Шумерская культура

 

Все рисунки шумеров неизбежно  ассоциировались со словами, которыми они читались. Слово «гора» произносилось  кур, и соответственно знак горы тоже читался кур. Знак воды читался а, прилагательное «большой» произносилось  галъ. Звуки стали тесно ассоциироваться с образами. Если было необходимо обозначить нечто, что нельзя нарисовать, группировали два или три знака, при произнесении которых подряд получалось бы нужное слово или имя собственное. Таким образом, если писцу было необходимо записать на глине имя лагашского правителя Акургаль, он последовательно выписывал знаки «вода», «гора» и «большой». Кроме основных знаков существовали также указатели чтения, предостерегающие от неверной интерпретации знака. Такие указатели называются детерминативами, они означают, что далее идет название реки, деревянного или кожаного изделия, камня, растения, имя бога или человека. Древние писцы быстро сообразили, что если изображать вместо понятий звуки, то можно передавать сообщения с большей точностью, нежели при рисуночном письме. Фонетическое письмо позволило ввести в сообщения грамматические показатели, практически полностью передающие адресату структуру предложения. Однако письменность шумеров, конечно, была весьма далека от совершенства.

 

Каждый знак клинописи  представляет собой комбинацию из нескольких типов клинообразных черточек —  вертикальных, горизонтальных и наклонных. Эти черточки оттискивались трехгранной  палочкой на табличке из сырой глиняной массы, которая затем для сохранности  высушивалась или, реже, подвергалась обжигу подобно керамике. Изредка  надписи делались и на других предметах  из глины, а также на металле и  камне. В последних двух случаях  они всегда имитировали надписи  на глине.

 

Клинопись состоит из более чем 600 знаков, каждый из которых может иметь до пяти понятийных и до десяти слоговых значений. До ассирийского времени клинопись не знала словоразделов и никогда не знала знаков препинания, то есть при письме выделялись только строки. В настоящее время известно около полумиллиона клинописных текстов различной величины — от нескольких знаков до тысяч строк, и число этих текстов растет с каждой новой археологической экспедицией в Двуречье. Большую часть клинописных архивов составляют хозяйственные, административные и правовые документы, хранившиеся во дворцах запечатанными в глиняных сосудах или наваленными в корзины. Тексты религиозно-идеологического содержания обнаружены, в основном, в школьных помещениях. К ним прилагался каталог, в котором каждое произведение обозначалось по первой строчке. Строительные и посвятительные царские надписи закладывались в сакрально отмеченных и зачастую недоступных частях храмов, где и ждали прихода археологов.

 

Письменные памятники  шумерской культуры можно разделить  на две большие группы: 1) синхронно-шумерские; 2) шумероязычные постшумерские. К первой группе относятся преимущественно документы хозяйственной отчетности, царские надписи, храмовые и царские гимны. Ко второй — практически все тексты литературного и ритуального канона, а также двуязычные шумеро-аккадские словари. Тексты первой группы фиксируют необходимое в повседневной экономической и идеологической жизни: хозяйственные отношения, отчеты царей богам о проделанной работе, восхваление храмов и обожествленных царей как основы мироздания. Остальное при жизни шумерской цивилизации живет в устном каноне, являясь достоянием ушей, а не глаз. Во многих шумерских текстах истинно мудрый человек называется «внимающим», «внимательным», а в языке шумеров «разум» и «ухо» — одно слово. Следовательно, самые сокровенные истории из жизни богов, самые основные обряды должны оставаться в устах и в памяти до тех пор, пока не появится опасение больше не услышать и не воспроизвести их. Именно поэтому тексты второй группы создавались уже не самими шумерами, а их ассимилированными потомками и нешумерскими народами, желавшими узаконить свое преемство трона и верность традиции. Шумерский язык в это время становится языком храма и школы и грамматически уже не вполне понятен.

 

Говоря о шумерской  словесности, то есть о текстах духовного  содержания, нужно всегда иметь в  виду тот факт, что для шумера понятия «литература» не существовало. В шумерском языке нет даже глагола «читать» — табличку или стелу «видят» или «слышат». Тексты, записанные на глиняных табличках, были адресованы учащимся шумерской школы. Что касается стелы, конуса или цилиндра, то они предназначались для прочтения богами и потомками и в процессе школьного обучения не участвовали.

