Беларусь на страницах русской периодической печати XIX века

В общем русле польского  патриотизма в Виленском университете вокруг профессорских кафедр группировалась молодёжь. К несчастью кружки кроме  научных и нравственных целей, задавались и политическими, что впоследствии сделалось причиной закрытия университета.

«Одно из первых объединений «Шубравцы», поначалу носило характер сатирический. Общество издавало юмористическую газету «Ведомости с мостовой». Летучие листки с чисто народным юмором осмеивали  общественные недостатки и пороки, едким сарказмом поражали барскую спесь и старались обратить внимание на бедственное положение крепостных людей. Успех газеты был громадный, её листки залетали в самые глухие места литовских провинций, её остроты и сатиры заучивали наизусть. Не занимаясь деятельностью политическою, это общество, его структура и члены, в будущем расчистили почву и стали организационной состовляющей союза филоматов и филаретов» [24, с. 719].

Ещё большее значение в  этом отношении имело масонство, которое тогда считало в своих  рядах в Вильно много членов. Для  большинства оно было игрушкой, забавляющей  своею бессодержательной таинственностью, но на деле не только распространяло филантропические  понятия, но и служило связью между  лицами разных общественных положений  и подготовило умы для позднейших более реальных товариществ и  союзов.

«На таком общественном фоне виленской жизни, сформировался среди интеллигентной части университетской молодёжи,  другой кружок, более тесный сравнительно с шубравцами. Собственно говоря, это был не один, а три кружка, последовательно возникавшие один рядом с другим и существовавшие, под названиями филоматов, филаретов и лучезарных. К образованию этих тайных обществ вели как разнородные влияния в умственной жизни виленского общества, так и крайне разгульная жизнь части молодёжи, вызывавшая отвращение и естественную реакцию в более развитых и дельных представителях виленского студенчества» [23, с. 760].

В целом в публикациях  по этому вопросу хорошо видно, что  изначально возникшие как объединения  по научным, поэтическим, моральным  интересам, эти организации, в связи  с обострением польского вопроса, приобретали всё более явный  политический оттенок. Последующее  участие членов этих объединений  в восстании 1830 года подтверждает характер их взглядов. О причастности же какого-либо товарищества к реализации политических взглядов по отношению белорусским землям, речи не идёт.

Поднимая разные аспекты  польского вопроса, которые имели  хоть какое-то отношение к белорусским  землям. Мы неизбежно должны оценить  и то, во что вылился постоянный накал обстановки, на присоединённых территориях. Обращаясь к вопросу  о восстании 1830 года, нужно сразу  сказать, что рассмотрение его в  русской печати Москвы и Петербурга было несколько однобоким. Тут нужно  учесть такой момент, что эти издания  являлись официальными и придерживались по политическим вопросам официальной  точки зрения. Мы уже отмечали большое  значение польской проблемы для общества, в связи с частотой ее обсуждения в прессе. Отражение ее в печати с идеологических позиций распространилось и на публикации о восстании 17 ноября 1830 года.

«В записках русского, оставшегося в плену у польских мятежников, определяются  события на западе Европы в 1830 году, спровоцировавшие выступление. А именно, июльская революция в Париже, последствием которой произошла смена династии Бурбонов, династией из дома Орлеанов, в особенности указывается на смуту по поводу отделения Бельгии от Голландии. В силу венского договора 1815 года, Россия как союзница Нидерландского монарха, по просьбе его должна была оказать военное содействие к поддержанию его прав и к восстановлению спокойствия в государстве. С этой целью в Берлин был направлен генерал-фельдмаршал Дибич-Забалканский, для переговоров о движении русских войск через прусские владения в Голландию. К походу приготовлялись литовский и резервный корпуса, под начальством великого князя Константина Павловича. Польская армия также приводилась в военное положение. Но происки заграничных выходцев остановили исполнение этого предложения. Подстрекательства со стороны их жителей Польши к мятежу имели влияние на слабые умы, увлечённые надеждой о независимости края» [25, с. 99].

Оценивая эти строки, помещённые в издании «Русская старина» за 1883 год, то есть прошествии полувека со времени  события. Мы не можем не указать на то, что основным фактором, спровоцировавшим восстание, выделяется внешнеполитический – революция во Франции, отделение Бельгии. О том же, что обстоятельством, спровоцировавшим выступление, является политика империи по отношению к Польше, а также возбуждённое состояние польского общества накануне восстания, в этом источнике не упоминалось.

«В ходе изучения записок о польской войне 1831 года Д. В. Давыдова, мы обратили внимание на следующий момент. Давыдов размешает извлечения из венских актов между великими державами о судьбе Польши. В одной из статей указывается, что император возродит в Царстве Польском национальные государственные учреждения и полномочных народных представителей. С другой стороны в этом же документе указывается на то, что император уклониться от введения представительного образа правления, как чрезмерно отличающегося от учреждений искони существующих в России. Есть упоминание и о том, что этот образ правления не распространится на русско-польские губернии, и присоединение их к Царству польскому будет зависеть от усмотрения императора» [27, с. 4].

