Курс лекций по "Истории мировой культуры"

3) без комплексного земледельческого  — скотоводческого хозяйства  не может быть государства. Поэтому последние возникают только на третьей стадии кочевания.

Условия жизни в степи определяли и быт кочевников Евразии, примером чего служит образ жизни хунну. Их основным достижением было освоение степных пространств Монголии. Ранее  Великая Степь, как море, разделяла обитаемые лесостепные полосы: южносибирскую и северокитайскую. Обитатели обеих полос — земледельцы, оседлые скотоводы и лесные охотники — не имели возможностей для передвижения по степи, и степные травы пропадали попусту. Хунну развели достаточное количество лошадей и подъяремных быков, создали кибитку — дом на колесах — и первые занялись кочевым скотоводством. Вместе с тем они применили облавную охоту, которая неизмеримо продуктивнее индивидуальной; им уже в III в. до н. э. была известна соколиная охота.

Жилище их — кибитка на колесах  — было удобно. Во-первых, шатер значительно  лучше защищает от ветра и мороза, чем промерзающие стены земляного  или каменного дома, и, меняя стоянку, всегда можно найти место, обеспеченное топливом. Во-вторых, в жилище на колесах жить более безопасно, так как со всем имуществом можно уехать от врага, что хунну и делали. Кожаная одежда их была прочна, легка и удобна, они питались мясом и молоком, имевшимися в изобилии, ибо стада были огромны. Отсутствие изнурительного труда и постоянные занятия охотой способствовали физическому развитию, частые военные походы закаляли мужество и волю.

К тому же эти походы играли большую  роль в экономике хунну. На ранних ступенях исторического развития возникала  примитивная система приобретения недостающего продукта путем систематического захвата запасов у соседей. В этой стадии война была опасным, но доходным промыслом, и добыча становилась народным достоянием. Подобно многим народам, хунну прошли эту стадию, но уже при первых шаньюях (правителях — «рожденных небом и землей, поставленных солнцем и луною») основным источником их доходов стало обложение покоренных данью. Следовательно, хунну на заре своего существования были не лучше и не хуже, чем франки, готы, арабы, славяне и древние греки.

У хунну господствовала родовая  система, она не была нарушена при  реформах шаньюя Модэ, приведших к  созданию военной державы Хунну. Рядовой хунну, как воин, имел надежные гарантии того, что его положение  не ухудшится, так как род не мог  его оставить на произвол судьбы. Богатеть он мог за счет добычи, которая была его неотъемлемой собственностью. Жизнь рядового хунну в мирное время состояла из перекочевок (2-4 раза в год), военных упражнений и отдыха во время весеннего и осеннего приволья. Не случайно китайские министры отмечали высказывания пограничных рабов, что у хунну воинам «весело жить». Поэтому китайцы нередко стремились перебежать к ним. О патриархальности рода у хунну свидетельствует то, что дети принадлежали к роду отца, а не матери. Вдова старшего брата становилась женой младшего, который обязан был о ней заботиться, как о своей любимой жене. Круговая порука рода подразумевалась как обязательное условие — за преступление, совершенное одним членом семьи, несла ответственность вся семья.

Когда речь заходит о религии, то ставятся два вопроса: во что веруешь  и как веруешь? Хунну ежегодно весной приносили жертву «своим предкам, небу, земле и духам». Ежедневно  шаньюй дважды совершал поклонение: утром  — восходящему солнцу, вечером  — луне. Ритуалы начинались, «смотря по положению звезд и луны» (Н. Бичурин). Ясно, что одним из объектов поклонения был космос; так как хунну имели изображающего его идола, то космос был уже персонифицирован. Подобное космическое божество было известно в греческой мифологии (Уран, отец Сатурна), в индийской (древнейший из богов — Варуна), в древнескандинавской (дин). Исходя из этого, легче всего допустить, что пышный культ персонифицированного космоса был заимствован хунну у западных соседей, юэчжей или динлинов, ибо восточно-азиатские монголоиды не имели такого культа, а были полиспиритуалистами (верили в существование множества духов природы и предков).

Хунну также верили в духов и  в загробное существование, причем сознание кочевника рисовало его  продолжением жизни. Отсюда пышные похороны в двойном гробу; чтобы покойнику не было холодно — облачение из парчи и драгоценных мехов; для службы ему в загробном мире — несколько сот соумирающих друзей и наложниц. Но этот жестокий обычай «сопровождения» шаньюя или вельможи в загробный мир не исчерпывал всех случаев человеческого жертвоприношения. «В жертву воинам», очевидно прадедам, приносились храбрые пленники, и духи требовали жертву через уста волхвов. Отсюда видно, что человеческие жертвоприношения были связаны с сибирской струей религии хунну, с очень древним китайским шаманизмом и, возможно, тибетской религией бон. Эта религиозная система не предполагает существования единого бога, а сводится к почитанию демонов — ограниченных и злобных существ. С этой системой вели борьбу конфунцианцы и буддисты, а позднее — христиане и мусульмане, однако она удержалась (без человеческих жертвоприношений) до XX в. в Тибете и в несколько измененной форме у тунгусов в Восточной Сибири.

На первый взгляд кажется странным, что уживались демонолатрия и космический культ, столь различные по происхождению и содержанию. Но это станет понятным, если учесть, что их сферы в миросозерцании хунну были четко разграничены — они просто не мешали друг другу. Космическое божество было так огромно, что не замечало демонов, а демоны делали свои дела, не касаясь мироздания.

