Беларусь на страницах русской периодической печати XIX века

  «Польша пала исключительно жертвою ненасытного властолюбия и алчности соседей, которые к тому же разделили её не столько путём завоевания, силою оружия, сколько предательством, изменой: не будь этого, конституция 3-го мая 1791 года и предшествовавший ей 4-летний сейм положили бы прочное начало возрождению страны». Здесь же далее указывается – «Нельзя  сказать, чтобы подобные мнения, при всей их патриотической односторонности, были совершенно лишены истины, по крайней мере, по отношению к действительно несчастному географическому положению бывшей Польши» [15, с. 209].

   Последним моментом, на который мы обратим внимание в данной части нашей работы, будет отображение в печати восстания 1794 года. Конечного этапа существования Речи Посполитой как государственного субъекта. Нас интересует, в особенности,  положение той части белорусских земель, которая ещё оставалась в составе Речи Посполитой.

Материал по этому вопросу  в основном связывают с ходом военных действий на польских землях, где собственно и решалась судьба восстания. В печати тема эта неплохо освящена в издании «Вестник Европы», в частности сочинение Костомарова «Костюшко и революция 1794 года», помещённое в XIII частях на страницах журнала за 1870 год.

«О белорусских землях в издании упоминается вскользь, в связи с событиями печальными для Речи Посполитой. В печати указывают на тот факт, что орган восстания на территории ВКЛ действовал независимо от польского высочайшего совета. Так же говорится о том, что Литва в деле революции шагнула вперёд дальше чем Корона, её высочайший совет прямо объявил о своей солидарности с Францией» [16, с. 524].

Роль Франции как в восстании так и в разделах Речи Посполитой, пресса подаёт с ярко отрицательным уклоном, вина разделов и упадка Польши возлагается на неё в большей степени, чем на страны которые непосредственно поучаствовали в разделах.

О белорусских землях, на которые распространилась первоначальная волна восстания, указывается в  этом же издании. Упоминаются города с которых взимались чрезвычайные военные сборы на нужды восстания. Это Вильно, Брест-Литовский, Ковно, Новогородок, Гродно [16, с. 534].

На этой территории среди крупных военных столкновений упоминают битву под Слонимом с генералом Лассием. После чего уже вся Литва была занята русскими. О последнем военном столкновении под Брестом, Костомаров даёт довольно подробные данные, здесь нужно учесть, что он ссылается на собственноручные бумаги Суворова, который командовал русской армией в этом бою [17, с. 139].

Последнее событие в связи с которым упоминаются белорусские земли, это принятие и помещение короля Станислава Августа Понятовского в Гродно. Ему оказывали здесь всевозможное уважение, но управление дел в Гродно уже происходило от имени императрицы Екатерины II [17, с. 184].

В окончание отметим, что печать в основных вопросах не отходила  официальной точки зрения на проблему. Белорусские земли, что неоднократно отмечали на страницах прессы и русские историки, и выше упомянутый всеподданнейший адрес православных дворян Могилёвской губернии, считались исконной частью русских земель. От этой тенденции не отходит ни одно рассмотренное издание. Весь длительный период нахождения западно-русских (в т.ч. белорусских) земель в составе других государств, имеется ввиду ВКЛ, потом в составе Речи Посполитой, отражён в прессе с позиций потрясений и кризисов. В начале политического, а потом и конфессионального плана. Процесс присоединения этих территорий к России, показан как закономерный, с позиций восстановления исторической справедливости. О том насколько это было оправдано, показало будущее, т.е. события XIX века, о которых мы поговорим в следующей главе.

ГЛАВА 2. АКТУАЛЬНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ ДЛЯ БЕЛОРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ, НА СТРАНИЦАХ РУССКОЙ ПЕРИОДИКИ  XIX ВЕКА

В этой части нашей работы мы проанализируем материал,  полученный в процессе изучения источников. Нельзя сказать, что был изучен достаточно большой массив периодических изданий, но уже на базе имеющихся материалов, можно отметить ряд тенденций, которые  присутствуют практически во всех источниках.