 

С формальной точки зрения шумерские тексты, которые мы называем литературными, в конце таблички отделялись колофоном. Колофон указывал на принадлежность текста к одному из известных родов. Так, гимнические тексты (будь то гимны богам, храмам, царям или героям) имели колофонную формулу за-ми-дуг «(Такому-то) хвала сладка!», тексты диалогов о превосходстве обозначались словом ада-ман-дуг-га — «спор», а тексты заклинаний назывались иним-иним-ма — «слова (над таким-то предметом)». Часто гимны богам, плачи и культово-любовные песни обозначались в колофоне под рубрикой, носившей название музыкального инструмента, сопровождавшего их исполнение (например, «эршеж-флейта», «гид-флейта», «арфа»). Из этого можно сделать вывод о чрезвычайной значимости действа для классификации памятника словесности. Никакого иного подразделения, в том числе и жанрового, шумеры не знали.

 

Шумерские тексты создавались  школьными и храмовыми писцами, использовавшими при их составлении  два основных метода. Храмовый писец  записывал текст со слов жреца, причем нередко так, как он услышал —  фонетическим письмом. Школьный писец  работал как с передатчиками  традиции, так и с архивами прошедших  эпох, переделывая композицию, но сохраняя неизменным содержание текстов. Поэтому нельзя рассматривать эти записи как этнографические документы. Датировать несинхронный шумерский текст довольно сложно: изучая его, следует различать время события (ритуала, исторического факта), описанного в тексте, время сложения текста и времена его записей. При этом следует помнить, что время события может отстоять от времени записи на тысячу лет.

 

В шумерологии известны несколько попыток рубрикации текстов духовного содержания. Наиболее удачны две. Й. Крехер в своей фундаментальной статье о шумерской словесности, вышедшей в 1978 году и по сию пору остающейся одним из лучших ее очерков, предложил разделить все памятники на девять групп:

 

1. Школьные тексты (прославление  богов, строительные надписи,  поучения, пословицы).

 

Посвятительные надписи.

 

Историографические композиции (куда входят и плачи по городам, и эпические песни, и Царские  списки, и псевдонадписи).

 

 

 

Увы, в классификации Крехера можно принять далеко не всё. Почему строительные надписи отделены от посвятительных? Почему наряду с царскими гимнами и гимнами в честь богов не указаны храмовые гимны? Как отделить мифы о жизни богов от гимнов в их честь, если формально мифы представляют собой те же самые гимны? Почему школьные сатиры и афоризмы отделены от остальных школьных текстов? Ответов на эти вопросы Крехер не дает.

 

В очерке шумеро-аккадской  словесности, принадлежащем перу В. К. Афанасьевой, тексты классифицируются по четырем большим группам;

 

Космогонические и этиологические мифы.

 

Сказания о подвигах богов  и героев.

 

Лирические тексты.

 

Педагогические и дидактические  сочинения13.

 

Следует признать эту классификацию  более удачной в сравнении  с предыдущей, поскольку четыре группы шумерских текстов отражают четыре различных мироощущения, присущих основным слоям шумерского общества. В самом  деле, что такое космогонические  и этиологические мифы, как не жреческая  мифология? Что такое эпос, как  не самовыражение близкого к царю воинства? Под лирическими текстами, конечно, в первую очередь понимаются плачи Инанны по Думузи, брачные песни о тех же божествах, то есть мифология земледельческой общины. Сочинения, идущие от школы, напрямую связаны с мироощущением различного рода мастеров и умельцев. Однако за пределами «классового» подхода Афанасьевой остались нерубрицированные заклинания, царские и храмовые гимны, царские надписи, письма. Кроме того, ни у Крехера, ни у Афанасьевой не было желания согласовать тематическую рубрикацию с хронологией, поскольку шумерская словесность ощущалась ими как некий неопределимый во временном отношении эстетический феномен. Если же подойти к шумерской словесности исторически, то получается совмещенная хронотематическая классификация, которая в первом приближении выглядит следующим образом:

 

Группа I. Тексты шумерской  эпохи.

 

Архаика (царские надписи, храмовые гимны, заклинания, поучения и пословицы, космогонические фрагменты).

 

Саргониды (Цилиндр Бэртона).

 

Новошумерские тексты (надписи Гудеа, царские надписи, псевдонадписи и гимны III династии Ура).

 

Группа II. Шумероязычные постшумерские тексты.

 

Тексты архаического слоя (ритуально-календарные гимны в  честь богов и героев, эпические  песни, храмовые гимны, пословицы и  поучения, заговоры).

 

Тексты саргоновского слоя (идеологические мифы об Инанне, Саргоне, храмовые гимны Энхедуанны).

 

Тексты позднешумерского и послешумерского слоя (дидактика, плачи по городам, Царские списки и миф о потопе, письма, гимны в честь аморейских правителей Двуречья).

