Способы создания речевого образа политика в период предвыборной агитации

     Показательно, что категория оценочности проявляется в политическом дискурсе в использовании готовых ярлыков, негативных характеристик, иногда выходящих за рамки политической корректности, нарушающих этические нормы (антидемократические силы, антиправительственный сговор, басманное правосудие и даже коммуняки и дерьмократы).

     В современном политическом языке  отчётливо прослеживается тенденция к употреблению стилистически сниженной лексики и фразеологии (разговорной, просторечной, жаргонной): наработки, разборки, кидать, мочить, крыша, выбивать деньги, косить от армии, сесть на иглу. Эта особенность во многом характеризует «языковой вкус эпохи» [8].

     Другой  чертой современного политического  дискурса является тяга к использованию заимствований. Как известно, период перестройки привнёс в обиход консенсус и плюрализм; введение института президентства сделало известными слова инаугурация, а затем импичмент. В период рыночных реформ было введено слово секвестр – сокращений средств, предусмотренных бюджетом, в условиях дефицита. Использование именно данного слова (вместо более определённого сокращение) иллюстрирует такие категории политического дискурса, как эзотеричность и прогностичность [21, c. 331].

     В качестве примера актуальной в современной  политической речи лексики назовём заимствования, связанные с интенсивно развивающимися избирательными технологиями: электорат – круг избирателей, голосующих за какую либо партию, кандидата; экзит-пол – опрос избирателей на выходе с участков; пиар (РR, паблик рилейшнз) – связи с общественностью. Следует отметить большой словообразовательный и семантический потенциал последнего слова, о чём свидетельствуют новообразования пиарщик, пиарить, пиариться, чёрный пиар. Другая группа широко употребительных заимствований представлена словами-экзотизмами (вакхабизм, джихад, шахид); подобные слова означают понятия, ставшие международными политическими реалиями.

     Как отмечает В.Г. Костомаров, новый политический язык, пришедший на смену советскому казённому языку, складывается в  том числе и за счёт появления новой фразеологии [8]. Фраземика современного политического дискурса представлена, к примеру, следующими словосочетаниями: ближнее зарубежье, адресная помощь, протестное голосование, властная вертикаль, административный ресурс. Из актуальных перифраз следует отметить, в частности, гарант Конституции – президент, партия власти – Единая Россия.

     Одной из главных примет современного политического  дискурса, по мнению исследователей (А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского, Ю.Н. Караулова и многих других), является его чрезвычайно богатая метафорика. Характерное использование метафоры как способа оценки явлений и фактов проявляется в различных семантических преобразованиях, на основании чего выделяются «тематические блоки» метафор: растительные – ветви власти, корни реформ; военные – предвыборные баталии, война компроматов; дорожные – политическое бездорожье, эшелоны власти; архитектурные – политическое здание, национальные квартиры; спортивные – предвыборная гонка, мощный старт; медицинские – паралич власти, шоковая терапия; театральные – избирательный фарс, политический сценарий и другие блоки метафор [20, c. 198].

     Метафорическое  употребление различных типов можно  проследить в следующих контекстах: «Неизвестно, кто в Верховном суде, сыграв в обычный бюрократический футбол, отказал в рассмотрении жалобы»; «Резкое похолодание политического климата заставляет вспомнить о мрачном периоде нашей истории»; «Нашему обществу нужны регулярные инъекции той самой правды – о власти, о стране, о нём самом»; «Всякий входящий во властный Олимп пытается всё обустроить так, чтобы никакой другой государственный или общественный институт не смел мешать»; «Политический маятник с такой огромной амплитудой попросту разнесёт государство». Таким образом, метафоризация играет большую роль в складывании лексики и фразеологии современного языка политика.

     Названные лексико-фразеологические особенности  языка политики доказывают, что социально-оценочная, интерпретирующая составляющая оказывается не менее важной, чем информативная сторона высказываний.

     Понятно, что для эффективного достижения желаемого результата (при создании  речевого образа) недостаточно систематично использовать те или иные лексико-фразеологические приёмы  языка, необходимо применять различные коммуникативные стратегии. 