Политические события, касающиеся белорусских земель, незримо связаны  с польским вопросом. Он неоднократно поднимается во всех изданиях, независимо от названия. Из чего следует, что проблема это будоражила русское общество на протяжении всего 19 века. Та масса  нерешённых вопросов, которые встали перед Российской империей уже во время разделов Речи Посполитой, правительством империи решалась не окончательно. Проблема взаимоотношений с поляками то затухала, то разгоралась  с новой  силой. Что неоднократно отмечалось публицистами на страницах журналов.

«В ответе на польское письмо в редакцию журнала «Русская мысль» указано, что в русском обществе поляки видят две партии: консервативную и либеральную; в то время, когда первая есть лагерь злейших врагов польской национальности, в последней поляки находят сильную поддержку и естественно обращают к ней все свои симпатии. Между тем ставиться вопрос могут ли поляки, не живущие в империи, и знакомящиеся с проявлениями русской жизни из журналов и газет, знать к какой из партий относится большинство русского народа? В то время как в администрации, и среди выдающихся общественных деятелей, и среди представителей литературы то и дело раздаются голоса в высшей степени для поляков недоброжелательные»  [18, с. 31].

С другой стороны,  в том  же издании за более ранний период отмечают – Российская империя далеко не вся проникнута тем духом нетерпимости и ненависти, который так пугал  их (поляков). В среде славянофильской  партии есть много людей руководствующихся  совсем иными принципами. «Недалёк тот час когда враги славянства возьмут их спор между собою в свои руки»  
[19, с. 3].

Эту опасность правительство  ощутило в полной мере во время  войны 1812 года. Что вынудило изменить политику к Польше. Этот шаг нашёл  отражение и в печати.

Наибольшей силы взаимно-дружелюбное  направление достигло в конституционный  период существования Польши при  Александре I. Велик и всеобщ был энтузиазм к восстановлению Польши, по даровании конституции 1815 года. Но помимо энтузиазма, который вообще бывает, непрочен и односторонен, в двадцатых годах были и более существенные хорошие признаки если не сближения, то хотя бы взаимного ознакомления русского и польского обществ. Тогда возникало известное научно-поэтическое сближение с польской литературой; завязывались нити примирения и взаимного интереса, в России с уважением назывались имена Лелевеля, Нарушевича, Линде, отдавалась дань удивления Мицкевичу. «Исторические песни» Немцевича послужили образчиком для историко-патриотических «дум» Рылеева, Кюхельбекера. Сами писатели польские обращались к общеславянским вопросам.

«Сближение это было подорвано политическими причинами, которые с тех пор действуют почти непрерывно, вызывая вражду в двух родственных племенах» [20, с. 685].

Конфронтация между двумя  названными «племенами», находила своё воплощение в польских восстаниях. Эти восстания, называемые в официальной  печати также и «польскими революциями» либо польскими воинами, затрагивали  и белорусские земли. На наш взгляд нужно пояснить и это понятие, для представления всей полноты  картины тех событий. Под белорусскими землями в 19 веке, да и в начале века 20 понимались восточные уезды  Минской губернии, Витебская губерния без инфлянтских уездов и, прежде всего, Могилёвская губерния. Это  находит подтверждение и в  тогдашней печати.

«В записках о службе в Белоруссии, мировой посредник ограничивает место своего пребывания преимущественно, Могилёвской губернией. На то, что именно восточная часть современной Беларуси носила это название, указывают строки из этого же издания о Муравьеве. Он назван полновластным хозяином Литвы, Жмуди, Белоруссии и части Царства Польского, с безапелляционными полномочиями и правами на жизнь и смерть целых шести миллионов жителей вверенного ему края» [21, с. 538-543].

Такие представления в  обществе об этих землях имели под  собой исторические предпосылки. Примерно такое же деление на Белую Русь и Литву мы встречаем в одном  из номеров «Вестника Европы», в  статье под названием «Беглый  взгляд на историю Литвы».

«Русь Белая состояла из пяти воеводств, не в одно время присоединённых к Литве и не всегда бывших под её господством; имена их следующие: Минское, Полоцкое, Мстиславское, Витебское и Смоленское. Белорусские территории западнее названы в этой статье Русью Черной и Литвой» [3, с. 193].

