Литература в Англии 19 в.

ПИСЬМА СТЕЛЛЕ

Зима 1711 года выдалась на редкость унылой: весь декабрь над Лондоном хмурились тучи, дул ветер, надоели  дожди… А 22-го, три дня назад, наконец-то подморозило, и с неба посыпались не колючие мелкие капли, а пушистые снежинки. И сразу послышались  в воздухе едва уловимые нотки  корицы, почувствовался аромат Рождества…Только не до Рождества доктору Свифту и не до веселого рождественского мороза. В чудеса он, кажется, не верит, да к тому же сильная простуда заставляет сидеть дома и не прибавляет оптимизма: самочувствие у него «преотвратительное».Но одно развлечение все же есть — а никакого другого и не нужно! Взять большой лист хорошей бумаги, обмакнуть перо в чернильницу и начать писать: «Желаю МД веселого Рождества…»«МД! Кто это?» — задумается читатель. Вообще-то, если честно, никто этого точно не знает, ведь 65 писем, о которых я толкую, не предназначались для посторонних глаз. Но предположить все же можно.Итак, МД. Это означает «моя дорогая», так Джонатан Свифт обращается к мисс Эстер Джонсон, которую несколько лет спустя назовет своей Звездой — Стеллой. И под этим именем увековечит. Он знает ее почти всю жизнь: когда 22-летний студент Дублинского университета, новоиспеченный бакалавр искусств Джонатан Свифт впервые увидел Эстер, ей только-только исполнилось восемь лет. Она была воспитанницей сэра Уильяма Темпла, влиятельного дипломата

и очень образованного  человека. Правда, к тому времени  Темпл удалился от дел и мирно  жил в своем поместье Мур-Парк неподалеку от Лондона — разводил цветы, читал античных классиков, сочинял  философские труды в духе эпикурейцев  и принимал друзей, наведывавшихся к нему из Лондона.Стелла означает Звезда. Этим именем Джонатан Свифт впервые назвал Эстер Джонсон в стихотворении, написанном ко дню ее рождения в 1719 году. Имя Стелла появилось в Дневнике благодаря издавшему его Дину Свифту.Стелла означает "Звезда". Этим именем Джонатан Свифт впервые назвал Эстер Джонсон в стихотворении, написанном ко дню ее рождения в 1719 году. Имя Стелла появилось в "Дневнике..." благодаря издавшему его Дину Свифту.Джонатан поступил к Темплу секретарем. Ах, да! Было это 22 года назад. Незаурядные люди, прекраснейшая библиотека (секретарь сэра Темпла любит Пиндара, Аристофана, Лукиана), споры на философские и литературные темы. И очаровательный, веселый ребенок с черными, как вороново перо, волосами и живыми глазами! Сэр Уильям поручил Свифту обучать Эстер основным дисциплинам. Однако, независимый и очень честолюбивый, юноша сразу начал тяготиться ролью слуги-секретаря и через год уехал в Ирландию. А еще через год вернулся.Пытаясь добиться лучшего положения, он несколько раз будет уезжать из Мур-Парка, а потом возвращаться.В последнее свое возвращение он, уже священник англиканской церкви, не узнает Эстер — его встретит прекрасная девушка. Она поразит Свифта своей грациозностью («каждая черта ее лица — воплощенное совершенство»), цветением юности, воодушевлением и чистотой, но вместе с тем глубиной и умом. И незаметно из дружбы вырастет любовь…После смерти сэра Уильяма Свифт вернулся в Ирландию, получив приход в деревушке Ларакор, и уговорил Стеллу перебраться поближе к нему, в Дублин.Но постойте-ка! МД — это еще и «мои дорогие», ведь у всех этих писем был второй адресат — миссис Ребекка Дингли, подруга и компаньонка Эстер. Они вдвоем (Эстер не замужем, ей нельзя себя компрометировать) перебрались в Ирландию в сентябре 1701 года и поселились в доме, который подыскал для них Свифт.О, это было чудеснейшее время! Едва окончив вечернюю службу, он мчал верхом через ночь к своим МД. И как преображался в их присутствии! Читал им Шекспира, собственные стихи, сыпал остротами, каламбурил... И уже за полночь мчал обратно в Ларакор. В свободные от службы дни Свифт приезжал в Дублин, и они втроем гуляли по городу, бродили по дорожкам его парков, наносили визиты друзьям. Те видели: Джонатан и Эстер словно созданы друг для друга — и никак не могли понять, почему они не обвенчаются и не создадут семью...В сентябре 1710 года Джонатан Свифт отправил первые письма Эстер Джонсон, положившие начало Дневнику для СтеллыВ сентябре 1710 года Джонатан Свифт отправил первые письма Эстер Джонсон, положившие начало "Дневнику для Стеллы"В 1710 году Свифт, которому тесно было в захолустном Ларакоре (вся Ирландия была ему мала), уехал в Лондон — туда, где разгорались политические страсти, где вершились судьбы. Три года между тори и вигами, три года убийственных насмешек, язвительных заметок, разгромных памфлетов, заставивших англичан открыть глаза на многие язвы общества. Его слово — оружие, которого все боятся, но которое все хотят заполучить для себя, чтобы добиваться своих интересов. И потому неистового священника, приобретшего «славу» ненавистника людей, приглашают к себе на обед самые знатные люди Англии. С ним все хотят водить дружбу.Но в жизни человеческой не найдешь только белого или только черного цвета: мотивов у одного поступка подчас великое множество, и назван и очевиден только один или два, но сколько еще тайных. Особенно не хочется забывать этого, говоря о Джонатане Свифте.Да, наверное, ему льстило внимание блестящих аристократов. Наверное, он страстно желал делать политику, как сказали бы сейчас… Но не кажется ли вам, что за маской грозного обличителя прятался человек, которому очень хотелось найти понимания? И не кажется ли, что за яростной борьбой за победу то ли тори, то ли вигов, то ли (после 1713 года) всех ирландцев над всеми англичанами, которую только и смогли разглядеть современники (потому что их жизнь ограничивалась ею), стоял философ, в одиночку

сражавшийся за все человечество — с этим самым человечеством, и в первую очередь с самим  собой. И в этой борьбе ни к кому не знал пощады, и в первую очередь самого себя не щадил.Может, потому и не оставались никогда наедине так любившие друг друга Свифт и Эстер (вечная свидетельница Дингли…), что хотели уберечь свою любовь от малейшей примеси того, что потом, в «Гулливере», он окрестит словечком «йеху»? Хотели сохранить чистоту любви двух душ?.. «Ну, это он, конечно…» Да уж, понять Свифта и Стеллу не могли ни современники, ни потомки, вот и выискивали в их отношениях «что-то», пытались объяснить «тайну» каждый на свой взгляд, опуская Гулливера-Свифта до своего, подчас лилипутского роста…А что если они знали, что какой бы счастливой или несчастной ни была жизнь на этой земле, после того как она подойдет к концу, начнется другая? Ведь называли же ирландцы своего декана потомком справедливых ирландских королей. Может, — Бог с ним, с веком разума! — верил он в существование в том, Ином мире страны Вечной Любви, где их со Стеллой ничто не сможет разлучить, где никто не будет их судить и объяснять поступки, где они будут по-настоящему, глубоко счастливы (клеветники и насмешники ведь не попадают в ту прекрасную страну), — только если в этой жизни сберегут свою любовь… Может, так оно было, а может, совсем не так… Главное не мы. Главное, что Эстер поняла и приняла условие Свифта. Так пишут: «условие». Хотя, может быть, надо: обещание?