Образ Гамлета в русской поэзии ХХ века

Шекспир – спутник Блока  от ранней юности, когда он переписывает и декламирует монологи Гамлета, играет Шекспира на домашней сцене, открывая для себя безграничный мир мыслей и страстей, театра и поэзии.

Шекспир пронизывает все его творчество, временами выходя на поверхность в виде прямых обращений, ссылок, сопоставлений, образов, цитат, но постоянно оставаясь на глубине и давая о себе знать в организации поэтического космоса, в работе над драмами и в раздумьях о театре, в жизнетворческих импульсах. Шекспир налагает свой неповторимый отпечаток на жизнь, судьбу, личность Александра Блока.

Шекспировский Гамлет наиболее полно выражает трагический разлад героя со временем и с самим  собою. Вот почему именно этот герой  принят романтиками как романтический. Позднее его примет в себя как  органически свое, сродное, Александр  Блок.

Блоковский Гамлет – большая  и глубокая тема. Прежде всего потому, что он обладает в творчестве Блока особой устойчивостью: отчетливо прослеживается его эволюция от ранних стихов к зрелой лирике середины 1910-х годов.

Затевается любительский спектакль. Блок берется за «Гамлета», его энергично поддерживает Анна Ивановна Менделеева, взявшая на себя функции режиссера, гримера и  костюмера.

На первоначальном этапе  Блока занимает тема Гамлета и  Офелии. Свои отношения с Л.Д. Менделеевой  он видит в свете этого литературного  мифа.

Личные мысли и эмоции поэта растворяют в себе миф о  Гамлете, образуя гамлетовский комплекс мироощущения. Если вначале это скорее романтическая маска, игра в Гамлета  на домашней сцене и в жизни, хотя уже тогда в какой-то мере предчувствие и пророчество, то позднее маска  становится лицом: поэту было суждено  прожить и пережить судьбу Гамлета.

С трагедией «Гамлет» связана  огромная шекспировская тема, универсальная  метафора с глубинным философским  содержанием «мир – театр», имевшая  особое значение для Блока, ставшая  в его творчестве сквозной, развивающейся  метафорой с множеством смысловых  аспектов.

Если в ранней лирике Блок шел от непосредственно театральных  впечатлений и видел своего героя  в роли Гамлета, то постепенно герой  все более отождествляется со своею ролью, маска становится лицом, уподобление преодолевает маску. Стихотворение 1914 года «Я – Гамлет…», по точному  наблюдению Т.М. Родиной, – конец  театрального маскарада:

Я – Га'млет. Холодеет кровь,

Когда плетет коварство  сети,

И в сердце –  первая любовь

Жива – к единственной на свете.

 

Тебя, Офелию мою,

Увел далёко жизни  холод,

И гибну, принц, в  родном краю,

Клинком отравленным  заколот.

В разработке метафоры «жизнь – театр», при всем своеобразии  ее претворений в лирике и мировоззрении  Блока, сохраняются и очевидны шекспировские начала: гамлетовские реминисценции, маска «прикрывающая» и маска «приоткрывающая», трагическая ирония, составляющая суть точки зрения на мир как на театр, обнажающая косность и фальшь жизни, вытекающие отсюда жизнетворческие импульсы, направленные на развенчание унизительного настоящего во имя более достойного будущего. [И.С. Приходько «А. Блок и Шекспир»]

 

Образ Гамлета в поэзии А. Ахматовой и М. И. Цветаевой

Гамлет – человек с  расколотым сознанием, терзаемый непреодолимым  расхождением между идеалом человека и человеком реальным. Эти слова  – в другом месте – устами Лоренцо произносит и сам Шекспир: «Так надвое нам душу раскололи Дух  доброты и злого своеволья».  Гамлет предстает посланцем смерти и темной стороны этого мира, а  Клавдий – его жизненной силой  и здоровьем. Это может показаться парадоксом, но стоит задуматься над  фразой «в роли короля Дании Гамлет был бы во сто крат опаснее Клавдия», и все становится на свои места. Дело даже не в мстительности, а в метафизической сущности того явления, которое усеивает сцену грудой трупов. Борцы со злом, умножающие его неисчислимо.

В XX веке на литературную арену  выходит модернизм с кардинально  иными творческими приемами и  методами.

 У Ахматовой в сборнике «Вечер», где налицо детскость сознания поэзии начала ХХ века, есть микроцикл «Читая «Гамлета», состоящий из двух стихотворений.

Но одна из масок Пушкина, которая существует в сознании ранней Ахматовой, – всего лишь Гамлет, который пытается определиться в  своем телесном существовании к  Офелии.

Разрыв на этом текстуальном (сюжетном) уровне превращается далее  в идею необходимости «собирания мира», понимание невозможности  телесной соединимости сублимируется  в утопическую решимость соединить  «двух столетий позвонки».

