Курс лекций по предмету "История международных отношений"

Необходимо отметить, что  отношение держав к будущей Гаагской конференции было различным. Так, например РСФСР отнеслась к созыву конференции положительно, рассматривая ее, как и Генуэзскую, как возможность прорыва дипломатической и политической изоляции со стороны держав Запада. Иначе смотрели на это мероприятие политические деятели США: американское правительство еще в дни напряженной работы Генуэзской конференции решило не участвовать официально в следующей конференции. В ноте госсекретаря США Юза, переданной 16 мая 1922 года итальянскому министру иностранных дел, сообщалось, что Америка “не может с пользой принять участие в Гаагском совещании, которое, по видимому, будет лишь продолжением Генуэзской конференции и неизбежно столкнется с теми же трудностями, если позиция России, занятая ею в меморандуме от 11 мая, останется неизменной”.

Французское правительство, являвшееся крупнейшим кредитором России, в дореволюционный  период и понесшее большие убытки в результате политики Советской  России в отношении иностранных  долгов, настаивало на том, чтобы надавить на большевиков и заставить их принять позицию, более приемлемую для Антанты. По мнению французского руководства, советская сторона должна была отказаться от меморандума 11 мая и согласиться на признание всех довоенных и военных долгов, а также на возвращение иностранной собственности, национализированной после Октябрьской революции. Рассматривая вопрос о возможных кредитах Советской России, французское правительство считало возможным кредитование только сельскохозяйственных отраслей российской экономики. В целом, взгляды правительства Франции отражали его стремления к возвращению французского влияния на российскую внешнюю политику через финансовые институты. В условиях, когда безопасность Франции со стороны Германии была обеспечена лишь системой договоров, носивших в основном формальный характер, французское правительство, также как и общественное мнение, хотело таким образом восстановить русско-французский союз, который можно было бы использовать против Германии в случае нового обострения ситуации.

В сложившихся условиях советская  дипломатия продолжала отстаивать интересы собственного государства.

15 июня 1922 г. в Гааге приступила  к работе “нерусская”  комиссия  экспертов, в состав которой  кроме дипломатов входили также  крупные европейские монополисты, многие из которых были владельцами предприятий в России, национализированных большевиками. Кроме официальных представителей великих держав, в Гаагу с неофициальной миссией приехало много видных бизнесменов, особенно представителей нефтяных монополий (“Royal Dutch Shell”, “Standard Oil” и др.). Около 300 крупных бизнесменов, банкиров и журналистов приехало из США, причем американский посол в Голландии, несмотря на официальную позицию своей страны, активно вмешивался в работу конференции.

26 июня в Гаагу прибыла  советская миссия, и 27 июня начали  работать подкомиссии по кредитам, долгам и частной собственности.  На заседаниях подкомиссий были  обсуждены вопросы, касающиеся  экономического и финансового  положения России, возможных путей восстановления ее хозяйства и т.д. В ходе обсуждения перечисленных проблем, советской делегацией был предложен план распределения западных кредитов в различных отраслях советской  экономики (преимущественно в товарной форме) на 1923-1925 гг. Общая сумма кредитов, по расчетам советских специалистов, должна была составить 3224 млн. руб. золотом. Отметим также, что на заседании подкомиссии по частной собственности советские дипломаты огласили список предприятий, которые правительство РСФСР соглашалось на определенных условиях предоставить иностранным концессионерам. В список вошел ряд крупных предприятий добывающей, металлургической и других отраслей промышленности. Однако переговоры о концессиях и кредитах не привели к каким-либо ощутимым результатам, более того, 10 июля советской делегации были предъявлены совершенно неприемлемые требования: страны Запада требовали реституции иностранной собственности и установления в российской экономике режима, напоминавшего режим капитуляций в зависимых странах Востока.

19 июля 1922 г. состоялся  пленум конференции, на котором  М.Литвинов, глава советской делегации,  предложил продолжить переговоры, согласившись на ряд условий,  выдвинутых западными дипломатами  и экспертами, таких как выплата  довоенных долгов, компенсации бывшим иностранным собственникам и т.д. Взамен этого, советская делегация требовала признания РСФСР де-юре. В случае принятия этих предложений, советские дипломаты соглашались запросить свое правительство о возможности продолжения переговоров, не сопровождаемых требованием немедленного предоставления кредитов. Такая позиция вызвала положительную реакцию английской делегации, но встретила решительный отпор со стороны французов и бельгийцев. По итогам пленума была принята резолюция, утверждавшая невозможность соглашения на основании поставленных условий, но указывавшая на то, что декларация советской делегации “может создать благоприятную атмосферу при последующих переговорах”.