В 1713 году Джонатан Свифт стал деканом (старшим священником) собора Святого Патрика в Дублине. Живя в Ирландии, он отдавал очень много времени, сил и таланта, защищая права ирландцев.В 1713 году Джонатан Свифт стал деканом (старшим священником) собора Святого Патрика в Дублине. Живя в Ирландии, он отдавал очень много времени, сил и таланта, защищая права ирландцев.Кажется, пора перейти к дневнику…Он начал писать его, едва устроился в Лондоне. Через два дня после приезда. Если быть точными, это были письма на манер дневника. Каждый день утром или вечером — а часто и утром, и вечером — Свифт в подробностях рассказывает Эстер, что он делал днем: кого встречал, с кем обедал, что ел, кому наносил визиты, кому писал письма, как себя чувствовал; конечно, рассказывает о том, что занимает все его мысли и ради чего он приехал в Лондон, — о политике (и, как ребенок, радуется, что и МД превратились в заядлых политиков). И так же обстоятельно расспрашивает Эстер и Дингли, чем там занимаются они, ходят ли каждый день гулять, ездит ли «малютка Джонсон» верхом («она должна уже быть теперь в добром здравии»), по-прежнему ли подолгу играют в карты, с кем обедают, как поживают его и их знакомые, «у нас появились каштаны и севильские апельсины; а у вас есть апельсины?» — и так далее, в той же манере…«Вот ведь! И была охота тратить целые часы на такие пустяки!»А знаете, как радуются этим «пустякам» историки и литературоведы: это же прямо-таки энциклопедия английской жизни XVIII века! И сколько подробностей из жизни самого скрытного из всех писателей!Осилит ли этот дневник наш брат — простой читатель? Тут хочется, в подражание Свифту, написать что-то вроде: дааааа уж… вряд ли… ну какое кому дело до севильских апельсинов, съеденных 300 лет назад?..А случалось ли вам когда-нибудь влюбиться? Ой, что это я! Не так! А помните ли, как вы в разлуке (даже короткой) с любимым человеком, постоянно думали о нем (о ней): как он, что он, что делает — прямо сейчас, в этот самый миг, когда я иду по улице домой и смотрю на город, ждущий Нового года; о чем он думает, и если читает, то что, а если ужинает, то тоже — что (и пусть кто-нибудь попробует мне сказать, что это пустяки!)… И ты на самом деле даже не думаешь, а пытаешься, минуя все физические преграды и расстояния, прикоснуться к любимому (любимой) сердцем…Страница одного из 65 писем Свифта к Эстер Джонсон, которые составили Дневник для Стеллы. Он появился через много лет после того, как была окончена эта переписка, - в 1784 году.Страница одного из 65 писем Свифта к Эстер Джонсон, которые составили "Дневник для Стеллы". Он появился через много лет после того, как была окончена эта переписка, - в 1784 году.Сдается мне, и Свифту было все равно, апельсины ли, каштаны. Его воодушевляет и наполняет глубоким счастьем другое: «С того времени, как мы с вами расстались, не было, я думаю, такой минуты, когда бы в пути не находилось письмо к или от ПМД».Кто такой ПМД? О, это очень просто! МД — «мои дорогие», мы уже знаем, а П — Престо. По-итальянски «быстрый, скорый», то же что Свифт по-английски. Так он называет себя в письмах Эстер. И это не просто очередное придуманное имя, это «другое мое я».«Стоит мне узнать, что вы там счастливы и веселы, и я здесь чувствую себя счастливым, и когда я читаю ваше письмо или пишу вам, то с трудом могу себе представить, что вас нет со мной рядом. Нет, право, вы и сейчас подле меня, на этом листке, и потому я постоянно вижусь и говорю с вами каждый вечер, а иногда и утро, хотя по утрам все же не всегда, потому что это несколько нескромно для молодых дам, не правда ли?» — Престо и Эстер вместе, хотя их и разделяет море, и, как всем влюбленным, им надо сказать друг другу обо всем на свете, им хочется все-все друг о друге знать. И чем длиннее письмо, тем дольше длится их беседа, тем сильнее бьется сердце и огромней радость!А часто, пользуясь тем, что их никто не видит и не слышит, они начинают шутить и дурачиться. «И буквы, мои милые, следует писать с наклоном в эту сторону, в эту сторону, — показывает как, — потому что, черт побери, есть некоторая разница между таким наклоном, — показывает, — и таким. Нет, я покажу вам, как надо: пишите в эту сторону, а не в ту». Свифт частенько журит Стеллу за ошибки, заставляет исправлять их, а сам… Сам пишет то мелко-мелко (так их разговор точно никто не подслушает!), то огромными буквами, с наклоном то вправо, то влево, легко переходит с прозы на рифму, сочиняет «английские (ирландские) поговорки», коверкает слова («мои длагоценнейшие»), называет себя «плутишкой» (Бог мой, и это гроза всего лондонского общества!), а то напишет что-нибудь вроде: «Уже зааа полночь…» — это значит, что он зевает и ложится спать. Они изобретут свой, особенный язык, который литературоведы назовут детским, и будут удивляться: «…и такие письма 44-летний мужчина писал 30-летней женщине?» Писал, и Эстер-Стелла была счастливейшей из дам!Так же как и многие свои памфлеты, Путешествия Гулливера Свифт издал без подписи. Однако все сразу узнали автора.Так же как и многие свои памфлеты, "Путешествия Гулливера" Свифт издал без подписи. Однако все сразу узнали автора.Со временем, когда неудачи одолеют, а честолюбивые надежды растают как дым, тон Свифта изменится, станет сухим, быстрым, письма больше будут напоминать отчеты. Потом и виги и тори спровадят Гулливера в Ирландию, он станет деканом собора Святого Патрика, но из-за моря все так же будет не давать покоя англичанам. Потом выйдут «Путешествия Гулливера» и будут иметь небывалый успех. Случится история с другой Эстер, мисс Ванорми, — Ванессой, и много статей появится о Джонатане Свифте и двух «погубленных» им дамах.Много чего еще будет в его жизни. И больше горького… 17 лет он будет страдать, оставшись без понимающего взгляда и нежной улыбки Эстер. А когда беспокойная душа Джонатана Свифта оставит этот мир, его похоронят в соборе Святого Патрика, рядом с ней. И конечно же там, в стране Вечной Любви, его встретит его любимая Звезда — Стелла. «Они любили как умели, страдали как умели... но помыслы их были чисты…» — скажет о них Григорий Горин в своей замечательной пьесе «Дом, который построил Свифт».

ДАНИЭЛЬ ДЕФО родился в 1660 или 1661 году в Лондоне. Его отец его был мясником.