Возможность появления эффекта  большей временной и физической приближенности Гамлета по сравнению  с культурным концептом Пушкина  заложена, опять-таки, в тексте Шекспира. По отношению к языку Гамлет предстает  перед нами авангардистом, отрицающим, сознательно уничтожающим прежнюю  знаковую, семиотическую систему: «…Я  с памятной доски сотру все  знаки / Чувствительности, все слова  из книг, / Все образы, всех былей  отпечатки, / Что с детства наблюденье занесло, / И лишь твоим единственным веленьем/ Весь том, всю книгу мозга испишу…»  [Шекспир, 1994 Т.8 с.37] [Каблуков В. В. "Гамлет" Шекспира в метасознании русской лирики первой трети ХХ века]

         Особенно показательны в этом плане шекспировские реминисценции в поэзии М.И. Цветаевой. В 1928 году по впечатлениям от прочтения шекспировского «Гамлета» поэтесса пишет три стихотворения: «Офелия – Гамлету», «Офелия в защиту королевы» и «Диалог Гамлета с совестью».

Во всех трех стихотворениях Марины Цветаевой можно выделить единый мотив, превалирующий над  другими: мотив страсти. Причем в  роли носительницы идей «горячего сердца»  выступает Офелия, которая у Шекспира предстает образцом добродетели, чистоты  и невинности. Она становится ярой защитницей королевы Гертруды и даже отождествляется со страстью:

Своей Королеве встаю  на защиту -

Я, Ваша бессмертная  страсть.

«Офелия – в защиту королевы» [Цветаева, 1994 с.171]

По мнению лирической героини  стихотворения, чуждый страстям, «девственник»  и «женоненавистник» Гамлет не имеет  права «судить воспаленную кровь», потому что сам не испытывал сильных  чувств. Он не просто рассудочен, он настолько  далеко ушел от мира людей, что ему  стали непонятны их чувства и  стремления («вздорную нежить предпочетший»  – говорит о нем цветаевская  Офелия). Это неоднократно подчеркивается в стихотворениях «Офелия – Гамлету» и «Офелия – в защиту королевы». Вот одна из цитат.

Гамлетом –  перетянутым – натуго,

В нимбе разуверенья  и знанья,

Бледный – до последнего атома...

(Год тысяча который – издания?)

«Офелия – Гамлету» [Цветаева, 1994 с.170]

Офелия в стихотворении  Цветаевой как бы предсказывает, что Гамлет вспомнит о человеческих чувствах, только после ее смерти:

В час, когда над  ручьевой хроникой

Гамлетом –  перетянутым – встанете...

«Офелия – Гамлету» [Цветаева, 1994 с.170]

В этом смысле непосредственным лирическим продолжением выглядит стихотворение  «Диалог Гамлета с совестью». Именно в нем сбывается предсказание Офелии, и Гамлет задумывается о  своих чувствах к ней.

В стихотворении обыгрывается знаменитая фраза Гамлета:

Ее любил я. Сорок тысяч братьев

Всем множеством своей любви со мной

Не уравнялись бы...

«Гамлет» перевод М. Лозинского [Шекспир, 1993 с.272]

Цветаева не решает вопрос, любил Гамлет Офелию или нет. Сам  лирический герой остается в сомнениях по поводу собственных чувств.

Стихотворения М. Цветаевой  отражают авторский взгляд на «Гамлета», отношение к персонажам трагедии. При этом поэтесса создает совершенно отличные от шекспировских образы и сюжеты – своего рода альтернативную шекспириану. В зависимости от восприятия Цветаевой трансформируются образы Гамлета, Офелии, королевы Гертруды. Офелии приписываются несуществующие и даже невозможные в контексте пьесы Шекспира диалоги с Гамлетом, а рефлексия Гамлета направляется не на эпохальные проблемы, а на личные чувства и переживания [Демичева 2004, с.313-314].

 

 Образ Гамлета  в поэзии Б. Пастернака

Борис Пастернак начал  литературную деятельность как поэт-футурист. Широкую известность получил  его сборник «Сестра моя –  жизнь», но вершиной литературного  творчества Б. Пастернака стал роман «Доктор Живаго». Это произведение, впервые опубликованное за границей, получило мировое признание, доказательство тому – Нобелевская премия, присуждённая писателю в 1958 году.

В романе «Доктор Живаго»  Б. Пастернак показал Россию первой трети ХХ века (отразил события революции 1905 года, Первой мировой войны, Октябрьской революции, гражданской войны), но было бы неверно говорить лишь о социально-политическом аспекте истолкования произведения. «Доктор Живаго» – нравственно-философский роман, в котором писатель поднимает волнующие его проблемы любви (к Родине и к женщине), дома, ответственности, свободы личности, творчества.