 Вряд ли есть на земном  шаре народ, в систему ценностей  которого не входило бы понятие  счастья. Оно существует и в  системе культуры евразийских  кочевников, что доказывает пример  традиционной монгольской культуры, хорошо изученной этнографами. Есть в ней очень важное для проникновения в ее суть понятие «буян-хишич», переводимое дословно как «благодать — счастье». В самом удвоении этих слов заложена определенная сакральность. В каждом из них, употребленном в единственном числе, уже имеется некий «счастливый» смысл, которым кочевник-монгол обозначал свое кочевническое понимание счастья: хорошая погода (без бурь, ураганов, гололеда), хороший приплод скота, хороший нагул его на летних пастбищах и, как следствие этого, много жирного мяса и молочных продуктов и, конечно, крепкие и здоровые дети. Это — приземленное понимание счастья. Соединенные вместе, эти два слова приобретали оттенок не просто и не столько земного счастья, сколько благодати, предопределенной небом, судьбой, абстрактным, неантропоморфным началом.

Эфемерность, непрочность и изменчивость судьбы требовали постоянного соблюдения системы многочисленных запретов, которые  присущи и сегодня повседневному  быту монголов. Вот лишь некоторые  из этих запретов или поверий, чья основная часть связана с юртой, семьей и личным имуществом кочевника. Нельзя лить воду в очаг, плевать в него, перешагивать через огонь, касаться огня острыми предметами, кидать в него грязь и мусор — все это оскорбляет дух домашнего очага. Нельзя свистеть в юрте — это сигнал, созывающий злых духов. Нельзя наступать на пролитое молоко: «белая пища» священна. Нельзя выплескивать остатки чая, выбрасывать необглоданную кость, отдавать что-либо левой рукой, продавать любимого коня, ругаться при старших, сидеть на пороге или спотыкаться о порог, входя в юрту и выходя из нее. Если споткнулся, положи кусок кизяка или ветку в очаг, иначе частица «благодати» может уйти из дома.

Для охраны «счастья-благодати» была выработана профилактическая магия, которая включала в себя повседневные обряды (система запретов типа табу совершать что-либо в «несчастливые» дни, произносить личные имена и все, что связано с их нарушением) и обряды по случаю завершения одного цикла и начала следующего – через 9, 18, 27 и т.д., через 12, 24, 30 и т.д.

Поучительна и история огромной империи Чингисхана, его завоевательных войн, создания после его смерти отдельных меньших государств —  орд (например, Золотой Орды). Благодаря  «Сокровенному сказанию» и «Истории монголов», написанной персом Рашид-ад-Дином, нам хорошо известны первые шаги образования монгольской империи. В них подчеркивается существование в степях двух социальных групп населения: баатуров, которые роднятся между собой и решают судьбы остального населения, и простых пастухов — неравноправных членов племени. Задолго до Темучина монголы разделились на классы, у них выделился значительный пласт родовой аристократии (баатуры), живущей войнами и набегами. Баатуры всем ходом истории были подготовлены к обширным завоеваниям, к далеким походам. Требовалась организация и человек, который бы возглавил эту организацию. Появление в монгольских степях Темучина, выбранного за безжалостность, жестокость и непобедимость (он был еще и гением администрации) каганом (или ханом) в 1206 г., не было неожиданностью.

Завоевания Чингисхана за два десятилетия  расширили государство на тысячи километров. В него были включены государства, уже тысячелетия существовавшие, с разработанной классовой иерархией. Однако представляет интерес тот факт, что Чингисхан в своей империи предпочел установить собственную иерархию. Она была аналогична той, которая была выработана в предшествовавших монгольскому степных государственных образованиях. Прежде всего была сохранена родо-племенная система. Общество делилось на племена, на сходках которых выбирались вожди — ханы, нередко объединявшие административную и жреческую функцию. Сам Чингисхан также был выбран на сходке или курултае.

С другой стороны, вся административная система была военизирована, делясь на десятки, сотни, тысячи, тьмы, так же как и в других степных государствах-завоевателях. Вассальные отношения связывали ханов только с их нукерами (дружинниками). Пожалуй, ко времени воцарения Чингисхана можно было говорить, что побеждает в степях не тот хан, чей род сильнее, а тот, у кого больше нукеров и у кого они сильнее и вернее. Личная дружина Чингисхана насчитывала 10 000 воинов. Это было ядро армии, и в то же время они были обязаны следить за внутренним порядком в огромной империи.

Развитая экономика, классовый феодальный строй, войны за мировое господство, т. е. за политическое преобладание, когда не разоряли экономику захваченных стран, а заставляли ее служить себе вместе с податным населением, — все это типичные черты степного государства. Огромные размеры этого государства, состояние постоянной войны, абсолютизм, доходящий до культа, позволяет называть его империей и сближать с империей Хунну времен шаньюя Модэ, империей Аттилы, Тюркской империей XI в. Многотысячекилометровые степные государства, объединявшие сотни народов и этносов, только что потерявших самостоятельность и поэтому полных центробежных стремлений, могли существовать лишь под властью исключительно сильной личности. Поэтому, как правило, они распадались сразу же после смерти «императора». В общем, история образования, развития и захирения монгольской державы характеризуется в целом теми же чертами и событиями, что и остальных степных государств, начиная с Хунну, исянь-бийцев и кончая каганатами VIII-X вв.

И, наконец, подчеркнем, что миф о «варварах» пережил исчезновение охотничьих и скотоводческих обществ, в которых он исторически сложился. Ранняя европейская антропологическая наука сохранила образ жестокого и непокорного «варвара», поставив его на одну доску с «дикарем» Нового Света и «чудовищами» из мифологии Старого Света. Однако образ «варвара» служил средством, с помощью которого доказывалось превосходство культуры цивилизованного общества.