Рано пробудившаяся в  Даниэле страсть к чтению, вызванная  его ненасытной любознательностью, вызывала у его матери серьёзные  опасения за будущность сына, но отцу давала надежду, что мальчик со временем может стать дельным купцом или  духовным лицом. Мать с этим мнением  не соглашалась, так как Даниэль  увлекался чтением книг преимущественно  исторического содержания, описаниями путешествий и фантастических приключений.Когда Дефо исполнилось двенадцать лет, его отдали в школу, где он пробыл до шестнадцатилетнего возраста. Окончив школу, юноша по настоянию отца поступил в контору одного богатого торговца, обещавшего через несколько лет сделать Даниэля участником своего дела. Даниель добросовестно исполнял свои обязанности. Однако, не имея ни малейшей склонности к коммерческой деятельности, года через три он увлекся журналистикой и начал печатать свои статьи по вопросам, волновавшим общество, в одном из политических журналов.Лет двадцати Даниель Дефо вступил в ряды армии герцога Монмаута, который восстал против своего дяди, Якова Стюарта, проводившего во время своего правления профранцузскую политику. Яков подавил восстание и сурово расправился с мятежниками. Даниелю Дефо пришлось скрываться от преследований.С наступлением более благоприятных времен, то есть с вступлением на престол Вильгельма Оранского, Дефо вернулся к литературной деятельности. Когда народ начал роптать, что на престол посадили чужестранца, Даниель Дефо написал сатирическое стихотворение « Истинные англичане», в котором показал, что вся английская нация состоит из смеси различных племен, и поэтому нелепо смотреть неприязненно на безупречного во всех отношениях короля только потому, что он родился не в Англии, а в Голландии. Это стихотворение наделало много шума при дворе и в обществе. Вильгельм пожелал видеть автора и сделал ему довольно значительный денежный подарок.В 1702 году на английский престол взошла королева Анна, последняя из Стюартов, находившаяся под влиянием партии консерваторов. Дефо написал свою знаменитую сатирическую брошюру «Вернейшее средство отделаться от диссентеров». Диссентерами назвались в Англии протестантские сектанты. В этой брошюре автор советовал парламенту не стесняться с беспокоившими его новаторами и вешать их всех или ссылать на галеры. Сначала в парламенте не поняли истинного смысла сатиры и обрадовались, что Даниель Дефо направил свое перо против сектантов. Потом кто-то раскусил действительный смысл сатиры. Парламент признал его мятежником, приговорил его к денежному штрафу, к выставлению у позорного столба и к тюремному заключению. Но восторженный народ усыпал ему путь к позорному столбу цветами и устроил овацию. Во время своего пребывания в тюрьме Дефо написал «Гимн позорному столбу» и ухитрялся издавать журнал «Обозрение».Через два года Дефо был освобожден из тюрьмы. По поручению министра Гарлея отправился в Шотландию с дипломатической миссией - подготовить почву для соединения Шотландии с Англией. Дефо оказался талантливым дипломатом и блестяще выполнил возложенную на него задачу.По вступлении на английский престол Ганноверского дома, Даниель Дефо пишет еще одну ядовитую статью, за которую парламент присудил ему огромный штраф и заключение в тюрьму. Это наказание заставило его навсегда оставить политическую деятельность и посвятить себя исключительно беллетристике.

После освобождения из заключения Даниэль Дефо издает «Робинзона Крузо». Эта книга вышла в 1719 году. Сам  Дефо путешествовал всего один раз: в молодости он совершил плавание в Португалию, а все остальное  время жил на родине. Но сюжет  романа писатель взял из жизни. Жители Англии на рубеже 17-18 веков неоднократно могли слышать от моряков рассказы о людях, живших более или менее  продолжительное время на различных  необитаемых островах. Но ни одна история  в этом роде не привлекла к себе столько внимания как история  шотландского матроса Александра Селкирка, который жил на необитаемом острове  в полном одиночестве четыре года и четыре месяца(1705-1709), пока его не подобрал проходивший мимо корабль. История Селкирка и послужила  важнейшим источником для «Робинзона». Эта книга заслужила необыкновенную популярность не только в Англии, но и во всех странах цивилизованного  мира. Весь роман проникнут просветительскими  идеями - прославлением разума, оптимизмом и проповедью труда.Ободренный громадным успехом «Робинзона», Даниэль Дефо написал еще множество других сочинений в том же духе: «Морской разбойник», «Полковник Джек», «Путешествие вокруг света», «Политическая история дьявола» и другие. Дефо написал более двухсот книг и брошюр, пользовавшихся успехом у современников. Но, несмотря на это, он, подобно другим талантам, жил и умер в нужде в Лондоне. Ранние биографы Дефо рассказывают, что надгробная плита, установленная на его могиле в 18 веке имела скромную, но многозначительную надпись: «Даниэль Дефо автор «Робинзона Крузо». Умер 24 апреля 1731 года на 70-м году от рождения».Что касается литературного значения Дефо, то в этом отношении его смело можно считать предшественником Ричардсона и Филдинга и основателем той литературной школы, которая достигла в Англии своего наивысшего расцвета при Диккенсе и Теккерее.

Жизнь и удивительные приключения  Робинзона Крузо

Жизнь, необык­но­венные и  удиви­тельные приклю­чения Робин­зона Крузо, моряка из Йорка, прожив­шего 28 лет в полном одино­че­стве на необи­та­емом острове у берегов  Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораб­ле­кру­ше­нием, во время кото­рого весь экипаж корабля  кроме него погиб, с изло­же­нием его неожи­дан­ного осво­бож­дения пира­тами; напи­санные им самим.Робинзон был третьим сыном в семье, баловнем, его не гото­вили ни к какому ремеслу, и с детских лет его голова была набита «всякими бред­нями» — главным образом мечтами о морских путе­ше­ствиях. Старший его брат погиб во Фландрии, сражаясь с испан­цами, без вести пропал средний, и поэтому дома слышать не хотят о том, чтобы отпу­стить послед­него сына в море. Отец, «человек степенный и умный», слезно умоляет его стре­миться к скром­ному суще­ство­ванию, на все лады превоз­нося «среднее состо­яние», убере­га­ющее чело­века здра­во­мыс­ля­щего от злых преврат­но­стей судьбы. Увеще­вания отца лишь на время урезо­ни­вают 18-летнего недо­росля. Попытка несго­вор­чи­вого сына зару­читься поддержкой матери тоже не увен­чи­ва­ется успехом, и еще без малого год он надры­вает роди­тель­ские сердца, пока 1 сентября 1651 г. не отплы­вает из Гулля в Лондон, соблаз­нив­шись бесплатным проездом (капитан — отец его прия­теля).