Формирование документального фонда Императорских архивов при Екатерине II

Наиболее сложна для  анализа группа источников, которую  мы обобщенно назовем воспоминаниями.

Отмечается обычно, что воспоминаниями как особый литературный жанр «занимают промежуточное положение между произведениями художественной литературы <…> и произведениями научно-исторической литературы».²⁴ Мемуарные источники (как и частная переписка) являются именно той областью, на которой легче всего продемонстрировать условность отделения документальных материалов от книжной письменности, так называемой «деловой документации» - от частной.

Для справочника «Воспоминания  и дневники XVIII – XIX вв. …» необходимо было выработать критерии отбора того материала, который предстояло описать, и предложить свою – назовем ее «рабочей» - классификацию.

К воспоминаниям было разрешено  отнести все виды рассказов отдельных  лиц о прошлом: о своей жизни, своем времени, отдельных случаях, событиях, людях, известных авторам  по личным впечатлениям или рассказам  других. Удачно определил это понятие  В. Шкловский.

Архивист, говоря о воспоминаниях, обычно имеет в виду письменный текст. Однако в принципе к ним могут  относиться и рассказы устные, зафиксированные  в звуке или в звуке и  видеозаписи.

Но большей частью в  архивах хранятся обычные, написанные автором воспоминания.

Вторая большая группа мемуарных источников – дневники – значительно более однородна. По давно установившейся традиции в  справочнике сохранены в качестве самостоятельной разновидности  дневников «путевые записки». В прочем, дело здесь не только приверженности к традициям, но и в том, что  этот вид дневника особенно часто  выступает в качестве того симбиоза дневника с воспоминаниями, о котором  уже шла речь, и такой промежуточной  форме удобно было присвоить особое наименование.

В плане классификации  этими двумя разновидностями  – дневником и путевыми записками  – разнообразие дневников и исчерпывается. На деле же словом «дневник» обозначаются такие различные по функции тексты, что само это слово, в сущности, является лишь собирательным наименованием  различных видов отрывочных датированных записей.

В отличие от воспоминаний, которые в конечном итоге во всех вариантах преследует цель сохранения в памяти людей прошлого дневники служат разным целям: они могут быть закреплением фактов текущей действительности для себя, близких и потомства или для практических, справочных или иных нужд, могут быть средством самоотчета и самоанализа, направленного к нравственному самоусовершенствованию или профессиональному становлению, наконец, могут фиксировать отдельные важные автору мысли.

Проблема достоверности  или оценки описанных в справочнике  мемуарных рукописей не входила  в задачу издания. Не может она  быть и предметом рассмотрения в  рамках данной темы. Мемуары, как и  всякий субъективные источник, всегда ограничены личностью своего создателя, но вместе с тем они – незаменимый  источник для познания этой личности.²⁵

Следи проблем и вопросов, образующих своеобразный «круг изучения»  одного из крупнейших памятников русской  исторической мысли и русской  исторической науки XVIII века – «Древней российской вивлиофики» Н.И. Новикова²⁶, - вопрос об участниках этого издания, о сотрудниках Новикова представляется важным, в том числе и для оценки научно-археографического уровня «Вивлиофики» как издания исторических документов.

В предисловии ко второму  изданию «Вивлиофики», которое полностью  вобрало все материалы первого, а также ряд материалов из других изданий Новикова, он особо отметил  тех, кто принимал активное участие  в издании: Г.Ф. Миллера и Н.Н. Бантыш-Каменского, присылавших ему документы из Московского архива Коллегии иностранных  дел и из личных своих собраний, и М.М. Щербатова. «Сии суть главные  источники, из коих обогатилось мое собрание сие для Вивлиофики»²⁷, - писал Новиков. В «Вивлиофике» были помещены документы различных собраний и хранилищ того времени: Библиотеки Академии наук, Эрмитажной библиотеки Екатерины II, библиотеки Успенского собора Московского Кремля, библиотеки нижегородской епархии, некоторых частных собраний. Важнейшие материалы происходили из Патриаршей библиотеки в Москве и Архива Коллегии иностранных дел – главнейших тогда собраний исторических документов, доступ в которые был весьма затруднен. Вопрос о сотрудниках Новикова в издании «Вивлиофики» важен для суждения о принципах отбора документов, о системе их обработки, наконец, для суждения о форме издания исторических документов XVIII века.