Давыдов указывает на яркое  противоречие статей друг другу. Восстановленная  таким образом Польша, по сути обрезанная со всех сторон, не могла удовлетворить  польское общество, которое помнило  о территории Речи Посполитой и былой  вольнице шляхты. Получив силы, в  виде восстановленной польской армии, Царство Польское не замедлило обратиться к мятежу.

О ставке на польскую армию  в будущем восстании, говорится  и в сочинениях Солтыка в описании предначертаний заговорщиков за два  месяца до открытия восстания.  Размещено  в записках Давыдова в журнале  «Русская старина».

«Надлежало в трое суток взбунтовать всю польскую армию, учредить диктаторство, захватить цесаревича и главных генералов, обезоружить русскую гвардейскую дивизию, определить 2000 офицеров в кантонир-квартиры войск для образования рекрутов и кадров для 2-й армии не слабее 30 000  человек. Немедленно двинуть двухтысячный отряд в Брест и на Волынь, другой такой же отряд через Белосток и Вильно, 3-й в 5000 человек в Галицию. Наконец 500 человек хотели направить в Познань  для содействия  жителям к восстанию и занятия крепости Глогау. Всё это должно было свершиться в 10-12 дней, число войск предполагалось довести до 180 000 человек при 276 орудиях. При таких обстоятельствах восстанием будут охвачены Галиция, Познань, Волынь и часть Литвы. Не замедлят откликнуться Курляндия и Белоруссия» [27, с. 34].

Как ясно видно из этих планов, восстание не просто должно было восстановить независимость Польши, но и по возможности  возродить её в прежних границах. Это ясно видно по направлениям движения отрядов. Что касается упоминания о  возможном присоединении Белоруссии к восстанию, то поляки были в праве на это рассчитывать.  Шляхетство польско-российских губерний вполне сочувствовало всему, что делалось в Варшаве, можно достоверно сказать, что всё шляхетство от берегов Вислы до берегов Двины волновалось. На это указывает сам Давыдов, и у нас нет оснований этому не верить. В официальной прессе, вероятнее всего, попытались бы преуменьшить масштабы выступления.  

«И всё же в изданиях не преминули отметить, что поляки, борясь за общее дело, по-прежнему не были едины между собой. Уже тогда существовал в Польше антагонизм между белой, умеренной, аристократической партией, во главе которой стоял в Париже князь Чарторыйский, и красной, демократической и крайней. Белые не желали отделения от России; они требовали только сохранения и расширения прав дарованных в 1815 году (в том числе и надеялись на присоединение польско-русских губерний); они не желали и восстания.  Красные желали независимой польской республики» [28, с. 209].

Отсутствие централизации  в планах восстания, перешло потом  и на руководство восстанием. Вследствие чего к нему присоединились далеко не все запланированные военные  контингенты. Касательно территории Беларуси мы можем обратить внимание на литовский  корпус, который по плану восстания  должен был сыграть важную роль.

«В течение войны корпус не изменял России, но при всём том дух этого корпуса был ненадёжен. Он не изменил присяге вероятнее всего потому, что вошёл в состав общей русской армии. Этого бы не случилось, останься он на этой территории в одиночестве, порознь от русской армии. Тем более, что сам Солтык утверждает о принадлежности части офицеров к варшавскому патриотическому товариществу. Об этом говорят и не однократные случаи дезертирства из корпуса в польскую армию. Если бы Хлопицкий двинул свою армию к русским границам, то удвоил бы силы за счет корпуса, и с 80-ти тысячной армией  обладал бы также и поддержкой местных жителей. Но не приложив достаточно усилий, поляки вместо того, что бы присоединить корпус, имели его уже в качестве противника» [27, с. 33-34].

В печати неоднократно указывали  на плохое руководство восстанием, но в этой ситуации нужно учесть, что Хлопицкий изначально не верил в успех мятежа. А получив диктаторские полномочия, не оставлял надежды договориться с русскими. Если бы он предпринял наступательные действия в отношении литовского корпуса, это означало бы невозможность разрешить русско-польское противостояние без кровопролития.  Потеря литовского корпуса не позволила полякам  развернуть активные боевые действия в польско-русских губерниях, в том числе и на Беларуси. Отсюда в Польшу не перешёл ни один значительный воинский контингент. По этой причине судьба восстания 1830 года на белорусских землях, в рассмотренных нами источниках, далее не освящена.