Уже первый день на море стал пред­ве­стьем грядущих испы­таний. Разыг­рав­шийся шторм пробуж­дает в душе ослуш­ника раска­яние, впрочем, улег­шееся с непо­годой и окон­ча­тельно разве­янное попойкой («как обык­но­венно у моряков»). Через неделю, на ярмут­ском рейде, нале­тает новый, куда более свирепый шторм. Опыт­ность команды, само­от­вер­женно спаса­ющей корабль, не помо­гает: судно тонет, моряков подби­рает шлюпка с сосед­него суде­нышка. На берегу Робинзон снова испы­ты­вает мимо­летное иску­шение внять суро­вому уроку и вернуться в роди­тель­ский дом, но «злая судьба» удер­жи­вает его на избранном гибельном пути. В Лондоне он знако­мится с капи­таном корабля, гото­вя­ще­гося идти в Гвинею, и решает плыть с ними — благо, это ни во что ему не обой­дется, он будет «сотра­пез­ником и другом» капи­тана. Как же будет корить себя поздний, умуд­ренный испы­та­ниями Робинзон за эту свою расчет­ливую беспеч­ность! Наймись он простым матросом, он научился бы обязан­но­стям и работе моряка, а так он всего-навсего купец, дела­ющий удачный оборот своим сорока фунтам. Но какие-то море­ходные знания он приоб­ре­тает: капитан охотно зани­ма­ется с ним, коротая время. По возвра­щении в Англию капитан вскоре умирает, и Робинзон уже само­сто­я­тельно отправ­ля­ется в Гвинею.То была неудачная экспе­диция: их судно захва­ты­вает турецкий корсар, и юный Робинзон, словно во испол­нение мрачных проро­честв отцa, проходит тяжелую полосу испы­таний, превра­тив­шись из купца в «жалкого раба» капи­тана разбой­ни­чьего судна. Тот исполь­зует его на домашних работах, в море не берет, и на протя­жении двух лет у Робин­зона нет никакой надежды вырваться на свободу. Хозяин между тем ослаб­ляет надзор, посы­лает плен­ника с мавром и маль­чиком Ксури ловить рыбу к столу, и однажды, далеко отплыв от берега, Робинзон выбра­сы­вает за борт мавра и скло­няет к побегу Ксури. Он хорошо подго­то­вился: в лодке есть запас сухарей и пресной воды, инстру­менты, ружья и порох. В пути беглецы постре­ли­вают на берегу живность, даже убивают льва и леопарда, миро­лю­бивые туземцы снаб­жают их водой и пищей. Наконец их подби­рает встречный порту­галь­ский корабль. Снис­ходя к бедствен­ному поло­жению спасен­ного, капитан берется бесплатно довезти Робин­зона в Бразилию (они туда плывут); более того, он поку­пает его баркас и «верного Ксури», обещая через десять лет («если он примет христи­ан­ство») вернуть маль­чику свободу. «Это меняло дело», благо­душно заклю­чает Робинзон, покончив с угры­зе­ниями совести.В Бразилии он устра­и­ва­ется осно­ва­тельно и, похоже, надолго: полу­чает бразиль­ское поддан­ство, поку­пает землю под план­тации табака и сахар­ного трост­ника, в поте лица трудится на ней, запоз­дало жалея, что рядом нет Ксури (как помогла бы лишняя пара рук!). Пара­док­сально, но он приходит именно к той «золотой сере­дине», которой его соблазнял отец, — так зачем было, сокру­ша­ется он теперь, поки­дать роди­тель­ский дом и заби­раться на край света? Соседи-план­та­торы к нему распо­ло­жены, охотно помо­гают, ему удается полу­чить из Англии, где он оставил деньги у вдовы своего первого капи­тана, необ­хо­димые товары, земле­дель­че­ские орудия и хозяй­ственную утварь. Тут бы успо­ко­иться и продол­жать свое прибыльное дело, но «страсть к скита­ниям» и, главное, «желание обога­титься скорее, чем допус­кали обсто­я­тель­ства» побуж­дают Робин­зона резко сломать сложив­шийся образ жизни.Все нача­лось с того, что на план­та­циях требо­ва­лись рабочие руки, а неволь­ничий труд обхо­дился дорого, поскольку доставка негров из Африки была сопря­жена с опас­но­стями морского пере­хода и еще затруд­нена юриди­че­скими препо­нами (например, англий­ский парла­мент разрешит торговлю рабами частным лицам только в 1698 г.). Наслу­шав­шись рассказов Робин­зона о его поездках к берегам Гвинеи, соседи-план­та­торы решают снаря­дить корабль и тайно привезти в Бразилию неволь­ников, поделив их здесь между собой. Робин­зону пред­ла­га­ется участ­во­вать в каче­стве судо­вого приказ­чика, ответ­ствен­ного за покупку негров в Гвинее, причем сам он не вложит в экспе­дицию никаких денег, а неволь­ников получит наравне со всеми, да еще в его отсут­ствие компа­ньоны будут надзи­рать за его план­та­циями и блюсти его инте­ресы. Конечно, он соблаз­ня­ется выгод­ными усло­виями, привычно (и не очень убеди­тельно) кляня «бродяж­ни­че­ские наклон­ности». Какие «наклон­ности», если он обсто­я­тельно и толково, соблюдая все кани­тельные формаль­ности, распо­ря­жа­ется остав­ля­емым имуще­ством! Никогда прежде судьба не предо­сте­ре­гала его столь внятно: он отплы­вает первого сентября 1659 г., то есть день в день спустя восемь лет после побега из роди­тель­ского дома. На второй неделе плавания налетел жестокий шквал, и двена­дцать дней их трепала «ярость стихий». Корабль дал течь, нуждался в починке, команда поте­ряла троих матросов (всего на судне семна­дцать человек), и было уже не до Африки — скорее бы добраться до суши. Разыг­ры­ва­ется второй шторм, их относит далеко от торговых путей, и тут в виду земли корабль садится на мель, и на един­ственной остав­шейся шлюпке команда «отда­ется на волю бушу­ющих волн». Даже если они не пере­тонут, гребя к берегу, у суши прибой разнесет их лодку на куски, и прибли­жа­ю­щаяся земля кажется им «страшнее самого моря». Огромный вал «вели­чиной с гору» опро­ки­ды­вает лодку, и обес­силевший, чудом не добитый насти­га­ю­щими волнами Робинзон выби­ра­ется на сушу.Увы, он один спасся, свиде­тель­ством чему выбро­шенные на берег три шляпы, фуражка и два непарных башмака. На смену исступ­ленной радости приходят скорбь по погибшим това­рищам, муки голода и холода и страх перед дикими зверями. Первую ночь он проводит на дереве. К утру прилив пригнал их корабль близко к берегу, и Робинзон вплавь доби­ра­ется до него. Из запасных мачт он соору­жает плот и грузит на него «все необ­хо­димое для жизни»: съестные припасы, одежду, плот­ницкие инстру­менты, ружья и писто­леты, дробь и порох, сабли, пилы, топор и молоток. С неимо­верным трудом, каждую минуту рискуя опро­ки­нуться, он приводит плот в спокойный заливчик и отправ­ля­ется подыс­кать себе жилье. С вершины холма Робин­зону уясня­ется его «горькая участь»: это остров, и, по всем признакам, — необи­та­емый. Огра­див­шись со всех сторон сунду­ками и ящиками, он проводит на острове вторую ночь, а утром снова вплавь отправ­ля­ется на корабль, торо­пясь взять что можно, пока первая же буря не разо­бьет его в щепки. В эту поездку Робинзон забрал с корабля множе­ство полезных вещей — опять ружья и порох, одежду, парус, тюфяки и подушки, железные ломы, гвозди, отвертку и точило. На берегу он соору­жает палатку, пере­носит в нее от солнца и дождя съестные припасы и порох, устра­и­вает себе постель. Всего он двена­дцать раз наве­дался на корабль, всегда разжи­ваясь чем-нибудь ценным — пару­синой, снастями, суха­рями, ромом, мукой, «желез­ными частями» (их он, к вели­кому огор­чению, почти целиком утопил). В свой последний заезд он набрел на шифо­ньерку с день­гами (это один из знаме­нитых эпизодов романа) и фило­софски рассудил, что в его поло­жении вся эта «куча золота» не стоит любого из ножей, лежавших в соседнем ящике, однако, пораз­мыслив, «решил взять их с собой». В ту же ночь разыг­ра­лась буря, и наутро от корабля ничего не оста­лось.