Влияние истории на формирование японского менталитета

Хотя японцы избегают  одиночества,  любят  быть  на  людях,  они  не умеют, вернее, не могут легко  и  свободно  сходиться  с  людьми.  Дружеские связи между лицами разного возраста,  положения,  социальной  принадлежности крайне редки. Круг тех, с кем японец сохраняет общение на  протяжении  своей жизни,   весьма   ограничен.   За   исключением   родственников   и   бывших одноклассников, это, как  правило,  сослуживцы  одного  с  ним  ранга.  Если дружбу сверстников в школе можно назвать горизонтальными отношениями,  то  в дальнейшем у человека  остаются  лишь  гораздо  более  строгие  вертикальные отношения между старшими и младшими, вышестоящими и нижестоящими.

2.2.2. Долг  чести

Японская мораль предписывает избегать прямой конфронтации, не допускать положений, когда одна из сторон всецело одерживала бы верх над другой. Нельзя доводить дело до того, чтобы побежденный “потерял лицо”, предстал перед окружающими униженным и оскорбленным. Это означало бы задеть такую болезненную струну, как “гири”, или долг чести, то есть нажить себе смертельного врага.

Долг чести - это сугубо японское понятие, которое не имеет ничего общего ни с учением Конфуция, ни с учением Будды. Раскрыть смысл “гири” трудно, ибо даже сами японцы не могут дать ему остаточно ясного толкования. “Гири”-это некая моральная необходимость, заставляющая человека порой делать что-то против собственного желания или вопреки собственной выгоде. Довольно близко к этому термину стоит старый французский оборот “положение обязывает”. “Гири” - это долг чести, основанный не на абстрактных понятиях добра и зла, а на строго предписанном регламенте человеческих отношений, требующем подобающих поступков в подобающих обстоятельствах.

В отличие от неоплатного долга признательности японцы смотрят на долг чести как на некое добавочное бремя, неосмотрительного увеличения которого следует остерегаться. Поскольку любая услуга требует взаимности, должна быть как-то вознаграждена, японцы стараются избегать одолжений со стороны чужих людей. Это отразилось даже в том, что речевые обороты, предназначенные для выражения благодарности, несут в себе оттенок некоего сожаления. Например, слово аригато”, которое обычно переводят как “спасибо”, буквально значит: “вы ставите меня в трудное положение”. Другой сходный оборот “сумимасэн” означает: 
“ах, это никогда не кончится”, или: “ах, мне теперь вовек с вами не 
рассчитаться”. Таким образом, уже выражая благодарность, японец как бы с 
сожалением признает, что остался перед кем-то в долгу.

Стремление избегать случайных услуг или оказывать их порой производит впечатление, что японцы - люди неотзывчивые. Но дело тут не в черствости. Сделать что-то для незнакомца без его просьбы - значит 
поставить его в положение морального должника, воспользоваться его 
затруднением в свою пользу - вот к какому абсурдному парадоксу приводит 
японское понятие о долге чести.

“Стыд служит почвой, на которой произрастают все добродетели” - эта 
распространенная фраза показывает, что поведение японца регулируется 
людьми, которые его окружают. Поступай, как принято, иначе люди отвернутся от тебя, - вот что требует от японца долг чести. Смысл “гири”, стало быть, лучше выразить не французским оборотом “положение обязывает”, а словами “традиция обязывает”.

Он побуждает человека не допустить положений, в которых как он сам, так и кто-то другой может оказаться униженным или оскорбленным. Долг чести не позволяет японцу проявить свою неспособность в том, к чему он по положению обязан быть способен.

Сказать, что японцы очень  самолюбивы, что они высоко ставят свою честь, - значит показать лишь одну сторону их характера. Непримиримость к оскорблениям, болезненная чуткость к любому унижению их личного достоинства не привели к тому, что месть стала у них главенствующей чертой человеческих взаимоотношений. Понятие “гири” обрело как бы возвратное значение. Долг чести по отношению к самому себе с малолетства приучает японцев щадить самолюбие окружающих. Отсюда - стремление уклоняться от прямого соперничества.

2.2.3. Коллективизм

В отличие от стран, жителям  которых в карьере присущи  личные амбиции, для японцев ключевым является понятие группы. Они очень  стремятся к согласованным действиям  в коллективе. Индивидуализм здесь  не в чести, а внимание к личности проявляют в зависимости от той ценности, которую она представляет для данной группы. Принадлежность к группе является наиболее важным критерием оценки собственной успешности для японских служащих, личные достижения отходят на второй план перед успехом корпорации в целом.

В Японии не принято одиночное  существование, причем общественные интересы японцы ставят выше личных.

При знакомстве с Японцами складывается представление, что они  любят одиночество. Об  этом свидетельствует, например, желание быть наедине с  природой, однако это не так.