Помимо общих указаний в предисловии, Новиков в примечаниях  к отдельным публикуемым документам упоминал, от кого получена та или иная «статья». Некоторые из участников издания – как первого, так  и второго – присылали всего  один-два документа из своих личных собраний - и между тем их имена отмечались издателем. Думается, нет оснований предполагать умышленное умолчание. Имя Щербатова в первом издании «Вивлиофики» не упомянуто ни разу. Только во втором издании и только в связи с публикациями документов, которых не было в первом, отмечается получение их от Щербатова²⁸. Представляется нереальным, особенно в рамках XVIII века, чтобы Новиков как издатель получал от высокопоставленного лица, признанного официального историка документы и не упоминал об этом, а тот и через 10 лет продолжал их «сообщать» Новикову.

С третьего выпуска «Вивлиофики», с марта 1773 года, Новиков начал  помещать в своем издании документы, которые отмечались как «списанные»  с рукописей Патриаршей библиотеке в Москве. Это было до получения  разрешения императрицы Екатерины  II на публикацию материалов из Архива Коллегии иностранных дел и до установления контактов с Миллером по изданию.

В работе над своей «Историей» Щербатов действительно пользовался  летописцами Патриаршей и Типографской библиотек, которые он тщательно  перечислил и описал в предисловии  к первому тому²⁹. Среди сохранившихся в Эрмитажном собрании бумаг Щербатова, среди сделанных им или для него копий документов, с которыми он работал, не сохранилось материалов такого рода, которые в «Вивлиофике» публиковались как происходящие из Патриаршей библиотеки³⁰. Последние были преимущественно по XVII веку и касались церковной истории и церковных обрядов. Подобная тематика, кроме того, была далека от круга исторических интересов Щербатова.

Главными доводами участия  Щербатова в первом издании «Вивлиофики» исследователи полагали опубликование Новиковым ханских ярлыков русским митрополитам, статейных списков посольств, новгородских грамот, духовных и договорных грамот русских князей – документов, которые были известны Щербатову. Он их использовал – большей частью впервые – при написании своей «Истории» и некоторые публиковал в приложениях к ней. Для всех названных материалов есть весомые основания утверждать, что никакого непосредственного отношения к публикации их в «Вивлиофике» Щербатов не имел.

В конце 1772 года Щербатов получил из Архива Коллегии иностранных  дел для работы над «Историей» в подлинниках «разные посольские дела с дворами цесарским, аглинским, дацким, шведским, польским, прусским, с греческими духовными особами, с турецким, крымским, нагайским  и персидским»³¹. В первом издании «Вивлиофики» были помещены четыре статейных списка посольств: В. Лихачева во Флоренцию 1659 года, П. Потемкина в Испанию и Францию 1667 года и т.д.

Во второй части первого  издания «Вивлиофики» были напечатаны: «Выписка из грамот новгородских», «Роспись грамотам цесарским старинным», несколько  таких же «росписей» грамот других иностранных дворов, «Роспись старинным  грамотам великих князей московских» - краткие описания соответствующих  грамот из Архива Коллегии иностранных  дел с аннотацией содержания. Щербатов время от времени предоставлял императрице  Екатерине копии и вырезки  из интересовавших ее документов. Так  у Екатерины II оказались списки новгородских грамот, копии грамот русских князей и других исторических документов³². Они не были абсолютно тождественны щербатовским материалам: подновлялась орфография, поправлялся текст, заменялись старые слова на более понятные – все в расчете на то, что императрица не имела специальных знаний и для ее занятий не нужны были точные копии.

В частях восьмой и девятой  первого издания «Вивлиофики» были опубликованы уже сами тексты духовных и договорных грамот русских князей. В примечании отмечалось: «Подлинные сии грамоты хранятся в Москве, в императорской архиве, под ведомством Государственной Коллегии иностранных дел состоящей»³³.

В Эрмитажном собрании сохранились  копии новгородских грамот, сделанные  для Щербатова, копии этих же грамот, переписанные для Екатерины II, а также копии духовных и договорных грамот великих князей и московских патриархов, выполненные для Екатерины в виде роскошной рукописи.

Нужно заметить, что примечания «Вивлиофики» и Щербатова противоречат друг другу. У Щербатова документ датирован временем до 1328 года, в  «Вивлиофике» - после 1328 года. Примечание Щербатова связано с анализом источника; примечание у Новикова формальное: раз духовная Ивана Калиты – значит, в годы его правления. Механическое соединение таких противоречащих примечаний в екатериновской копии показательно: копиист, переписывавший для Екатерины щербатовскую рукопись-копию, соединил те примечания, которые уже имелись в ней, и те, которые сделал Щербатов. В своем труде Щербатов поместил, естественно, собственные примечания.

