Политика и мораль в учении Макиавелли

Именно  народу, а не знати следует вверять  защиту свободы государства: «Вверять охранение свободы должно тем, кто  менее алчен и менее помышляет  о ее захвате». Народы, утверждал  Макиавелли, «более любят свободную  жизнь и менее знатных имеют  средств на похищение свободы в свою пользу. Таким образом, поручая народу охранять свободу, можно надеяться, что он будет больше о ней заботиться, и, не имея возможности сам завладеть ею, не позволит захватить ее и другим».⁶⁵

Макиавелли  имеет в виду государственную  цель, но не идеальную, а практическую. Он ищет не совершенного устройства человеческих обществ, а тех средств, которыми данный порядок вещей созидается и упрочивается. Эти средства должны быть сообразны с природою человека. По его мнению, люди вообще злы и  склонны предаваться своим дурным наклонностям всякий раз, как представляется тому случай. Каждый правитель должен отправляться от мысли, что род людской  неблагодарен, непостоянен, скрытен, труслив  при опасности и жаден на прибыль. Кто будет полагаться на добрые качества людей, тот всегда будет обманут. С одними нравственными средствами ничего нельзя достигнуть. Правитель, без сомнения, должен иметь в виду нравственную цель – общее благо. Тот, кто действует на пользу общества, приобретает вечную славу; напротив, тиран, имеющий в виду только собственные  выгоды, покрывается позором. Но благая цель оправдывает всевозможные средства. Если нельзя действовать добром, надобно  решиться на всякие злодеяния, ибо средний  путь самый пагубный. Макиавелли не признает обязанности руководиться в политике нравственными правилами, практическая цель занимает его исключительно.⁶⁶

С этой точки  зрения, постоянно черпая уроки из истории и современной жизни, Макиавелли учит правителей, как поступать  в том или другом случае, и в  особенности как управлять человеческими  наклонностями и страстями. Он одинаково  предлагает свои советы и князьям  и народам, ибо понимает, что не всякий образ правления везде  приложим. Государственное устройство зависит и от общественной среды, в которой оно водворяется, и  от цели, которая имеется в виду. Иное правление нужно для создания государства, иное для охранения  учреждений; иное для народа крепкого и нравственного, иное для слабого  и развращенного.⁶⁷

Для Макиавелли все государства и все элементы общественной жизни людей подчинены  исключительно земным законам и  укоренены в земной жизни. Пытаясь  понять законы их существования, Макиавелли выделяет три основных «силы» взаимодействие которых и определяет логику общественного  развития. Первой из этих сил является судьба, фортуна, которая в изображении  Макиавелли парадоксальным образом  соединяет в себе черты античного  рока и христианского Провидения: она жестока, как античный рок, но в то же время обладает значительным элементом непредсказуемости, внутренней свободы, как веления Бога, подразумеваемые в идее Провидения;  элемент непредсказуемости и свободы, который мыслится в этой «силе», позволяет обосновать и свободу человека.

Второй  силой, действующей на сцене общественной жизни, является народ, вся масса  обычных людей, которая стремится  к ограниченному набору целей (свобода, безопасность и благополучие) и предсказуема только в тех действиях, которые  направлены на достижение и сохранение этих целей. Но самой главной силой, на которую и обращает основное внимание Макиавелли, является отдельная свободная  личность, обладающая «доблестью».

Общественная  реальность в каждый момент определяется взаимодействием указанных трех сил: фортуны, устремлений народа и  действий «доблестной» личности. Только последнюю из этих сил Макиавелли полагает подлинно сознательной и целеустремленной: и фортуна, и народ непредсказуемы и служат как бы материалом для  волевых усилий личности – государя, правителя или того, кто претендует на то, чтобы стать правителем. Чтобы  достичь успеха в своих действиях, такая личность должна придерживаться правильного метода борьбы с двумя  другими «силами», - ради стабильности общественной жизни и своей власти над людьми.⁶⁸

Понятие доблести у Макиавелли постулирует  существование последовательности среди учреждений политического  сообщества. Кроме того, в его  самом широком смысле его понятие  доблести подразумевает, что определенные фундаментальные элементы силы и  живучести должны присутствовать в  любом хорошо организованном обществе независимо от его специфической  формы правления. Некоторые формы  правления – по мнению Макиавелли, это было народное правление –  могли бы превосходить другие, но ни одна не могла функционировать без  доблести. Детали понятия доблести Макиавелли могли бы казаться странными  и противоречащими, но это понятие  было чрезвычайно плодотворно,  ибо  оно содержит предположение, что  в каждом хорошо организованном обществе духовный элемент проникает во всех своих участников и учреждения, связывающие  их в динамической единице, которая  является больше чем сумма ее составных  частей.⁶⁹

