посещавших хедер, происходили из семей ремесленников-кустарей и рабочих по найму. У каждого меламеда обучалось около 20 учеников. Продолжительность занятий в хедере составляла от 5 до 6 часов в день. Обучение велось нелегально. Однако утаить хедер было трудно.  Особенно много детей посещали хедер летом, когда в советской школе начинались каникулы.

 В 1925-1926 гг. секретарь  Туровского РК КП(б)Б Бабицкий  поручил учителям составить план  мероприятий по борьбе с хедерами. Противостояние с хедерами стало  частью общей атеистической кампании. В ее основу был положен  циркуляр Народного комиссариата  просвещения, в котором предлагалось  усилить надзор за деятельностью  существующих хедеров и иешив.  Все меламеды обязаны были  регистрироваться в отделах народного  образования при исполкомах местных  Советов. 

В 1921-1922 гг. широкий размах получили массовые проверки хедеров  в Минске, Витебске, Гомеле, Чаусах и Рогачеве [11, с.310].

Суды над хедерами стали  распространенной практикой. Они прошли в Полоцке, Мозыре и Гомеле. Самый  большой процесс евсекция провела  в Витебске, где в январе 1921 г. судили сразу 49 меламедов. Против меламедов были выдвинуты вымышленные обвинения, что послужило основанием для закрытия хедеров и перевода учащихся в советские еврейские школы.

 Но все же многие  родители  отдавали детей меламеду, который готовил их к школе.  Весной 1927 г. еврейские дети школьного возраста, 8-15 лет, насчитывали в Турове 550 чел. Из них в еврейской школе-четырехлетке обучались 170 учащихся, белорусской семилетке - 160 чел. [11, с.314].

 Продолжение существования хедера в полулегальных условиях представляло собой феномен сопротивления верующих наступлению на их права, протест против разрушения традиционного уклада.

Роль синагоги как не только религиозного, но и социального института  в еврейской истории исключительна. На протяжении веков вокруг нее концентрировалась общественная жизнь. Власти же зачастую видели в синагоге символ еврейской корпоративности и изоляционизма. Именно по этому советское правительство стремилось отделить еврейское население от молитвенных домов – синагог [22, с.9].

Изданный 23 января 1918 г. «Декрет  об отделении церкви от государства  и школы от церкви» лишил все  религиозные организации статуса юридических лиц и возможности владеть собственностью, в том числе синагогами и кладбищами. Следуя декрету, общины образовали установленные законом двадцатки (группы из двадцати верующих), которым передавались в безвозмездное пользование национализированные здания синагог при условии, что они не будут использоваться ни для каких других целей, кроме богослужения [22, с.27]. Частные синагоги были конфискованы вместе с другой недвижимостью их владельцев, еврейские школы перешли в ведение Наркомпросса. 

Серьезную борьбу вели евсеки против синагог. Разгром синагог  проводились под прикрытием лозунга  изъятия ценностей на какие-нибудь нужды [12, с.29].  В Минске в мае  1922 г. В синагоге во время молитвы евреи оказали сопротивление тем, кто явился проводить конфискацию [8].

В последующие годы начинается закрытие и разгром синагог. В  зданиях конфискованных синагог  возникали рабочие клубы и  кинотеатры. В 1922 г. в Белоруссии началась ликвидация синагог. Их закрытию предшествовала шумная кампания, которую возглавляли евсекции. Официальным поводом для этого стала объявленная государством антирелигиозная кампания и борьба с безграмотностью. Объясняли власти свою позицию тем, что в стране не хватает помещений для школ, клубов, библиотек и других организаций культурного предназначения. Фактически это была не реквизиции, а конфискации. В итоге оказались уничтоженными синагоги почти во всех белорусских городах [10].