Первейшей заботой Робин­зона стано­вится устрой­ство надеж­ного, безопас­ного жилья — и главное, в виду моря, откуда только и можно ожидать спасения. На скате холма он находит ровную полянку и на ней, против неболь­шого углуб­ления в скале, решает разбить палатку, оградив её часто­колом вбитых в землю крепких стволов. Войти в «крепость» можно было только по приставной лест­нице. Углуб­ление в скале он расширил — полу­чи­лась пещера, он исполь­зует её как погреб. На эти работы ушло много дней. Он быстро наби­ра­ется опыта. В самый разгар стро­и­тельных работ хлынул дождь, сверк­нула молния, и первая мысль Робин­зона: порох! Не страх смерти напугал его, а возмож­ность одним разом поте­рять порох, и он две недели пере­сы­пает его в мешочки и ящички и прячет в разные места (не менее сотни). Заодно он знает теперь, сколько у него пороха: двести сорок фунтов. Без цифр (деньги, товары, груз) Робинзон уже не Робинзон.Очень важно это «заодно»: осва­и­ваясь в новой жизни, Робинзон, делая что-то «одно», будет всегда приме­чать идущее на пользу «другое» и «третье». Перед знаме­ни­тыми героями Дефо, Роксаной и Молль Флен­дерс, стояла та же задача: выжить! Но для этого им требо­ва­лось освоить пусть нелегкую, но одну «профессию» — курти­занки и соот­вет­ственно воровки. Они жили с людьми, умело поль­зо­ва­лись их сочув­ствием, пара­зи­ти­ро­вали на их слабо­стях, им помо­гали толковые «настав­ники». А Робинзон одинок, ему проти­во­стоит мир, глубоко безраз­личный к нему, просто не веда­ющий о его суще­ство­вании, — море, ветры, дожди, этот остров с его дикой флорой и фауной. И чтобы выжить, ему пред­стоит освоить даже не «профессию» (или множе­ство их, что, впрочем, он сделает), но законы, «нравы» окру­жа­ю­щего мира и взаи­мо­дей­ство­вать, считаясь с ними. В его случае «жить» значит все приме­чать — и учиться. Так, он не сразу дога­ды­ва­ется, что козы не умеют смот­реть вверх, зато потом будет легко добы­вать мясо, стреляя со скалы или холма. Его выру­чает не одна природная смекалка: из циви­ли­зо­ван­ного мира он принес пред­став­ления и навыки, позво­лившие ему «в полной безмолвия печаль­нейшей жизни» уско­ренно пройти основные этапы станов­ления обще­ствен­ного чело­века — иначе говоря, сохра­ниться в этом каче­стве, не одичать, подобно многим прото­типам. Тех же коз он научится одомаш­ни­вать, добавит к мясному столу молочный (он будет лако­миться сыром). А сэко­ном­ленный порох еще как приго­дится! Помимо ското­вод­ства, Робинзон наладит земле­делие, когда прорастут вытрях­нутые с трухой из мешка зерна ячменя и риса. Пона­чалу он увидит в этом «чудо», сотво­ренное мило­стивым Прови­де­нием, но вскоре вспомнит про мешок и, пола­гаясь на одного себя, в свой срок уже будет засе­вать немалое поле, успешно борясь с перна­тыми и четве­ро­но­гими граби­те­лями.Приоб­щенный исто­ри­че­ской памяти, возрастая от опыта поко­лений и уповая на будущее, Робинзон хоть и одинок, но не затерян во времени, отчего первейшей заботой этого жизне­стро­и­теля стано­вится соору­жение кален­даря — это большой столб, на котором он каждый день делает зарубку. Первая дата там — трид­цатое сентября 1659 г. Отныне каждый его день назван и учтен, и для чита­теля, прежде всего тогдаш­него, на труды и дни Робин­зона падает отсвет большой истории. За время его отсут­ствия в Англии была восста­нов­лена монархия, и возвра­щение Робин­зона «подга­дает» к «Славной рево­люции» 1688 г., приведшей на трон Виль­гельма Оран­ского, добро­же­ла­тель­ного патрона Дефо; в эти же годы в Лондоне случится «Великий пожар» (1666 г.), и воспря­нувшее градо­стро­и­тель­ство неузна­ваемо изменит облик столицы; за это время умрут Мильтон и Спиноза; Карл II издаст «Хабеас корпус акт» — закон о непри­кос­но­вен­ности личности. А в России, которой, как выяс­нится, тоже будет небез­раз­лична судьба Робин­зона, в это время сжигают Авва­кума, казнят Разина, Софья стано­вится регентшей при Иване V и Петре I. Эти дальние зарницы мерцают над чело­веком, обжи­га­ющим глиняный горшок.Среди «не особо ценных» вещей, прихва­ченных с корабля (вспомним «кучу золота»), были чернила, перья, бумага, «три очень хороших Библии», астро­но­ми­че­ские приборы, подзорные трубы. Теперь, когда быт его нала­жи­ва­ется (с ним, кстати, живут три кошки и собака, тоже кора­бельные, потом приба­вится в меру разго­вор­чивый попугай), самое время осмыс­лить проис­хо­дящее, и, покуда не кончи­лись чернила и бумага, Робинзон ведет дневник, чтобы «хоть сколько-нибудь облег­чить свою душу». Это свое­об­разный гроссбух «зла» и «добра»: в левой колонке — он выброшен на необи­та­емый остров без надежды на избав­ление; в правой — он жив, а все его това­рищи утонули. В днев­нике он подробно описы­вает свои занятия, произ­водит наблю­дения — и приме­ча­тельные (отно­си­тельно ростков ячменя и риса), и повсе­дневные («Шел дождь». «Опять весь день дождь»).Случив­шееся земле­тря­сение вынуж­дает Робин­зона заду­маться о новом месте для жилья — под горой небез­опасно. Между тем к острову приби­вает потер­певший крушение корабль, и Робинзон берет с него стро­и­тельный мате­риал, инстру­менты. В эти же дни его свали­вает лихо­радка, и в горя­чечном сне ему явля­ется «объятый пламенем» человек, грозя смертью за то, что он «не раска­ялся». Сокру­шаясь о своих роковых заблуж­де­ниях, Робинзон впервые «за много лет» творит пока­янную молитву, читает Библию — и по мере сил лечится. На ноги его поднимет ром, насто­янный на табаке, после кото­рого он проспал две ночи. Соот­вет­ственно из его кален­даря выпал один день. Попра­вив­шись, Робинзон наконец обсле­дует остров, где прожил уже больше десяти месяцев. В его равнинной части среди неве­домых растений он встре­чает знакомцев — дыню и вино­град; последний его особенно радует, он будет сушить его на солнце, и в межсе­зонье изюм подкрепит его силы. И живно­стью богат остров — зайцы (очень невкусные), лисицы, чере­пахи (эти, наоборот, приятно разно­об­разят его стол) и даже вызы­ва­ющие недо­умение в этих широтах пинг­вины. На эти райские красоты он смотрит хозяй­ским глазом — делить их ему не с кем. Он решает поста­вить здесь шалаш, хорошо укре­пить его и жить по нескольку дней на «даче» (это его слово), основное время проводя «на старом пепе­лище» вблизи моря, откуда может прийти осво­бож­дение.Непре­рывно трудясь, Робинзон и второй, и третий год не дает себе послаб­ления. Вот его день: «На первом плане рели­ги­озные обязан­ности и чтение Священ­ного Писания <...> Вторым из ежедневных дел была охота <...