Для Макиавелли «доблесть», «добродетель» человека заключается не в следовании положенным извне законам (кем бы они ни были положены – Богом или человеком), а в способности преодолевать любые законы в стремлении к достижению своих целей. Главным в этом понятии  для Макиавелли оказывается внутренняя энергия личности, ее напор в движении вперед и способность использовать в этом движении любые средства.  Человек сам определяет законы своего поведения в зависимости от стечения обстоятельств в мире; Бог ничего не может противопоставить энергии  личности и ничем не может помочь ей.⁷⁰

Этические взгляды Макиавелли близки к гуманистическим, так как опираются на идею достоинства  человека, которая, возможно, распространила на все человечество средневековое  представление о ценности каждого  индивида в своей роли. Новое заключается  у Макиавелли в попытках вывести  на всеобщее обозрение социальное зло, показать, что не мораль создает  общество, а общество мораль. Соответственно не от формы государства и не от правителя зависит «правильное  развитие» общества, а от его собственного состояния; эта мысль выразилась у Макиавелли в морализованной форме  – в учении о «развращенном» и  «неразвращенном» народе.⁷¹

Общество  является ареной борьбы страстей, в  которой неблагоприятные для  общественной жизни, то есть с точки  зрения морали, страсти преобладают  так, как хаос преобладает над  гармонией, если на ее поддержание не затрачивается энергия, если вредным  страстям не противостоят усилия самих  людей, направленные на укрепление общественной нравственности. Однако эта борьба подчиняется определенным законам, законам природной изменчивости, которые не дают окончательно одержать победу ни одной из сторон – ни добру, ни злу. Возможности людей зависят  от понимания ими законов перемен  и от умения выбрать образ действия. В неразвращенном обществе невозможно установить тиранию, поэтому попытка  стать царем Манлия Капитолина, не понимавшего, что римское «государство еще далеко от такой подлой государственной  формы», была обречена на провал. В то же время «монархическое государство  никогда не может достичь свободы, хотя бы государь был уничтожен со всем своим родом: это ведет только к смене одного государя другим». Все определяется состоянием политической «материи» - людей.⁷²

Политику  невозможно подвести под точку зрения безусловной нравственности, точно  так же как нельзя приложить к  государству начал абсолютного  права. Над тем и другим господствует высшая цель политической жизни –  общее благо. Эта цель сама по себе есть начало нравственное, но она не всегда может быть достигнута безукоризненными средствами.⁷³

Общее благо, по воззрению Макиавелли, не есть совокупность частных польз: он очень хорошо понимает, что, складывая частные интересы, интереса общего не получишь. Макиавелли, не считающий этот мир лучшим из миров, не верит в возможность  такого государственного порядка, который  примирил бы противоречащие друг другу  интересы людей и согласовал бы общую  пользу с пользой отдельных лиц. Под общим благом Макиавелли понимает и не благо государства как  такового, ибо государство, по его  воззрению, никакого самостоятельного бытия не имеет и есть учреждение, созданное людьми и для людей. Общее благо, по Макиавелли, есть не что иное, как совокупность интересов, общих большинству граждан. И  везде, где частный интерес противоречит интересу общему, первый должен уступить место второму, но не потому, что  общий интерес есть интерес непременный  и необходимый, как утверждают идеологи, а по той простой причине, что  там, где приходится выбирать между  двумя благами, должно давать предпочтение большему, точно так же, как из двух зол нужно выбирать меньшее. Нравственные правила и нравственные качества, которые делают людей способными подчиняться этим правилам, развиваются  по Макиавелли, лишь в государстве.⁷⁴

Макиавелли  создал идеал государства, в котором  индивиды взаимодействуют при строительстве  сильного и прекрасного целого. Это  взаимодействие опирается на реальные свойства реальных людей – энергию, отвагу, практические умения, воображение, витальность, самодисциплину, ловкость, гражданский дух, стремление к удаче, доблесть, несгибаемую волю и силу характера. Данные качества надо соединить  со стабильной государственной структурой. Способ соединения выражается в однозначных  советах государю, посредством которых  реализуется патриотический проект государства.⁷⁵

Макиавелли  разработал довольно прочную универсалию  «человеческой природы». Авторы, трактующие воззрения Макиавелли, нередко отмечают известный пессимизм его понимания  человека, согласно которому «о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность, влечет нажива».

