Расизм – трагедия ХХ века

переворот и царствует  над Францией до 1870 года,  когда  он  был  низвергнут

народным  восстанием,  но  вследствие  военного  поражения,  считающегося  в

истории одним из самых крупных. Победил Бисмарк,  никогда  не  знавший,  где

господствует религия  свободы, и какие пророки ей служат.

     Симптоматично,  что немецкий народ, народ   высшей  культуры,  в  течение

19-го века совершенно  не знал  религии  свободы.  Она  проявилась  только  в

переходный  период,  в  виде  так  называемого  "смешного   парламента"   во

Франкфурте, просуществовавшего один сезон.

     Германия  достигла своего национального  единства вне либерализма, против

либерализма,   доктрины,   чуждой   Немецкой   душе,   душе    исключительно

монархической,  между  тем  как  либерализм  есть  логически  и  исторически

преддверие анархии. Этапы немецкого объединения, это  три войны 1864, 1866  и

1870 годов, ведомые такими либералами, как Мольтке и Бисмарк.

     Что  касается Итальянского объединения,  то  либерализм  привнес  в   него

абсолютно  меньшую  долю,  чем Маццини  и Гарибальди,  которые   не   были

либералами. Без  вмешательства  нелиберального  Наполеона  мы  не  имели  бы

Ломбардии; и без  помощи нелиберального Бисмарка при  Садовой и Седане, весьма

возможно, мы не имели  бы в 1866 г. Венеции и в 1870 г. не вошли  бы в Рим.

     С 1870 по 1915 г. идет период,  когда   сами  жрецы  нового  исповедания

признают наступление  сумерек  своей  религии,  -  побиваемой  в  литературе

декаденством,  в практике  активизмом;  т.  е.  национализмом,  футуризмом,

фашизмом.

     Накопив   бесконечное  количество  гордиевых   узлов,   либеральный   век

пытается выпутаться через гекатомбу мировой войны. Никогда  никакая  религия

не налагала такой  громадной жертвы. Боги либерализма  жаждут  крови?  Теперь

либерализм закрывает  свои опустевшие храмы, так как  народы  чувствуют,  что

его агностицизм  в экономике, его индифферентизм в политике и в морали  ведут

государство к верной гибели, как это уже было раньше.

     Этим  объясняется,  что  все  политические  опыты  современного  мира  -

антилиберальны, и чрезвычайно смешно поэтому исключать их из  хода  истории.

Как будто история  является охотничьим парком, отведенным для  либерализма  и

его  профессоров,  а  либерализм  есть   окончательное   непреложное   слово

цивилизации. 

       9. Фашизм не пятится назад 

     Фашистское  отрицание  социализма,  демократии,  либерализма  не  дает,

однако, права думать, что фашизм желает отодвинуть мир ко  времени до  1789

года, который считается  началом демо-либерального века.

     Нет  возврата к прошлому! Фашистская  доктрина не избирала своим  пророком

де-Местра. Монархический абсолютизм отжил свое,  и также,  пожалуй  всякая

теократия. Так  отжили  свой  век  феодальные  привилегии  и  разделение  на

"замкнутые", не  сообщающиеся друг  с  другом  касты.  Фашистское  понятие   о

власти  не  имеет  ничего  общего  с   полицейским   государством.   Партия,

управляющая тоталитарно  нацией, факт новый в истории. Всякие  соотношения  и

сопоставления невозможны.

     Из  обломков либеральных,  социалистических  и  демократических  доктрин

фашизм  извлекает  еще  ценные  и  жизненные  элементы.  Он  сохраняет   так

называемые завоевания истории и  отвергает  все  остальное,  т.  е.  понятие

доктрины, годной для  всех времен и народов.  Допустим,  что  19-ый  век  был

веком социализма, демократии и либерализма; однако, это  не  значит,  что  и

20-ый век станет  веком социализма, демократии  и   либерализма.  Политические

доктрины проходят, народы остаются. Можно предположить, что этот  век  будет

веком авторитета, веком "правого" направления, фашистским веком. Если  19-ый

век был веком  индивида (либерализм равнозначен с  индивидуализмом), то  можно

предположить, что  этот век будет  веком  "коллектива",  следовательно  веком

государства.

     Совершенно  логично, что новая доктрина  может использовать еще жизненные

элементы других доктрин.  Ни  одна  доктрина  не  рождается  целиком  новой,

никогда не виданной и неслыханной. Ни одна доктрина  не  может похвастаться

абсолютной оригинальностью. Всякая, хотя бы исторически, связана  с  другими

бывшими и будущими  доктринами.  Так,  научный  социализм  Маркса  связан  с

утопическим социализмом  Фурье, Оуена, Сен-Симона. Так либерализм 19-го  века

связан с иллюминизмом 18-го века. Так демократические доктрины  связаны с

Энциклопедией.

     Всякая  доктрина стремится направить  деятельность людей  к  определенной

цели,  но  человеческая  деятельность,  в  свою  очередь,  воздействует   на

доктрину, изменяет ее, приспосабливает к новым потребностям или преодолевает

ее. Поэтому сама доктрина  должна  быть  не  словоупражнением,  а жизненным

актом, В этом прагматическая окраска фашизма, его воля к мощи, стремление  к

бытию, его отношение  к факту "насилия" и значению последнего. 