Венец романа – цикл стихотворений  Ю.Живаго, посвящённый жизнеописанию самого героя (стихотворения «Гамлет», «Объяснение», «Осень», «Разлука», «Свидание») и Христа («Рождественская звезда», «Магдалина», «Гефсиманский сад»). Это своеобразное Евангелие от Юрия Живаго, духовное завещание, в котором он прощается с миром:

Прощай, размах крыла расправленный,

Полёта  вольное упорство

И образ  мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство.

Б. Пастернак, наделив своего героя поэтическим даром, сделал его богоравным.

Первый вариант стихотворения  «Гамлет», датированный февралем 1946 года, существенно отличается от окончательной  редакции:

Вот я весь. Я  вышел на подмостки.

Прислонясь к  дверному косяку,

Я ловлю в далёком  отголоске

То, что будет  на моём веку.

Это шум вдали  идущих действий.

Я играю в них  во всех пяти.

Я один. Всё тонет  в фарисействе.

Жизнь прожить  – не поле перейти.

Удивительна по своей обобщённости и лаконизму строка: «...шум вдали  идущих действий». Коллизии трагедии Шекспира вышли за пределы своего времени  и продолжаются в последующие  века. Это борьба гуманистов-одиночек с цинизмом и жестокостью, царящими в обществе.

В приведённом варианте нет  той глубины раздумий о жизни, которая присуща последней редакции.

Трактовка Гамлета в этом стихотворении получила отчетливо  личный характер, смысл его судьбы связывался с христианским пониманием жизни как жертвы.

«...Гамлет отказывается от себя, чтобы «творить волю пославшего его». «Гамлет» не драма бесхарактерности, но драма долга и самоотречения. Когда обнаруживается, что видимость  и действительность не сходятся и  их разделяет пропасть, не существенно, что напоминание о лживости мира приходит в сверхъестественной форме  и что призрак требует от Гамлета  мщения. Гораздо важнее, что волею  случая Гамлет избирается в судьи  своего времени и в слуги более  отдаленного. «Гамлет» – драма высокого жребия, заповеданного подвига, вверенного предназначения».

В окончательную редакцию стихотворения «Гамлет» были введены  слова «моления о чаше», которые  объединяют его героя с образом  Христа.

Стихотворение посвящено  действующему лицу трагедии – Гамлету. Этого героя Пастернак высоко чтил как представителя «коренных  направлений человеческого духа». Гамлет был дорог поэту своим  служением идеалам добра и  справедливости. «Зрителю, – писал  поэт, – предоставляется судить, как велика жертва Гамлета, если при  таких видах на будущее он поступается своими выгодами ради высшей цели» – борьбы с ложью и злом.

Нельзя понять смысл стихотворения  «Гамлет» без учёта времени его  написания. В 40-е годы вышли постановления  компартии: «О журналах «Звезда» и «Ленинград»«, «О репертуаре драматических театров  и мерах по его улучшению», «О кинофильме «Большая жизнь»«, «Об опере  «Великая дружба» В. Мурадели». Это был бесцеремонный диктат властей, как писать стихи и рассказы, снимать кинофильмы, ставить спектакли, сочинять музыку.

С героем трагедии Шекспира лирического героя одноимённого стихотворения Б. Пастернака сближает одно и то же стремление: сделать свой жизненный выбор «в смертной схватке с целым морем бед» («Гамлет», акт 1). Он, как и Гамлет, ощущает разрыв «связующей нити» времён и свою ответственность за её «соединение»:

Порвалась дней связующая  нить.

Как мне обрывки  их соединить!..

(В.Шекспир. «Гамлет»)

Многие мемуаристы отмечали, что при чтении этого стихотворения  поэт подчёркивал свою близость к  Гамлету.

Обратимся к тексту стихотворения:

Гул затих. Я вышел  на подмостки.

Прислонясь к  дверному косяку,

Я ловлю в далёком  отголоске

Что случится на моём веку.

«Гул затих». Слово гул более соотносится с многоголосым шумом толпы на улице, чем с шумом в театре до начала спектакля.

«Я вышел на подмостки» – означает не только вышел на сцену. Слово подмостки имеет и другой смысл: сооружение на площади для выступления перед народом. Именно на уличном помосте возможен «дверной косяк». «Я вышел на подмостки» таит в себе и иное значение (метафорическое). Для писателя страницы его творений те же подмостки, откуда слышен его голос. В «отголоске», реакции читателя на произведение, можно предвидеть, что «случится на... веку».

«Ось» жизни затронула  и судьбу Юрия Живаго: он оказывается  в центре мироздания, «на распутье», пытаясь предугадать свою «роль» в мировой «драме».

В строках «На меня наставлен  сумрак ночи // Тысячью биноклей на оси» содержится своеобразная тайнопись.