На протяжении многих веков главным источником пропитания японцев был рис. Чтобы вырастить  рис, его надо было постоянно поливать. В горных районах страны в одиночку рис невозможно полить, здесь люди действовали в одной команде. Урожай можно было вырастить либо всем сообща, либо никому. Японцы не имели права на ошибку. Не будет риса, начнется голод. Отсюда и коллективизм японцев. Эта особенность японской культуры отразилась и у летчиков морской авиации в годы Великой Тихоокеанской войны или, как принято называть у нас, Второй мировой войны. Инструкторы в летных школах обучали курсантов в целом, никого из них не выделяя, индивидуальный подход отсутствовало вовсе. В частях поощрения или взыскания обычно также получало все подразделение. В морской авиации число сбитых самолетов противника вели не отдельными пилотами, а на подразделение, так как победа в воздушном бою - плод коллективных усилий.

Есть японская пословица, звучащая примерно так - «Торчащий гвоздь забивают первым». Эта пословица как нельзя лучше описывает один из основных принципов, по которому живет японское общество. Здесь можно быть индивидуальностью, самосовершенствоваться, но при этом ни в коем случае нельзя забывать об интересах коллектива. Индивидуум существует только внутри группы, поэтому лучше не выделяться из толпы - «белых ворон» здесь не терпят. Эта особенность японской культуры отразилась на воспитании маленьких японцев и японской системе образования. В этом есть свои положительные и отрицательные моменты. С одной стороны, с малых лет японец учится уважать других, соблюдать правила этикета, быть дисциплинированным. С другой стороны, он постоянно находится под давлением общества, боится сделать что-то не так и потерять лицо. Первое, что делает учитель, когда дети освоились в школе, — делит класс на группы по пять-шесть человек. Причём в одну группу объединяются ученики с разными способностями, характерами и задатками. В ней есть лидер, второй и третий номера, и пара-тройка аутсайдеров. Хорошим педагогом считается учитель, который сумеет добиться слаженной работы всей группы в выполнении поставленной задачи. Любые конфликты в группе должны быть исключены — это главное правило. Такие группы очень напоминают октябрятские «звёздочки» или пионерские «звенья», которые создавались в советских школах.

 Каждый японский  класс, как и вся школа, состоит  из большого числа групп или  комитетов. Принадлежность к группе  подчёркивается разными способами.  В средней (7–9 классы) и старшей  школе (10–12 классы) ученики носят  униформу. С первого по шестой класс школьники могут одеваться свободно, но отдельные элементы формы присутствуют. Всем первоклассникам выдаются видные издалека ярко-жёлтые панамы или кепочки. Начиная со второго класса, они получают два стандартных головных убора разного цвета, один на лето, другой на зиму, а родителям школа в письменной форме сообщает, когда их надо менять. Во время школьных соревнований по любому виду спорта, в том числе по прыжкам, по бегу и пр., все участники делятся на две команды. Время нескольких лучших представителей каждой команды идет в общий зачёт, по которому и определяется победившая сторона. Чемпионов школы и призёров в личном зачёте не бывает. Слова «победитель» и «проигравший» есть, вероятно, в любом языке мира. В японском они тоже существуют (сёся и хайся), но употребляются нечасто, главным образом в письменном языке как переводные эквиваленты. Зато часто встречаются существительные катигуми (победившая сторона) и макэгуми (проигравшая сторона).

В этой системе ценностей, в основе которой лежит чувство долга и иерархические социальные взаимосвязи, именно индивид существует в рамках и ради группы, а не группа ради индивида. При этом внутреннее я индивида бережно хранится и оберегается внутри, а его навязывание окружающему миру не поощряется. Поощряется максимальное сглаживание углов и поиск компромиссов (пускай даже за счёт неопределённости), выпячивание же, категоричность и навязывание чего-либо не одобряются и крайне затруднены в рамках данной системы.

«Япония – страна групп. На этих перенаселенных островах группы образуются, наверное, по необходимости. Уединение в нашем понимании здесь не достижимо. Вы не можете иметь свою отдельную комнату. А если у вас, на удивление, окажется такая комната, вся семья, тем не менее, слышит каждый Ваш шаг, каждый вздох через бумажные перегородки. Японская жизнь исключает не только уединение, но даже стремление к уединению. Уединение приравнивается к одиночеству, а одиночество для японца – это нечто ужасное. Групповщина в Японии – такое же типичное явление, как индивидуализм в Англии»¹⁵.

В настоящее время  проявлениями коллективизма являются также: наличие большого числа сообществ и социальных групп, общение с коллегами по работе в свободное время всем коллективом, общественные бани.

2.2.4. Эстетика умолчания.