На следующий день, 20 июля, была принята еще одна резолюция, обязывавшая участников конференции не идти на сепаратные соглашения с Советской Россией относительно концессий и возвращения иностранной собственности прежним владельцам.

Таким образом, экономическая  конференция в Гааге зашла  в тупик, не выработав какого-либо механизма, который позволил бы урегулировать спорные вопросы и наладить конструктивное экономическое сотрудничество ведущих держав Запада с Советской Россией и, в целом, стабилизировать международную ситуацию в послевоенной Европе.

Однако, формальное запрещение участникам конференции заключать сепаратные соглашения с РСФСР не означало полного прекращения переговоров по этой проблеме, как на государственном уровне, так и на уровне отдельных компаний. В августе 1922 г. вопрос об экономическом сотрудничестве с Россией был поднят британским представителем в Москве. Вслед за этим последовало интервью известного английского бизнесмена Л.Уркварта, вызвавшее множество откликов в мировой печати, в котором он признал необходимость сотрудничества с новым российским руководством.

Под воздействием деловых кругов, заинтересованных в установлении экономических связей с Советами, определенную политическую активность проявили и США. В середине августа 1922 г. американские правительственные круги сделали неофициальный запрос о том, на каких условиях возможны переговоры о восстановлении русско-американских деловых связей. Советское руководство положительно отреагировало на это. Фактически сразу после обмена подобными нотами, правительство РСФСР утвердило контракт на 15 лет с одной из американских нефтяных компаний.

Большой интерес к  восстановлению отношений с Советской  Россией проявила и определенная часть французских деловых кругов. Выразителем их интересов стал побывавший в сентябре 1922 г. в России Э.Эррио, который по возвращении из поездки  выпустил книгу “Новая Россия”, призывавшую без промедления установить деловые отношения между двумя странами.

1922 г. был отмечен  также определенным оживлением  экономических отношений РСФСР  с Чехословакией, активным участником  Малой Антанты, и Канадой –  британским доминионом, присоединившимся к англо-советскому договору 1921 г. Всего в 1922 г. было заключено лишь 10 концессионных договоров с представителями делового сообщества стран Запада, что составило лишь незначительную часть от запланированного. Однако, это стало показателем  определенной стабилизации экономических отношений Советской России со своими идеологическими противниками, за которой должна была последовать стабилизация политических отношений и установление постоянных дипломатических контактов, что в свою очередь способствовало бы стабилизации международных отношений в целом.   

6.7. Лозаннская  конференция.

Как уже отмечалось, Первая мировая война не решила целый  ряд вопросов, приведших в 1914 г. к  столкновению Антанты и Австро-Германского блока. В их число входил и вопрос о Черноморских проливах, являвшийся в XIX – начале ХХ в. фактором, постоянно осложнявшим отношения европейских держав друг с другом, а также с Турцией. В послевоенный период Восточный вопрос приобрел новое звучание в связи с распадом Османской империи и выходом России из лагеря Антанты.

В начале сентября 1922 г. турецкие войска одержали победу над англо-греческими интервентами, исключив тем самым  возможность решить этот вопрос силовым  путем и поставив, таким образом, проблему созыва международной конференции для урегулирования спорных моментов в ближневосточных делах. Уже на совещании 20-24 сентября 1922 г. в Париже премьер-министра Франции Р. Пуанкаре, министра иностранных дел Англии Д.Керзона и посла Италии во Франции К.Сфорца было решено созвать такую конференцию.

После соответствующей  подготовки конференция открылась  в Лозанне 20 ноября 1922 г. при участии  представителей Великобритании, Франции, Италии, Турции, Греции, Югославии, Болгарии, Румынии и Японии. США не приняли участия в конференции, прислав лишь своих наблюдателей.

Открытию конференции  предшествовала упорная дипломатическая  борьба между организаторами конференции  и Советской Россией по вопросу  участия последней в работе конференции. Узнав из зарубежной печати о намерении западных держав созвать конференцию по Ближнему Востоку, правительство РСФСР 24 сентября 1922 г. направило правительствам стран-организаторов ноту, в которой выразило озабоченность Москвы событиями на Ближнем Востоке и высказалось против того, что нечерноморские державы присвоили себе право регулировать режим проливов. Советское руководство заявило также, что не признает никаких решений по этой проблеме, принятых без его участия и предложила немедленно созвать конференцию с участием в основном черноморских государств.