Кроме собственно исторических предпосылок такого деления, возможен и вариант определения принадлежности к территории по конфессиональному  признаку. В таком ракурсе под  название Белоруссия попадают эти же территории с преимущественно православным населением, являющиеся опорой империи  по польскому вопросу. Подтверждение  по последнему моменту мы находим  на страницах журнала «Русский Вестник».

Когда православие и русская  народность замирали на нашем западе (имеется в виду западный край, в  том числе и белорусские земли), католицизм и польщизна не останавливались, но шли в перед и проникали всё глубже и глубже.

«Здесь же, немного ранее упоминается и о русской народности в крае. Понятие о русской народности не заключает в себе ничего смутного, и не может подвергаться никаким двусмысленным толкам. Здесь разумеются, во-первых, интересы православной церкви, её предания и связанные с ними нравственные силы и влияние духовенства, равно как и необходимое для того материальное обеспечение церкви и её служителей. Далее распространение и упрочнение в народе общерусского языка, как орудия образования и общественного развития» [22, с. 431-433].

Как видим, этими строками довольно ясно выражается и имперская  идеология, в своих основных моментах, и направления русской политики в крае.

Среди актуальных политических явлений в крае, находивших отражение  в печати, мы не можем, не обратить внимание  на Виленский университет, как фактор политической жизни в крае. А также указать на существование тайных обществ и объединений преподавателей и студентов,  действовавших перед восстанием 1831 года. Хотя нужно сказать, что цели их были в большей степени связаны с проявлением пропольских настроений, и к белорусскому краю имели отношение косвенное. 

«В статье исторического вестника «Мицкевич и Виленские филареты» указывается, что Виленский университет составлял центр всей умственной жизни, очаг тогдашней польской интеллигенции, по духу резко отличался от окружающей старосветско-польской среды» [23, с. 755].

«Когда в других высших заведениях страны профессора следовали искони сложившемуся направлению в разработке наук и искусств, в Виленском университете наука освобождалась от оков схоластики, поэзия от правил псевдо-классической школы. В Вильне обнаружилось движение под именем романтизма, понимаемое не только как стремление к преобразованию правил для форм поэтических произведений, созданных псевдо-классическою школою, но как стремление к изучению народности и достижения народного самосознания. Романтическая школа, прежде всего, обратилась к изучению народных верований и преданий и народного миросозерцания; введение на сцену в первых поэтических попытках романтиков духов, легенд, верований, так сильно напугавших классиков и критиков, было только первым шагом к изучению народности и созданию народной самостоятельной литературы» [24, с. 717].

Исходя из этих строк, отметим, что либеральный период политики Александра I в Западном крае внёс свои существенные коррективы. На это ссылаются как сами современники, так и русская печать.

«В письмах И. Лелевеля находятся указания на тогдашнее патриотически-польское настроение жителей Вильно. Тогда русско-польские отношения были ещё удовлетворительны. Царство Польское жило отдельной политической жизнью, а в польском обществе бывшей Литвы политика императора Александра I была очень популярна. Свободные веяния были столь сильны, что когда в 1817 году пронеслась весть о смерти Костюшки, стали устраиваться громадные поминки, общественные молитвы в честь народного и исторического героя. В молитвенных демонстрациях участвовали не одни только католики, но также лютеране, и евреи, и даже магометане, каждый по своему обряду. Как отмечает Лелевель, весь город пришёл тогда в возбуждённое состояние» [23, с. 759].

На этой волне проблемам  социальным также уделили внимание. Их рассмотрением занялась наиболее динамичная  часть общества. Моменты  эти не обходят и русские издания.

«Новое направление общественного мнения ясно обнаружилось в 1817 году на губернских сеймиках в Вильно. Съезд состоял из 10-ти представителей от каждого уезда. На одном из заседаний вынесен был проект об освобождении крестьян от  крепостной зависимости, но при большинстве одобрительных голосов раздалось в зале и старинное польское Veto; сеймик приостановил свои дальнейшие заседания, но проект дворян достиг престола. Император благосклонно отнёсся к большинству и потребовал,  чтобы каждый уездный предводитель отобрал поимённо голоса от всех дворян уезда. Результат был следующий: из 1549 голосов 1469 были за освобождение крестьян и лишь 80 остальных за крепостное право» [24, с. 719].