> Третьим была сорти­ровка, сушка и приго­тов­ление убитой или пойманной дичи». Прибавьте к этому уход за посе­вами, а там и сбор урожая; прибавьте уход за скотом; прибавьте работы по хозяй­ству (сделать лопату, пове­сить в погребе полку), заби­ра­ющие много времени и сил из-за недо­статка инстру­ментов и по неопыт­ности. Робинзон имеет право погор­диться собой: «Терпе­нием и трудом я довел до конца все работы, к которым был вынужден обсто­я­тель­ствами». Шутка сказать, он будет испе­кать хлеб, обхо­дясь без соли, дрожжей и подхо­дящей печи!Заветной его мечтой оста­ется построить лодку и добраться до мате­рика. Он даже не заду­мы­ва­ется над тем, кого и что он там встретит, главное — вырваться из неволи. Подго­ня­емый нетер­пе­нием, не обдумав, как доста­вить лодку от леса к воде, Робинзон валит огромное дерево и несколько месяцев выте­сы­вает из него пирогу. Когда же она наконец готова, ему так и не удастся спустить её на воду. Он стои­чески пере­носит неудачу: Робинзон стал мудрее и выдер­жаннее, он научился урав­но­ве­ши­вать «зло» и «добро». Обра­зо­вав­шийся досуг он благо­ра­зумно употреб­ляет на обнов­ление изно­сив­ше­гося гарде­роба: «строит» себе меховой костюм (брюки и куртку), шьет шапку и даже мастерит зонтик. В каждо­дневных трудах проходит еще пять лет, отме­ченных тем, что он-таки построил лодку, спустил её на воду и осна­стил парусом. К далекой земле на ней не добраться, зато можно объе­хать вокруг острова. Течение уносит его в открытое море, он с огромным трудом возвра­ща­ется на берег неда­леко от «дачи». Натер­пев­шись страху, он надолго утратит охоту к морским прогулкам. В этот год Робинзон совер­шен­ству­ется в гончарном деле и плетении корзин (растут запасы), а главное, делает себе царский подарок — трубку! На острове пропасть табаку.Его разме­ренное суще­ство­вание, напол­ненное трудами и полез­ными досу­гами, вдруг лопа­ется как мыльный пузырь. В одну из своих прогулок Робинзон видит на песке след босой ноги. Напу­ганный до смерти, он возвра­ща­ется в «крепость» и три дня отси­жи­ва­ется там, ломая голову над непо­сти­жимой загадкой: чей след? Веро­ятнее всего, это дикари с мате­рика. В его душе посе­ля­ется страх: вдруг его обна­ружат? Дикари могут его съесть (он слышал про такое), могут разо­рить посевы и разо­гнать стадо. Начав поне­многу выхо­дить, он прини­мает меры безопас­ности: укреп­ляет «крепость», устра­и­вает новый (дальний) загон для коз. Среди этих хлопот он опять набре­дает на чело­ве­че­ские следы, а затем видит и остатки канни­баль­ского пира. Похоже, на острове опять побы­вали гости. Ужас владеет им все два года, что он безвы­лазно оста­ется на своей части острова (где «крепость» и «дача»), живя «всегда насто­роже». Но посте­пенно жизнь возвра­ща­ется в «прежнее покойное русло», хотя он продол­жает строить крово­жадные планы, как отва­дить дикарей от острова. Его пыл охла­ждают два сооб­ра­жения: 1) это племенные распри, лично ему дикари не сделали ничего плохого; 2) чем они хуже испанцев, заливших кровью Южную Америку? Этим прими­ри­тельным мыслям не дает укре­питься новое посе­щение дикарей (идет двадцать третья годов­щина его пребы­вания на острове), выса­див­шихся на сей раз на «его» стороне острова. Справив свою страшную тризну, дикари уплы­вают, а Робинзон еще долго боится смот­реть в сторону моря.И то же море манит его надеждой на осво­бож­дение. Грозовой ночью он слышит пушечный выстрел — какой-то корабль подает сигнал бедствия. Всю ночь он палит огромный костер, а утром видит вдалеке остов разбив­ше­гося о рифы корабля. Истос­ко­вав­шись в одино­че­стве, Робинзон молит небо, чтобы «хоть один» из команды спасся, но «злой рок», словно в издевку, выбра­сы­вает на берег труп юнги. И на корабле он не найдет ни единой живой души. Приме­ча­тельно, что небо­гатая «добыча» с корабля не очень его огор­чает: он крепко стоит на ногах, вполне себя обес­пе­чи­вает, и радуют его только порох, рубахи, полотно — и, по старой памяти, деньги. Им неот­вязно владеет мысль о бегстве на материк, и поскольку в одиночку это неис­пол­нимо, на подмогу Робинзон мечтает спасти пред­на­зна­чен­ного «на убой» дикаря, рассуждая в привычных кате­го­риях: «приоб­рести слугу, а может быть, това­рища или помощ­ника». Он полтора года строит хитро­ум­нейшие планы, но в жизни, как водится, все выходит просто: приез­жают канни­балы, пленник сбегает, одного пресле­до­ва­теля Робинзон свали­вает прикладом ружья, другого застре­ли­вает насмерть.Жизнь Робин­зона напол­ня­ется новыми — и прият­ными — забо­тами. Пятница, как он назвал спасен­ного, оказался способным учеником, верным и добрым това­рищем. В основу его обра­зо­вания Робинзон закла­ды­вает три слова: «господин» (имея в виду себя), «да» и «нет». Он иско­ре­няет скверные дикар­ские привычки, приучая Пятницу есть бульон и носить одежду, а также «позна­вать истин­ного бога» (до этого Пятница покло­нялся «старику по имени Буна­муки, который живет высоко»). Овла­девая англий­ским языком. Пятница расска­зы­вает, что на мате­рике у его сопле­мен­ников живут семна­дцать спас­шихся с погиб­шего корабля испанцев. Робинзон решает построить новую пирогу и вместе с Пятницей вызво­лить плен­ников. Новый приезд дикарей нару­шает их планы. На этот раз канни­балы привозят испанца и старика, оказав­ше­гося отцом Пятницы. Робинзон и Пятница, уже не хуже своего госпо­дина управ­ля­ю­щийся с ружьем, осво­бож­дают их. Мысль собраться всем на острове, построить надежное судно и попы­тать счастья в море прихо­дится по душе испанцу. А пока засе­и­ва­ется новая делянка, отлав­ли­ва­ются козы — попол­нение ожида­ется немалое. Взяв с испанца клят­венное обещание не сдавать его инкви­зиции, Робинзон отправ­ляет его с отцом Пятницы на материк. А на восьмой день на остров жалуют новые гости. Взбун­то­вав­шаяся команда с англий­ского корабля привозит на расправу капи­тана, помощ­ника и пасса­жира. Робинзон не может упустить такой шанс. Поль­зуясь тем, что он тут знает каждую тропку, он осво­бож­дает капи­тана и его това­рищей по несча­стью, и впятером они разде­лы­ва­ются с него­дяями. Един­ственное условие, которое ставит Робинзон, — доста­вить его с Пятницей в Англию. Бунт усмирен, двое отъяв­ленных него­дяев висят на рее, еще троих остав­ляют на острове, гуманно снабдив всем необ­хо­димым; но ценнее провизии, инстру­ментов и оружия — сам опыт выжи­вания, которым Робинзон делится с новыми посе­лен­цами, всего их будет пятеро — еще двое сбегут с корабля, не очень доверяя прощению капи­тана.Двадца­ти­вось­ми­летняя одиссея Робин­зона завер­ши­лась: 11 июня 1686 года он вернулся в Англию. Его роди­тели давно умерли, но еще жива добрая прия­тель­ница, вдова его первого капи­тана. В Лиса­боне он узнает, что все эти годы его бразиль­ской план­та­цией управлял чиновник от казны, и, поскольку теперь выяс­ня­ется, что он жив, ему возвра­ща­ются все доходы за этот срок. Состо­я­тельный человек, он берет на свое попе­чение двух племян­ников, причем второго готовит в моряки. Наконец Робинзон женится (ему шесть­десят один год) «небез­вы­годно и вполне удачно во всех отно­ше­ниях». У него два сына и дочь.