1.1.3. Коммуникативные стратегии, используемые при формировании политического имиджа

     При изучении средств создания политического  имиджа как усилиями самого лидера, так и усилиями печатных и электронных  СМИ, особый интерес представляют концепции коммуникативных стратегий, с помощью которых целенаправленно формируется имидж политика. Главенствующую роль в коммуникациях играет речевое воздействие. Теоретическим основанием для исследования механизмов речевого воздействия являются несколько концепций, которые и рассматриваются далее. 

     Теория  речевой деятельности и стратегии речевого поведения

     Теория  речевой деятельности была разработана  в рамках общепсихологической теории деятельности А.Н. Леонтьева. В соответствии с ней в процессе речевого общения коммуниканты, регулируя поведение друг друга, осуществляют совместную деятельность [15]. Следовательно, речевое общение – это целенаправленная активность людей, которая позволяет им организовать сотрудничество.

     Поскольку стратегии ориентированы на будущие речевые действия и связаны с прогнозированием ситуации, их истоки следует искать в мотивах, которые управляют человеческой деятельностью. В большинстве исследований речевого общения в качестве онтологической предпосылки фигурирует идея о несамостоятельности речи, подчинённости её целям определённой деятельности [5, c. 27].

     В теории деятельности Леонтьева действие – это целенаправленная активность человека, т.е. каждое речевое действие имеет свою цель [15]. У деятельности как совокупности действий также есть своя цель [15].

     Речь  имеет не только непосредственную цель, но и мотив – то, ради чего достигается речевая цель. Слушая речь другого человека, мы всегда стремимся понять, ради чего он говорит. Не понимая мотива речевых действий, мы до конца не можем понять смысл высказывания.

     Мотивы  далеко не всегда осознаются субъектом, более того, довольно часто приводимая человеком мотивировка не совпадает с действительными мотивами человека. Осознание мотивов – явление вторичное, возникающее лишь на уровне личности и совершенствующееся по мере её развития. Мотивы могут быть выявлены только объективно, путём анализа деятельности. Субъективно же они выступают в своём косвенном выражении – в форме желания, хотения, стремление к цели [4, с. 96].

     Коммуникативные стратегии как разновидность  человеческой деятельности имеют глубинную связь с мотивами, управляющими речевым поведением личности, и явную, наблюдаемую связь с потребностями и желаниями [4, с. 96].

     П. Браун и С. Левинсон видят в  межличностном общении два ведущих  мотива: во-первых, «сохранить лицо» (создать положительный имидж); во-вторых, «сохранить свою территорию», уберечься от требований, просьб, посягательств, ущемляющих его интересы [5, c. 43].

     Превращение мотива в мотив-цель, выбор одной из нескольких целей, выделение  промежуточных целей  и определение  способов их достижения лежат в основе механизма речевых стратегий.

     Для последующей классификации речевых  стратегий имеет смысл разграничить два типа целей, которые отражают существенные мотивы человеческого поведения. Во-первых, это желание быть эффективным (т.е. реализовать намерение); во-вторых, необходимость приспособиться к ситуации. На этой основе выделяются первостепенные и второстепенные цели [4]. Первостепенные цели инициируют коммуникативный процесс и управляют речевыми действиями, а второстепенные служат своего рода границами, которые определяют вербальный выбор, тип речевого поведения. В частности, можно предположить, что существуют релевантные приёмы, способствующие ужесточению или смягчению давления на говорящего, усиленной самоподаче, положительному эмоциональному настрою и т. д. [4, c. 98].

     Разграничение двух типов целей находит отражение  и в типологии речевых стратегий. Важно отметить, что эффективность последних определяется результатами или последствиями социального взаимодействия, независимо от того, является ли данный результат преднамеренным, осознанно планируемым.