Макиавелли  выражал глубочайшее убеждение  в том, что самый могущественный стимул человеческих действий составляет интерес. Более всего он определяется желанием людей сохранять свое имущество, свою собственность, что наилучшим  образом обеспечивается стремлением  к приобретению новой собственности. «Люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества». Лишь за собственническими  интересами идет человеческая забота о «чести и почестях».⁷⁶

Пружинами человеческой деятельности служат его  эгоистические влечения, возбуждаемые внешними впечатлениями. Человек, предоставленный  самому себе, не способен спокойно и  хладнокровно взвешивать последствия  своих поступков и давать предпочтение тем из них, которые всего более  согласны с личным интересом. Не холодный рассудок руководит человеком, а  его слепые страсти. Не начало пользы определяет суждения и поступки человека, а его эгоистические влечения, затуманивающие его рассудок и лишающие его способности отличать полезное от вредного.

Лишь  суровая необходимость может  заставить человека обуздать свои страсти  и прислушаться к голосу рассудка. Такая необходимость наступает  для людей тогда, когда они, соединившись в государство, приходят к сознанию, что мирное общежитие невозможно, пока каждый из них дает полную волю страстям и преследует лишь свои личные интересы. Потребность в мирном общежитии  настолько сильна, что она преодолевает необузданную игру страстей и заставляет людей наложить узду на свои влечения.⁷⁷

Этими уздами являются законы, учреждения, условия  местности, экономическая обстановка. Таким образом, неотразимая необходимость  подчинять  личные желания и страсти  высшим требованиям общежития порождает  целый ряд условий, заставляющих граждан сообразовать свои поступки с предписаниями общего блага. Но дабы человек преклонялся перед  авторитетом нравственного закона, необходимо, чтобы этот закон не был в его глазах предписанием светского законоводителя, а стоял  бы под покровительством божества. Вот почему Макиавелли и придает  такое высокое значение религии, освящающей нравственный закон и  заставляющей людей признавать в нем повеление, независимое от людского произвола.⁷⁸

Для Макиавелли политика должна предоставить убежище  от зла, которое мучает человеческую жизнь, происходящее от алчности и жадности - причин раздоров  и войн. Алчность и жадность проникают в каждую область, город, и деревню, чтобы  лишить людей самой драгоценной  выгоды - мира. Эти пороки обнажены, обольстительны и всеобъемлющи, они  пребывают сопровождаемые завистью, ленью, ненавистью, жестокостью, гордостью, и обманом. Везде, куда они прибывают, они отгоняют согласие, мир и благотворительность. Когда они проникают в сердца людей, их умы становятся «жадными, высокомерными, лукавыми, ветреными , и  более всего остального злостными, несправедливыми, дерзкими, и дикими». Будучи охвачены алчностью, люди не ценят  того, что имеют, и жаждут заполучить то, что имеют их враги; они страдают от успеха других, и таким образом  они прикладывают все усилия, независимо от того, насколько это болезненно, для того, чтобы испортить его. Они стремятся достичь превосходства  не, укреплением доблести, а угнетением других людей; и чтобы угнетать они  ведут войны.⁷⁹

Испорченность народа Макиавелли объясняет преимущественно  условиями общественной и политической жизни. Она является естественным результатом  цивилизации. Пресыщение благами жизни  ведет к извращенным вкусам. Поэтому  одно из самых верных лекарств для  лечения этого недуга – держать  граждан в бедности: она прославляла  государства, тогда как богатство  было причиной их гибели. В неиспорченном  обществе государство богато, а граждане бедны. Поэтому для блага государства  надо «или удерживать граждан в бедности, чтобы богатство без доблестей  не могло никого прельстить, либо направлять все учреждения к войне, чтобы  всегда быть готовым к ней».⁸⁰

По мнению Макиавелли, цивилизованные люди почти  наверняка являются беспринципными эгоистами. Если бы кто захотел ныне основать республику, говорит Макиавелли, то он обнаружил бы, что легче  добиться успеха среди горцев, чем  среди жителей больших городов, ибо последние уже развращены. Но если люди являются беспринципными эгоистами, то правильная линия его  поведения зависит от населения, среди которого ему предстоит  действовать.⁸¹

Нравственно поступает, по Макиавелли, не тот, кто  действует по началу пользы, а тот, кто подчиняется нравственным правилам как таковым. Эти правила должны обуздывать и дисциплинировать своекорыстные  влечения и быть тем божеством, перед  которым бы люди безропотно преклонялись. В Риме общее благо было для  граждан именно таким божеством, и вот почему Макиавелли ставит их в пример одряхлевшему человечеству нового времени: он видит источник величия  Рима не в военном могуществе и  не в совершенстве государственного устройства, а в добродетелях римлян. Из народов нового времени Макиавелли может лишь указать на жителей  свободных немецких городов, нравы  которых еще не заражены той испорченностью, которая является главной причиной политического бессилия современных  ему государств. И признак неиспорченности  немцев Макиавелли видит в том, что  они служат государству не по принуждению, а в сознании своих обязанностей.