В японском языке есть пословица, почти в точности совпадающая  с русской: тиммоку ва кин, юбэн ва гин («красноречие — серебро, молчание — золото»). Она означает, что  скрытый смысл слов или невысказанное  чувство ближе к истине и потому более изящен. На этом принципе построена классическая японская поэзия. Слова в ней служат для построения видеоряда, который лишь помогает понять настроение человека. Это свойство японской поэзии многократно проанализировано литературоведами. По замечанию писателя Macao Кунихиро, японцам свойственна особая «эстетика умолчания», возвышающая скрытые, невысказанные чувства и делающая вульгарным их вербальное выражение.

 Эстетика умолчания  веками определяла отношение  японцев к красноречию, публичным  дискуссиям и многому другому,  что связано с речевой экспрессией. Убедительности слов они всегда предпочитали убедительность поступков. Это заметно даже по мифам. Когда богиню солнца Аматэрасу потребовалось выманить из небесного грота, никто не пытался уговаривать или агитировать её пламенными речами. Боги просто устроили массовое гулянье, и Аматэрасу из любопытства сама вышла.

 В японском языке  есть много выражений со значением  «хорошо, умело говорить», и  большинство из них имеет негативный  оттенок, выражающий настороженное  отношение японцев к красноречию. Оно нашло отражение в пословицах, порицающих многословие: кути тасся-но сигото хэта («повок на словах — слаб в делах»), акидару ва ото га такай («пустая бочка громко гремит»), наку нэко нэдзуми торадзу(«мяукающая кошка мышь не поймает») и пр. В отличие от евро-американской культурной традиции, где ораторское искусство ассоциируется с развитым интеллектом, в Японии сдержанность в речах считается признаком глубины и цельности характера. По японским представлениям, публично доказывать что-то — значит навязывать другим свою точку зрения.

 В начале 1870-х годов в Японии вошли в моду дискуссионные клубы, создаваемые по западному образцу. Два выдающихся просветителя той эпохи, Ю. Фукудзава (1834–1901) и А. Мори (1847–1889), одно время спорили об их необходимости. Выступая против публичных дискуссий, Мори приводил показательные аргументы. Он говорил, что японский язык изначально не приспособлен для публичного выступления. Он хорош для кулуарного обсуждения вопросов, но не для публичных речей с целью кого-то в чём-то убедить. Таких речей в Японии никогда не произносили, и соответствующих ораторских приёмов в языке просто не существовало. Единственный известный в Средние века вид публичных выступлений — толкование классических текстов. Но и в этом случае выступающий, во-первых, никого не убеждает и ни к чему не призывает и, во-вторых, говорит как бы вообще не от своего имени. Он излагает толкование какого-либо текста или учения слушателям, которые не являются его оппонентами. А потому их роль — слушать и запоминать, а не обсуждать услышанное.

  В эпоху Мэйдзи (1868–1912) понятие публичной речи  спало проникать в общественное  сознание. Этому способствовало  оживление политической жизни.  С публичными речами выступали  участники гражданского Движения  за свободу и права народа (Дзию минкэн ундо), члены парламента. Эта форма публичного выступления достигла своего расцвета в первые десятилетия XX века, и в японских школах начали преподавать риторику.

 В 1930-е годы по  мере изменения внутриполитической  ситуации наметился возврат к традиционной форме выступления, напоминающего проповедь. От переводного «западного» названия эндзэцу отказались и заменили его словом коэн. В сегодняшней Японии публичные речи в их западном понимании занимают скромное место на периферии общественной жизни. К ним прибегают во время всевозможных митингов и акций протеста. В парламенте и других присутственных местах речи напоминают отчётные доклады с анализом, постановкой проблем и возможными путями их решения. Привычка агитировать и полемизировать так и не прижилась.

 В Японии все  решения принимаются и выполняются  коллективно. Для предварительного  обсуждения вопросов существует  способ, известный под названием  нэмаваси (окапывание корней). Так  называют подготовительные работы  по пересадке взрослого дерева на новую почву. За год или два до пересадки дерево обкапывают со всех сторон и обрубают мелкие боковые корни, оставляя несколько самых мощных. Они пускают поблизости от ствола молодые побеги, которые впоследствии помогают ему укорениться на новом месте. Отсечение второстепенных направлений и сохранение самых перспективных для решения проблемы — в этом смысл метафоры. Нэмаваси — путь к компромиссу и согласию в поисках решения. Это неспешный и осторожный обмен мнениями, больше напоминающий рассуждения вслух. Предложения если и делаются, то в форме риторических вопросов или предположений. А раз ничего прямо не предлагается, то и возражения бывают редко и делаются в косвенной форме. Все словно стараются обходить острые углы и выжидают, когда в результате обмена мнениями начнёт естественным образом формироваться подход или точка зрения, приемлемые для большинства. Если контуры консенсуса не намечаются, собрание переносится на следующий срок. Участники будут собираться снова и снова до тех пор, пока консенсус не будет найден.