       10. Ценность и миссия государства 

     Основное  положение фашистской доктрины  это учение  о  государстве,  его

сущности, задачах  и целях. Для фашизма государство  представляется абсолютом,

по сравнению с которым индивиды и группы только "относительное". Индивиды  и

группы "мыслимы" только в государстве. Либеральное  государство не  управляет

игрой и материальным  и  духовным  развитием  коллектива,  а  ограничивается

учетом результатов.

     Фашистское  государство  имеет  свое  сознание,  свою  волю,  поэтому   и

называется государством "этическим". В 1929-ом году на  пятилетнем  собрании

режима я сказал: "Для фашизма государство не ночной сторож,  занятый  только

личной   безопасностью   граждан;   также    не    организация    с    чисто

материалистическими  целями  для  гарантии   известного   благосостояния   и

относительного спокойствия  социального  сосуществования,  для  осуществления

чего  было  бы  достаточно  административного  совета;  и даже   не   чисто

политическое создание без связи со сложной  материальной  реальностью  жизни

отдельных людей  и целых народов".

     "Государство,  как его понимает и осуществляет  фашизм,  является  фактом

духовным и моральным, так как оно выявляет собой  политическую, юридическую и

экономическую организацию  нации; а эта  организация  в  своем  зарождении  и

развитии есть проявление духа.  Государство является  гарантией внешней и

внутренней безопасности, но оно также есть хранитель и  блюститель  народного

духа, веками выработанного  в  языке,  обычаях,  вере.  Государство  есть  не

только настоящее, оно также прошедшее, но главное, оно есть будущее".

     "Превышая   границы   краткой   индивидуальной    жизни,    государство

представляет неизменное сознание нации. Внешняя форма государства  меняется,

но  его  необходимость  остается.  Это  государство  воспитывает  граждан  в

гражданских добродетелях, оно дает им сознание своей миссии и побуждает их к

единению, гармонизирует  интересы по  принципу  справедливости;  обеспечивает

преемственность  завоеваний  мысли  в  области  знания,  искусства,   права,

гуманной солидарности; возносит людей от элементарной, примитивной  жизни  к

высотам человеческой мощи, т. е. к империи; хранит для будущих  веков  имена

погибших за его  неприкосновенность и во имя повиновения  его законам;  ставит

примером и возвеличивает  для  будущих  поколений  вождей,  увеличивших  его

территорию; гениев, его прославивших".

     "Когда  чувство государственности ослабевает и берут верх разлагающие и

центробежные устремления, тогда нации склоняются к закату"-. 

     11. Единство  государства и противоречия капитализма 

     С  1929-го  года  по  сегодняшний   день   всеобщая   экономическая   и

политическая эволюция еще усилила  значение  этих  доктринальных  установок.

Государство становится  великаном.  Только  государство  способно  разрешить

драматические противоречия капитализма. Так  называемый  кризис  может  быть

разрешен только государством и внутри государства.

     Где  теперь тени Жюль-Симонов,  возвещавших  на  заре  либерализма,  что

"государство должно  работать, чтобы сделать себя  бесполезным  и  приготовить

свою отставку?"- Тени Мак-Кулохов, утверждавших во второй половине  прошлого

века что государство  должно воздерживаться от излишнего  управления?

     Перед  непрерывно  требуемым  неизбежным  вмешательством  государства   в

экономические отношения, что теперь сказал бы англичанин Бентам,  по  мнению

которого промышленность должна бы просить государство об одном: оставить  ее

в покое; или немец  Гумбольд,  по  мнению  которого  "праздное"  государство

должно почитаться наилучшим?

     Правда, что вторая волна либеральных  экономистов была не такая  крайняя,

как первая, и уже  сам Адам Смит - пусть очень осторожно, -  приоткрыл  дверь

для вмешательства  государства в экономику.

     Кто  говорит либерализм, говорит "индивид"; кто  говорит  "фашизм",  тот

говорит   "государство".   Но   фашистское   государство   единственное    и

представляется оригинальным творением. Оно не реакционно,  но  революционно,

поскольку  предвосхищает   решение   определенных   универсальных   проблем,

поставленных во всех областях: в политической  сфере  раздроблением  партий,

самоуправством парламента, безответственностью законодательных  собраний;  в

экономической сфере - все более обширной и мощной профсоюзной деятельностью,

как в рабочем  секторе, так и в промышленном, их конфликтами и  соглашениями;

- в области моральной  -  необходимостью  порядка,  дисциплины,  повиновения

моральным заповедям  отечества.

     Фашизм  желает сильного, органичного и в то  же  время опирающегося  на

широкую народную базу государства. Фашистское государство  потребовало в свою

компетенцию также  и экономику, поэтому чувство  государственности посредством

корпоративных, социальных и воспитательных учреждений им созданных, проникло

до крайних разветвлений, и в государстве все политические,  экономические  и