Радости и горести знаменитой Молль Флендерс 1722

В обиходе это произ­ве­дение Дефо назы­вают кратко: «Молль Флен­дерс», а с подза­го­ловком название еще длиннее: «<...>, которая была двена­дцать лет содер­жанкой, пять раз замужем, двена­дцать лет  воровкой, восемь лет ссыльной в  Виргинии, но под конец жизни разбо­га­тела».Осно­вы­ваясь на том, что история её жизни «напи­сана» геро­иней в 1683 г. (как всегда, повест­во­вание у Дефо ведется от первого лица, а сам он скры­ва­ется за маской «изда­теля») и что самой ей в ту пору должно быть семь­десят или семь­десят один год, опре­де­ляем дату её рождения: около 1613 г. Молль роди­лась в тюрьме, в Ныогете; бере­менная ею воровка доби­лась смяг­чения приго­вора и после рождения дочери была сослана в колонию, а шести­ме­сячную девочку отдали на попе­чение «какой-то родствен­нице». Каков был этот надзор, можно дога­даться: уже в три года она скита­ется «с цыга­нами», отстает от них, и город­ские власти Колче­стера опре­де­ляют её к женщине, некогда знавшей лучшие времена. Та обучает сирот чтению и шитью, приви­вает им хорошие манеры. Трудо­лю­бивая и смыш­леная девочка рано (ей восемь лет) сознает унизи­тель­ность угото­ванной ей участи прислуги у чужих людей и объяв­ляет о своем желании стать «госпожой». Неглупый ребенок пони­мает это так: быть самой себе хозяйкой — «собственным трудом зара­ба­ты­вать на хлеб». На необычную «госпожу» приходят посмот­реть жена мэра с дочерьми и прочие расчув­ство­вав­шиеся горо­жанки. Ей дают работу, дарят деньги; она гостит в хорошем доме.Умирает преста­релая воспи­та­тель­ница, наслед­ница-дочь выстав­ляет девочку на улицу, прикар­манив её деньги (потом она их вернет), и четыр­на­дца­ти­летнюю Молль берет к себе «добрая насто­ящая госпожа», у которой она гостила. Здесь она прожила до семна­дцати лет. Поло­жение её не совсем понятно, обязан­ности по дому не опре­де­лены — скорее всего, она подружка дочерей, названая сестра, «воспи­тан­ница». Способная, пере­им­чивая девушка скоро не усту­пает барышням в танцах и игре на клави­кордах и спинете, бойко говорит по-фран­цузски, а поет даже лучше их. Природа не обошла её своими дарами — она красива и хорошо сложена. Последнее сыграет роковую роль в жизни «мисс Бетти» (Элизабет? — мы так и не узнаем её насто­я­щего имени), как зовут её в доме, поскольку в семье, помимо девочек, растут двое сыновей. Старший, «большой весельчак» и уже опытный дамский угодник, неуме­рен­ными похва­лами её красоте кружит голову девушке, льстит её тщеславию, превоз­нося перед сест­рами её досто­ин­ства. Уязв­ленные «барышни» настра­и­ва­ются против нее. Между тем старший брат (он так и оста­нется безы­мянным) обеща­ниями жениться и щедрыми подар­ками доби­ва­ется «так назы­ва­емой высшей благо­склон­ности». Разу­ме­ется, женитьбу он сулит, «лишь только вступит во владение своим имуще­ством», и, может быть, искренне полю­бившая его героиня еще долго доволь­ство­ва­лась бы ожида­нием (хотя более эти обещания не повто­ря­лись), не влюбись в нее младший брат, Робин. Этот бесхит­ро­стен и прост пугая мать и сестер, он не скры­вает своих чувств, а у «мисс Бетти» честно просит руки и сердца — его не смущает, что она беспри­дан­ница, Считая себя женой его стар­шего брата, та отка­зы­вает Робину и в отча­янии (счаст­ливый шанс упущен) призы­вает к реши­тель­ному объяс­нению своего любов­ника-мужа. А тот вроде бы и не отка­зы­ва­ется от своих обещаний, но, трезво оценивая реаль­ность («мой отец здоров и крепок»), сове­тует ей принять пред­ло­жение брата, внести мир в семью. Потря­сенная веро­лом­ством люби­мого, девушка заболе­вает горячкой, с трудом поправ­ля­ется и в конце концов согла­ша­ется на брак с Робином. Старший брат, с легким сердцем осудив «безрас­суд­ство моло­дости», отку­па­ется от любимой пятью­стами фунтами. Явные черты буду­щего психо­ло­ги­че­ского романа просту­пают в описании обсто­я­тельств этого заму­же­ства: лежа с мужем, она всегда пред­став­ляла себя в объя­тьях его брата, между тем Робин — славный человек и совсем не заслужил смерти пять лет спустя по воле автора; увы, по поводу его кончины вдова не проли­вала слез.Двоих детей от этого брака ново­ис­пе­ченная вдовушка остав­ляет у свекрови, живет безбедно, имеет поклон­ников, но «блюдет» себя, поставив целью «только брак, и притом выгодный». Она успела оценить, что значит быть «госпожой» в расхожем смысле этого слова, её претензии возросли: «если уж купец, то пусть будет похож на госпо­дина». И такой нахо­дится. Бездельник и мот, он меньше чем за год спус­кает их неве­ликое состо­яние, терпит банк­рот­ство и бежит во Францию, предо­ставив жене скры­ваться от креди­торов. Родив­шийся у них ребенок умер. Соло­менная вдова пере­би­ра­ется в Минт (лондон­ский квартал, где укры­ва­лись от полиции несо­сто­я­тельные долж­ники). Она берет другое имя и с этого времени назы­ва­ется «миссис Флен­дерс». Поло­жение её неза­видно: без друзей, без единого родствен­ника, с небольшим, стре­ми­тельно тающим состо­я­нием. Впрочем, друга она скоро находит, хитро­умной интригой пособив одной горе­мыке запо­лу­чить в мужья чересчур разбор­чи­вого капи­тана. Бдаго­дарная товарка распус­кает слухи о богатой «кузине», и скоро Молль из кучи набе­жавших поклон­ников выби­рает полю­бив­ше­гося. Она честно преду­пре­ждает соис­ка­теля её руки о своем незна­чи­тельном приданом; тот, полагая, что испы­ты­ва­ется искрен­ность его чувств, объяв­ляет (в стихах!), что «деньги — тщета».Он и в самом деле любит её и потому доста­точно легко пере­носит крушение своих расчетов. Моло­до­жены плывут в Америку — у мужа там план­тации, самое время по-хозяйски вник­нуть в дела. Там же, в Виргинии живет его мать. Из разго­воров с нею Молль узнает, что та прие­хала в Америку не своей волей. На родине она попала в «дурное обще­ство», и от смерт­ного приго­вора её спасла бере­мен­ность: с рожде­нием ребенка нака­зание ей смяг­чили, сослав в колонию. Здесь она раска­я­лась, испра­ви­лась, вышла замуж за хозяина-вдовца, родила ему дочь и сына — тепе­реш­него мужа Молль. Неко­торые подроб­ности её истории, а главное — имя, каким она звалась в Англии, приводят Молль к ужасной догадке: её свекровь не кто иная, как её собственная мать. Есте­ственно, отно­шения с мужем-братом чем дальше, тем больше разла­жи­ва­ются. У них, кстати, двое детей, и третьим она бере­менна. Не в силах таить страшное открытие, она все расска­зы­вает свекрови (матери), а потом и самому мужу (брату). Она не чает вернуться в Англию, чему он теперь не может препят­ство­вать. Бедняга тяжело пере­жи­вает случив­шееся, близок к поме­ша­тель­ству, дважды поку­ша­ется на само­убий­ство.