Из анализа примечаний видно, что Новиков в «Вивлиофике» печатал грамоты по списку, непосредственно  полученного им из Архива, и независимо от Щербакова. В Архиве Коллегии иностранных  дел была сделана не одна копия  с этих грамот. Даже до сего времени  сохранились многие из них в составе  Древлехранилища (ЦГАДА, ф. 135). Поскольку  же список, сделанный для «Вивлиофики», ближе к подлиннику, можно предложить, что делался он более опытным  архивистом или же был более ранним по сравнению с щербатовским: т.е. копию для Щербатова писали с  той копии, которую впоследствии получил в свое распоряжение Новиков.

Вероятным автором этих копий грамот следует считать  Бантыш-Каменского. В 1767 году, как свидетельствует  его биографы, он приводил в порядок  архивное собрание древнейших грамот: тогда же им были выполнены собственноручные копии с них и составлена подробная опись, сохранившаяся до сего времени. Позднее именно Бантыш-Каменский лично подготовил к изданию грамоты русских князей для первого тома «Собрания государственных грамот и договоров» (1811 год).

Чтобы завершить рассмотрение данной темы, стоит отметить, что во втором издании «Древней русской Вивлиофики» в 1788-1791 гг. были помещены, несомненно, полученные от Щербатова шесть исторических статей-родословий (ч. 9) и грамоты, выписанные из посольских дел (ч. 12 и 15). Остальные доводы исследователей, приводившиеся в пользу участия Щербатова в издании «Вивлиофики» в целом, к сожалению, представляются недостаточно обоснованными³⁴.

В вопросах собирания документов личного происхождения рассматриваемого нами периода, второй половины XVIII века, встает вопрос возникновения исторических источников по истории деятельности высшего звенья государственного аппарата Российской империи. История российского чиновничества периода становления и развития абсолютной монархии в России постоянно привлекает внимание исследователей³⁵. Но наименее изученной по-прежнему остается эволюция чиновничества на протяжении XVIII века, а этот период представляет особый интерес, так как начиная с петровской Табели о рангах, активизируется процесс отрыва бюрократии от класса феодалов, а затем во многом и от дворянского сословия и превращения ее в особую прослойку общества, имеющую особые источники средств существования в виде постоянного денежного жалования и особое юридическое положение. Важным в развитии этого процесса являются манифест 15 декабря 1763 года «О наполнении судебных мест достойными и честными людьми; о мерах к прекращению лихоимства и взяток; о взимании с 1 генваря 1764 года по преложенному реестру положенных по новым штатам на жалование разных сборов и об ссылке оных в Штатс контору»³⁶ и манифест от того же числа «О постановлении штатов разным присутственным местам; об учреждении в Сенате, в Юстиц, Вотчиной и Ревизион коллегиях департаментов; о разделении по оным дел; о небитии Сибирскому и Разыскному приказам, Печатным и Раскольнической конторам и особому Коммерц-коллегии Комиссарству; о неимении при присутственных местах коллегии и титулярных юнкеров; об учреждении при Кадетском Сухопутном Корпусе и Московском университете классов российской юриспруденции и о приуготовлении детей из разночинцев и приказного чина для определения в присутственные места в копиисты, об их обучении и содержании на казенный счет»³⁷, которыми впервые устанавливалось постоянное денежное жалование всем чиновникам и мелким канцелярским служащим.

Недостаточная изученность  истории чиновничества на протяжении XVIII века, и особенно во второй его половине, связана с активизацией процесса эволюции чиновничества в этот период. Дело в том, что основой источниковой базы исследований по истории чиновничества, как правило, являются те документы, которые служили для учета личного состава государственных учреждений. Но с изменением принципов комплектования чиновничества в XVIII веке должна была измениться и система учета чиновничества, а именно: учет служащих государственного аппарата должен был окончательно обособиться от учета дворянства.

В XVIII веке проходит становление новой системы учета чиновничества. Но этот процесс идет медленно. По-видимому, на протяжении второй четверти XVIII века правительству так и не удалось получить достоверные данные о личном составе государственного аппарата, чем и было вызвано проведение переписей государственных служащих 50-х годах XVIII века. Материалы этих переписей легли в основу исследования С.М. Троицкого³⁸. Выяснив при помощи переписей состав служащих государственных учреждений, правительство начиная с 60-х годов предпринимает постоянные усилия для организации системы учета чиновничества. И к концу XVIII века это, наконец, удается.