 

Изучение исторических и  культурных событий ранней древности, основанное на источниках III тысячелетия, имеет свою специфику, которая должна быть оговорена перед началом  любого детального исследования с привлечением материалов этого времени. Прежде всего, источник демонстрирует взгляд из места, то есть не объясняет и даже не показывает всеобщего отношения культуры к  своему отдельному проявлению; в нем  зафиксирован только локальный и  сильно опосредованный писцовой школой взгляд из некоего города, возникший  в определенное время. Во-вторых, это  отсутствие фона, а именно — невозможность  узнать что-либо о данном феномене из второстепенных, неофициальных и  маргинальных источников по причине  полного отсутствия таковых. Известен только сам текст, но не отношение  к нему различных слоев общества; известен только определенный статус человека или вещи, но их частное  бытие, «бытие-для-себя», практически недоступно для изучения вследствие функциональности, изначальной предопределенности информации. В-третьих, это непредназначенность источника для сообщения нейтрально-повествовательной информации, его предмифологичность, то есть неспособность о чем-либо рассказывать, но только либо сухо итожить рационы и число жертв, либо фиксировать городской ритуал с возвышенно-надрывным воспеванием божества и его храма, либо также возвышенно и торжественно сообщать богам о выполнении их приказаний. Текст III тысячелетия, и в особенности шумерский текст, по совокупности приведенных общих признаков является для исследователя светлым пятном на фоне всеобщего информационного мрака, взглядом из города и ритуального городского времени на главные, предельно овнешненные, но вместе с тем глубоко сакральные в своей природе события, одинаково тесно связанные и с человеком, и с миром.

 

Определившись теперь с классификацией памятников шумерской словесности  и с их основными свойствами, можно  приступать к специальному рассмотрению отдельных текстовых групп и  родов.

 

 

 

 • Тексты шумерской  эпохи

 

 

 

Словесность архаического периода (тексты из Шуруппака, Абу-Салябиха, Лагаша) изучена еще недостаточно для того, чтобы делать какие-либо обобщения. Поэтому мы ограничимся описанием текстового корпуса этого времени, а в конце нашего описания обозначим тенденции развития письменной речи в этот период.

 

Прежде всего следует сказать, что словесность архаики по палеографическим критериям может быть разделена на два подпериода. От архива Шуруппака до архива Лагаша на письме обозначается малая часть грамматических форм, и, кроме того, знаки в строке выписываются не последовательно, а в произвольном порядке, что существенно затрудняет чтение и без того малопонятных старошумерских слов. И только начиная с надписей правителей Лагаша появляется строго последовательная запись знаков, а форманты выписываются почти полностью. Шумерская архаика открывается для исследователя словесности текстами заклинаний, дошедших до нас из Шуруппака и сирийского города Эбла, где также составлялись тексты на шумерском языке (XXVI в.). Это очень короткие заклинания. Вот некоторые примеры:

В большинстве своем архаические  заклинания записаны без традиционной запевки, не содержат подробного рецепта  избавления от болезни или злого  духа и только в некоторых случаях  снабжены закрепкой — сообщением о принадлежности заклинания богу или  богине магии. Их формулы определяются ситуацией; как правило, таких ситуаций две. Одна из них может быть записана как «Если... то...». Имеется в виду инцидент и реакция на него. Вторая — наиболее распространенная —  формулируется «Как... так и...». В  основе этой ситуации — сопоставление  желаемого, идеального события с  его природным прообразом, выступающим  в качестве эталона. Однако есть и  более сложные заклинания:

 

 

 

 

В первой части заклинания обозначается некий злодей, не называемый по имени. Во второй части подробно описывается тамариск, бывший священным  деревом шумеров из-за своей устойчивости к засухе и пригодности для  изготовления рукоятей различных орудий труда. Ствол тамариска уподобляется богу недвижного неба Ану, корень дерева является местом обитания предка Энлиля — андрогина Энки-Нинки, живущего на входе в водную бездну; кроне дан эпитет «умаститель Энлиля». Из другого заговора мы знаем о сравнении тамариска с мыльным корнем, который втирал правителю жрец-умаститель. В третьей части тамариск заклинается жизнью всех трех сфер мира, к которым он причастен: сферой Ана (неподвижные звезды), Энлиля (обитаемый мир) и Уту-Солнца (власть над живыми и мертвыми). В последней части заклинания зло удаляется от человека. Весь заговор скрепляется именем владычицы магических формул Нингиримы.