Следующая проблема, которая  так же заслужила внимание столичной  прессы это воссоединение униатов. Как отмечено в одном из изданий,  со слов профессора Бобровского, после  восстания в Варшаве, которое  он называет «беззаконным и безумным конституционным неистовством, изменою», становилось неизбежным падение  русской унии. Мы обращаем внимание на этот момент в связи с тем, что  большинство жителей белорусских  земель исповедовали униатство. И Российское правительство после польского  мятежа не могло оставить польское влияние на население края на том  же уровне посредством существования  униатской церкви.

«Рассмотрим какое значение придавали унии на примере упоминания о Иосифе Семашко и его деятельности по воссоединению униатов в журнале «Исторический вестник». Семашко ставят в один ряд с борцами за русское дело в Западном крае. Сирый, слабый и забитый туземец Литвы и Белоруссии обрел в их(борцов за русское дело) лице настоящих спасителей: они возвратили ему его личность, его собственное я и развеяли окружавший его мрак и неправду, вывели его на настоящий естественно-исторический путь» [29, с. 495].

В этих строках, как и в  других  подобных статьях, внимание с акцентировано на положительном  значении ликвидации унии прежде всего для местного населения. С этим вряд ли можно полностью согласиться, тем более, если учесть тогдашнюю консервативность взглядов по вопросам религии. В том же жизнеописании Бобровского, указывалось на случаи насильственного перевода в православие. Говорилось о фактах противодействия униатов воссоединению, нередко они крестили своих детей по католическому обряду. Но об этих моментах официальная пресса умалчивала, придерживаясь государственной линии в этом вопросе.

«О самом акте воссоединения в источнике заявлено с излишним пафосом. В марте 1839 года в церковно-исторической жизни Западной России произошло событие первостепенной важности – это воссоединение униатов с православной церковью. Главным двигателем воссоединения был литовский митрополит Иосиф Семашко, пламенной ревности и неутомимой деятельности которого западно-русские униаты обязаны своим обращением в лоно православия. Отмечается, что в деле воссоединения униатов принимал живое и горячее участие сам император Николай Павлович» [30, с. 313].

Тот факт, что в издании  указали на участие императора в  этом вопросе, естественно говорит  о большой значимости события. Теперь в лице православного, в большинстве  своём крестьянского населения, правительство имело союзника в  польском вопросе. Так как большинство  помещиков края, в том числе  и в ряде уездов восточных губерний Беларуси, были католиками, и даже несмотря на происхождение, сочувствовали полякам. Этот момент напомнил о себе в последующих  событиях, связанных с восстанием 1863 года.  

Этот мятеж сильнее  других задел русское общество. В  прессе его неоднократно поднимали  на повестку дня. В связи с тем, что восстание распространилось и на белорусские земли, в печати был поднят отдельно и этот вопрос. Но в отличие от других проблем, которые  находили своё отражение в связи  с польским вопросом. По этому событию  мы встречаем несколько контрастные  описания.

«В журнале «Русская старина», акцентируют внимание читателя на положении Северо-Западного края во время назначения Муравьева виленским генерал-губернатором. Весь край был объят мятежом. Все сообщения в крае были прерваны, на шоссе из Острова на Киев было небезопасно от бродячих шаек. На железную дорогу делались нападения. Служащие в крае все почти были из поляков. Народ в страхе безмолвствовал. Местные жители считали,  что дело России в Западных губерниях окончательно проиграно. Самые наглые демонстрации производились открыто и повсюду; лица, не желавшие носить политический траур, подвергались всякого рода ругательствам и оскорблениям. Край этот жил постоянно польской жизнью. Варшава давала всему сигнал и начавшие в 1861 году в Царстве Польском беспорядки, с необыкновенной силой отозвались в литовских и белорусских губерниях» 
[26, с. 183].

Вероятнее всего, в издании  не без умысла столь яркими красками описывают сложившее положение. Ведь как бы то ни было, но восстание  всё же подавили. Здесь же  хотят  указать на то, что до приезда  Муравьева, по сути не проводилось никаких активных действий к усмирению мятежа. И действительно, далее в этом же произведении мы встречаем указания на то, что восстание распространялось всё шире.

«Не смотря на постоянные битвы и стычки наших войск с мятежниками в марте и апреле месяцах 1863 г. Весь край был уже объят мятежом. В Ковенской и Гродненской губерниях мятежники распоряжались как у себя дома; шайки их бродили под стенами Вильны; в Минской губернии действовали Свенторжецкий и Траугут; из Петербурга была отправлена в Литву 2-я гвардейская пехотная дивизия, но войск было всё-таки недостаточно.

Опасность положения нашего в Западном крае только тогда вполне обнаружилась, когда в апреле вдруг  взорвался мятеж в Могилёвской  губернии, а в Витебской губернии, в виду грозных твердынь Динабурга, гр. Плятер напал на транспорт, шедший с оружием, и разграбил его» [26, с. 185].