     Итак, в основе коммуникативных стратегий  лежат мотивы, потребности и установки коммуникантов. Степень их осознанности может быть различной, но истоки наших манипулятивных установок следует искать в раннем детстве, так как именно в первые годы жизни ребёнок приобретает самый первый опыт управления взрослыми. Для лингвистического анализа различение «волевых» и «импульсивных» стратегий не играет особой роли, так как очень часто стратегические и тактические задачи решаются неосознанно для самого говорящего [4]. Однако в лингвистическом плане их функции различаются. Осознаваемые речевые стратегии – это «оружие», позволяющее прогнозировать речевые действия – свои и партнера – на несколько шагов вперёд и предпринимать нужные действия [5]. И, наоборот, импульсивное поведение интересно в плане лингвоидеологического и психолингвистического анализа: оно даёт возможность обнаружить по речевым «сигналам» и «маркерам» скрытые установки и мотивы поведения [4, с. 99]. 

Теория  речевого общения  и речевые стратегии

     Теорию  речевого общения можно рассматривать  как реакцию на своеобразный «лингвистический редукционизм», когда объект исследования редуцируется до речевых текстов, изолированных от условий их производства и восприятия [4]. Как для теории речевой деятельности, так и для теории речевого общения исходным пунктом является деятельная онтология речи [5].

     Основные  факторы общения в их наиболее общем виде определены Р.О. Якобсоном: это само сообщение, адресант, адресат и код, общий для коммуникантов [5]. В современной интерпретации модель коммуникативного акта включает отправителя (адресанта, источник сообщения), получателя (адресата), собственно сообщение с его языковым кодом, канал связи (посредник), обратную связь, коммуникативный контекст, помехи (шумы) [4, c. 99].

     Для анализа речевых стратегий следует  учитывать, что каждый из элементов модели обладает воздействующим потенциалом и может использоваться для решения тактических и стратегических задач. Так, в целях оптимизации речевого взаимодействия говорящий использует стратегию самопрезентации (образ адресата корректируется с помощью статусных и ролевых тактик; в сообщении, при выборе речевого кода, применяются различного рода стилистические стратегии); обнажение или сокрытие коммуникативного намерения находит отражение в «тактиках откровенности», «дипломатическом» языке, нечестных приёмов полемики и иных манипуляциях [4, c. 100]. Способ сообщения (канал связи) обуславливает различные имитационные стратегии, цель которых – «приблизить» адресата, расположить его к восприятию сообщений [4, c. 100]. Стратегически используется в речевом планировании и такая составляющая ситуации общения, как коммуникативный контекст. Он может быть выражен в «эмоционально настраивающей» тактике комплимента, похвалы и т.д. Эффекты обратной связи могут предусматриваться отправителем путём контроля за распределением инициативы в диалоге, контроля за темой и пониманием [4, c. 100]. Даже шумы и помехи, препятствующие эффективной коммуникации, могут заранее продумываться адресантом в определённых коммуникативных целях (например, тактика отвлечения внимания).

     Если  в теории речевой деятельности рассматриваются  такие коммуникативные средства, как цели, мотивы, действия, условия общения, то при анализе речевых стратегий учитываются позиция, статус, роль партнёра, а успех или неудача речевой тактики оценивается по обнаруживаемой реакции на речевые действия говорящего. Кроме того, сам выбор речевой тактики и коррекции, осуществляемые говорящим по мере развития диалога, опирается на правила и закономерности речевого общения. Большинство носителей языка знают их интуитивно – всегда чувствуется, соблюдает партнёр по коммуникации эти правила или нет [4].

     Одной из постоянных черт коммуникативных  правил является их постоянное нарушение. Люди не только заинтересованно выслушивают друг друга и стремятся к сотрудничеству, но и противостоят друг другу во мнениях, взглядах, оценках. Само понятие стратегия, заимствованное прагматикой из военного искусства, во главу угла ставит не сотрудничество (кооперацию), а победу, которая понимается как результативное воздействие на слушателя, как трансформация его модели мира в желательном для говорящего направлении. Поэтому наряду с принципом кооперации (сотрудничества) можно говорить о действии принципа некооперации, базирующемся на приоритете интересов говорящего над интересами слушающего. Это позволяет считать исходной точкой в анализе речевых стратегий коммуникативные цели говорящего (цели могут быть долгосрочные и «эпизодические») [4, с. 102].