Молль возвра­ща­ется в Англию (всего она пробыла в Америке восемь лет). Груз табака, на который она возла­гала надежды встать на ноги и хорошо выйти замуж, в дороге пропал, денег у нее мало, тем не менее она часто наез­жает в курортный Бат, живет не по сред­ствам в ожидании «счаст­ли­вого случая». Таковой пред­став­ля­ется в лице «насто­я­щего госпо­дина», приез­жа­ю­щего сюда отдох­нуть от тяжелой домашней обста­новки: у него душев­но­больная жена. Между «батским госпо­дином» и Молль скла­ды­ва­ются друже­ские отно­шения. Приклю­чив­шаяся с ним горячка, когда Молль выхо­дила его, еще больше сбли­жает их, хотя отно­шения оста­ются неправ­до­по­добно цело­муд­рен­ными целых два года. Потом она станет его содер­жанкой, у них родится трое детей (в живых оста­нется только первый мальчик), они пере­едут в Лондон. Их нала­женная, по суще­ству супру­же­ская, жизнь продол­жа­лась шесть лет. Новая болезнь сожи­теля кладет конец этому почти идил­ли­че­скому эпизоду в жизни Молль. На пороге смерти «в нем заго­во­рила совесть», он раска­ялся «в беспутной и ветреной жизни» и отослал Молль прощальное письмо с нази­да­нием также «испра­виться». Снова она «вольная птица» (ее собственные слова), а точнее — дичь для охот­ника за приданым, поскольку она не мешает окру­жа­ющим считать себя дамой состо­я­тельной, со сред­ствами. Но жизнь в столице дорога, и Молль скло­ня­ется на уговоры соседки, женщины «из северных графств», пожить под Ливер­пулем. Пред­ва­ри­тельно она пыта­ется как-то обез­опа­сить уходящие деньги, однако банков­ский клерк, нама­яв­шись с неверной женой, вместо деловых разго­воров заводит матри­мо­ни­альные и уже пред­ла­гает по всей форме соста­вить договор «с обяза­тель­ством выйти за него замуж, как только он добьется развода». Отложив пока этот сюжет, Молль уезжает в Ланкашир. Спут­ница знакомит её с братом — ирланд­ским лордом; ослеп­ленная его благо­род­ными мане­рами и «сказочным вели­ко­ле­пием» приемов, Молль влюб­ля­ется и выходит замуж (это её четвертый муж). В недолгом времени выяс­ня­ется, что «ланка­шир­ский муж» мошенник: свод­ни­чавшая ему «сестра» оказа­лась его бывшей любов­ницей, за приличную мзду подыс­кавшей «богатую» невесту. Обма­нутые, а точнее — обма­нув­шиеся моло­до­жены кипят благо­родным него­до­ва­нием (если эти слова уместны в таком контексте), но дела уже не попра­вить. По доброте душевной Молль даже оправ­ды­вает неза­дач­ли­вого супруга: «это был джентльмен <...>, знавший лучшие времена». Не имея средств устроить с нею более или менее сносную жизнь, весь в долгах, Джемми решает оста­вить Молль, но расстаться сразу не выходит: впервые после горькой любви к стар­шему колче­стер­скому брату, с которой нача­лись её несча­стья, Молль любит безза­ветно. Она трога­тельно пыта­ется угово­рить мужа поехать в Виргинию, где, честно трудясь, можно прожить и с малыми день­гами. Отчасти увле­ченный её планами, Джемми (Джеймс) сове­тует прежде попы­тать счастья в Ирландии (хотя там у него ни кола ни двора). Под этим благо­видным пред­логом он таки уезжает.Молль возвра­ща­ется в Лондон, грустит по мужу, тешится сладост­ными воспо­ми­на­ниями, покуда не обна­ру­жи­вает, что бере­менна. Родив­шийся в пансионе «для одиноких женщин» младенец уже заве­денным порядком опре­де­ля­ется на попе­чение к крестьянке из Харт­форда — и недо­рого, что не без удоволь­ствия отме­чает изба­вив­шаяся от «тяжелой заботы» мать.Она испы­ты­вает тем большее облег­чение, что не преры­ва­емая все это время пере­писка с банков­ским клерком приносит добрую весть: он добился развода, поздно хватив­шаяся жена покон­чила с собой. Поло­мав­шись приличное время (все героини Дефо отменные артистки), Молль в пятый раз выходит замуж. Одно проис­ше­ствие в провин­ци­альной гости­нице, где совер­ши­лось это преду­смот­ри­тельно припа­сенное событие, пугает Молль «до смерти»: из окна она видит въехавших во двор всад­ников, один из них несо­мненно Джемми. Те вскоре уезжают, но слухи о разбой­никах, в тот же день огра­бивших непо­да­леку две кареты, укреп­ляют Молль в подо­зрении отно­си­тельно промысла, каким зани­ма­ется её недавний благо­верный.Счаст­ливый брак с клерком длился пять лет. Молль денно и нощно благо­слов­ляет небеса за ниспо­сланные милости, сокру­ша­ется о прежней непра­ведной жизни, стра­шась расплаты за нее. И расплата насту­пает: банкир не смог пере­нести утраты крупной суммы, «погру­зился в апатию и умер». В этом браке роди­лось двое детей — и любо­пытная вещь: не только чита­телю трудно пере­честь всех её детей, но пута­ется и сама Молль (или Дефо?) — потом окажется, что от «послед­него мужа» у нее один сын, кото­рого она, есте­ственно, опре­де­ляет в чужие руки. Для Молль настали тяжелые времена. Ей уже сорок восемь, красота поблекла, и, что хуже всего для этой деятельной натуры, умевшей в трудную минуту собраться с силами и явить неве­ро­ятную жизне­стой­кость, она «поте­ряла всякую веру в себя». Все чаще посе­щают её призраки голода и нищеты, пока наконец «дьявол» не гонит её на улицу и она не совер­шает свою первую кражу.Вся вторая часть книги — это хроника неуклон­ного падения героини, ставшей удач­ливой, леген­дарной воровкой. На сцене появ­ля­ется «пови­туха», восемь лет назад удачно осво­бо­дившая её от сына, рожден­ного в законном (!) браке с Джемми, и появ­ля­ется затем, чтобы в каче­стве «пестуньи» остаться до конца. (В скобках заметим, что число восемь играет почти мисти­че­скую роль в этом романе, отмечая главные рубежи в жизни героини.) Когда после нескольких краж у Молль накап­ли­ва­ется «товар», который она не знает, как сбыть, она вспо­ми­нает о смет­ливой пови­тухе со сред­ствами и связями. Она даже не пред­став­ляет, какое это верное решение: воспри­ем­ница неже­ланных детей стала теперь процент­щицей, дает деньги под заклад вещей. Потом-то выяс­нится, что назы­ва­ется это иначе: навод­чица и сбыт­чица краде­ного. Целый отряд несчастных рабо­тает на нее. Один за другим попа­дают они в Ньюгейт, а там либо на висе­лицу, либо — если повезет — в амери­кан­скую ссылку. Молль неправ­до­по­добно долго сопут­ствует удача — главным образом потому, что она действует в одиночку, пола­гаясь только на себя, трезво рассчи­тывая меру опас­ности и риска. Талант­ливая лице­дейка, она умеет распо­ло­жить к себе людей, не гнушаясь обма­нуть детское доверие. Она меняет внеш­ность, прино­рав­ли­ваясь к среде, и неко­торое время «рабо­тает» даже в мужском костюме. Как прежде в брачных контрактах или при опре­де­лении содер­жания огова­ри­вался каждый пенс, так сейчас Молль ведет подроб­нейшую бухгал­терию своим непра­ведным накоп­ле­ниям (серьги, часики, кружева, сереб­ряные ложки...). В преступном промысле она выка­зы­вает быстро приоб­ре­тенную хватку «деловой женщины». Все реже тревожат её укоры совести, все проду­маннее, изощ­реннее её аферы. Молль стано­вится подлинным профес­сио­налом в своем деле. Она, например, не прочь щеголь­нуть «мастер­ством», когда крадет совер­шенно не нужную ей в городе лошадь. У нее уже немалое состо­яние, и вполне можно бросить постыдное ремесло, однако эта мысль наве­щает её только вслед за мино­вавшей опас­но­стью. Потом она об этом и не вспомнит, но и не забудет упомя­нуть о пока­янной минуте в дотош­ливом реестре всего, что говорит в её пользу.Как и следует ожидать, удача однажды изме­няет ей, и, к злобной радости томя­щихся в Ньюгейте товарок, она состав­ляет им компанию. Конечно, она горько раска­и­ва­ется и в том, что некогда подда­лась иску­шению «дьявола», и в том, что не имела сил одолеть нава­ждение, когда голодная смерть ей уже не грозила, но все-таки горше всего мысль, что она «попа­лась», и поэтому искрен­ность и глубина её раска­яния сомни­тельны. Зато ей верит священник, стара­ниями «пестуньи» («убитая горем», та на почве раска­яния даже заболе­вает), хода­тай­ству­ющей о замене смертной казни ссылкой. Судьи удовле­тво­ряют её хода­тай­ство, тем паче что Молль офици­ально проходит как впервые судимая. В тюрьме она встре­чает своего «ланка­шир­ского мужа» Джемми, чему не очень и пора­жа­ется, зная его род занятий. Однако свиде­тели его разбоев не спешат объявиться, суд откла­ды­ва­ется, и Молль удается убедить Джемми добро­вольно отпра­виться с нею в ссылку (не ожидая вполне веро­ятной висе­лицы).В Виргинии Молль встре­ча­ется со своим уже взрослым сыном Гемфри (брат-муж ослеп, сын ведет все дела), входит в обла­дание состо­я­нием, заве­щанным давно умершей матерью. Она толково ведет план­та­тор­ское хозяй­ство, снис­хо­ди­тельно терпит «барские» замашки мужа (тот пред­по­чи­тает работе охоту), и в поло­женный срок, разбо­га­тевшие, они оба возвра­ща­ются.в Англию «провести остаток наших дней в искреннем раска­янии, сокру­шаясь о дурной нашей жизни».Хроника жизни Молль флен­дерс конча­ется словами: «Напи­сано в 1683 г.». Удиви­тельно иногда сходятся даты: в том же, 1683 г., словно на смену «сошедшей со сцены» Молль, в Англию привозят из Франции деся­ти­летнюю Роксану.