Столь решительный демарш советской дипломатии был вызван дошедшими до Москвы сведениями о  первоначальном желании Керзона  вообще не допускать Россию к работе конференции. Тем самым Керзон надеялся, во-первых, осложнить советско-турецкие отношения и, во-вторых, договорившись сепаратно с турками, добиться такого решения по вопросу о проливах, при котором английский флот в любое время мог проникнуть в Черное море, что явилось бы фактором постоянного давления Великобритании на Турцию и Советскую Россию. Такое решение вопроса, конечно же, не устраивало российскую сторону, о чем она и предупредила Запад.

Все эти события происходили  на фоне некоторого осложнения отношений  между Москвой и Анкарой: в  ноте от 4 октября 1922 г. турецкое правительство, отвечая на предложение Антанты о созыве мирной конференции, обошло вопрос о полноправном участии РСФСР, Украины и Грузии в ее работе. По мнению ряда отечественных исследователей, такая позиция Турции объясняется, с одной стороны, желанием в какой-то мере проявить свою лояльность к организаторам конференции и тем самым заранее смягчить их позицию, а с другой – определенным ухудшением в это время российско-турецких отношений, вызванным нескрываемым раздражением турок советским вмешательством через соответствующие подразделения ОГПУ и Коминтерна во внутренние дела Турции, а также фактическим срывом советской стороной поставок оружия туркам и рядом других факторов.

После настойчивых неоднократных  заявлений советской стороны  по поводу конференции, видимо, в столицах европейских держав пришли к выводу о возможности участия в ней представителей РСФСР. 27 октября 1922 г. правительства Англии, Франции и Италии передали руководству Советской России ноту, в которой оно было официально уведомлено о конференции и приглашено к совместному обсуждению на ней вопроса о проливах. Таким образом, в ноте содержался прямой отказ предоставить советской делегации равные с другими участниками конференции права, ограничив ее полномочия обсуждением лишь вопроса о проливах. 2 ноября Чичерин направил ответную ноту, в которой опротестовал ограничение прав российской делегации и подчеркнул, что попытки решить вопрос о проливах отдельно от других вопросов, связанных с Ближним Востоком, не приведет к положительным результатам. Организаторы конференции в ответной ноте подтвердили свое намерение пригласить на конференцию прежде всего страны, не находящиеся в состоянии окончательного мира с Турцией, а также подтвердили права советской делегации на ведение переговоров и принятие решений лишь по вопросу о проливах. Кроме того, отмечалось, что страны Антанты не возражают против включения в состав российской делегации представителей Украины и Грузии, как это было на Генуэзской конференции.

20 ноября конференция  приступила к работе. Наряду с пленарными, заседания проходили в рамках нескольких специальных комиссий, в том числе комиссии по проливам. 4 декабря на заседании этой комиссии Г.Чичерин огласил декларацию российской делегации. Говоря о проблеме проливов, Чичерин заявил, что РСФСР является сторонником обеспечения свободы постоянного прохода торговых судов и мирных морских сообщений на Босфоре, в Мраморном море и Дарданеллах, а также сторонником установления прочных гарантий сохранения мира на Черном море и безопасности его побережья, равно как и сохранения мира на Ближнем Востоке и безопасности Константинополя. Это означало, что как в мирное, так и в военное время проливы должны были быть закрыты для военных судов и военной авиации всех стран, кроме Турции.

6 декабря Керзон выступил  с речью, в которой был дан ответ советскими представителям: обвинив советские республики в стремлении к доминированию на Черном море посредством установления контроля над проливами, и в игнорировании при этом законных интересов других держав, Керзон изложил предложения Антанты, сформулированные в двух проектах , озаглавленных как “Свобода проливов” и “Демилитаризация зоны проливов”. В первом проекте предусматривалась полная свобода прохода через проливы всех военных и торговых судов и пролета авиации, как в мирное время, так и во время войны, в которой Турция является нейтральной. Во время войны, участником которой является Турция, право прохода через проливы должно было быть предоставлено только военным судам нейтральных стран. В случае договоренности между прибрежными черноморскими странами о полном разоружении на Черном море, нечерноморские государства, согласно проекту, оставляли за собой право посылать через проливы три военных корабля, водоизмещение одного из которых могло превышать 10 тыс. тонн.