Социологическая концепция Энтони Гидденса

Оба механизма "высвобождения" и стабилизации социальных связей основываются на доверии, которым облекаются уже не просто индивиды, а абстрактные возможности. В качестве средств стабилизации социальных связей на личностном уровне выступают дружба, интимность, подкрепленные личными обязательствами. Они предполагают отношения, основанные и выражающиеся в непосредственном сотрудничестве социальных агентов. Стабилизация отношений в неопределенных пространственно-временных обстоятельствах основана на вере в символические или экспертные системы, являющиеся "абстрактными" и характеризующиеся безличными обязательствами. Природа социальных институтов современности как раз и связана с механизмами формирования доверия к абстрактным системам. Функционирование абстрактной системы означает, что тот или иной ее элемент, с помощью которого опосредуется взаимодействие (например, денежные знаки), обладает определенной значимостью для каждого вовлеченного во взаимодействие индивида. Кроме того, каждый индивид предполагает существование аналогичного отношения к этим элементам абстрактной системы у других индивидов. Будущее доступно рефлексивному знанию, поскольку оно является основным элементом повседневной практики. Индивид стремится опереться на экспертные системы не столько ради безопасности, уверенности, сколько для расчета пользы и риска в определенных обстоятельствах. Экспертное знание обеспечивает возможность такого расчета, но тем самым создает и универсум обстоятельств для своего применения – посредством постоянного рефлексивного осуществления знания [4, с. 89].

Отношения доверия  являются базовыми для расширения пространственно-временной  дистанции взаимодействия, для осуществления  системной интеграции. Если доверие  к людям и личные обязательства  предполагают существование некоторых  индикаторов единения, то доверие  к системам принимает форму безличных  обстоятельств, которые у обычного человека поддерживаются знанием о  существовании областей, где он не разбирается. Тем не менее, безличные  обязательства, как правило, поддерживаются или подкрепляются личными обязательствами: "пункты доступа" к абстрактным  системам (пункты связи рядовых индивидов  или коллективов с воплощениями абстрактных систем) строятся на социальной интеграции, подразумевающей личное соприсутствие и личные обязательства. Это одновременно и самые уязвимые места абстрактных систем: именно в них доверие к ним может  быть подтверждено или построено, но также и нарушено [4, с. 90].

Индивид и общество

Рассматривая принципы воспроизводства структурных свойств  и институциональных характеристик  социальных систем, Гидденс демонстрирует  применение аналитической стратегии, названной им "институциональный  анализ". В теории социальных институтов, построенной с ее помощью, видны "точки перехода" этой стратегии  в дополняющую ее противоположность, в стратегию, обозначенную как "анализ стратегического поведения агентов". Именно на нее ориентируется Гидденс  при изучении проблемы существования  индивида в обществе, и именно она  позволяет описать механизмы  социализации и их особенности для  обществ современности.

И действующему индивиду, и обществу присущи одни и те же структурные свойства: "Структура  формирует индивида и общество одновременно, но никогда не использует при этом все свои возможности по причине  значимости непреднамеренных последствий  и неосознанных обстоятельств действия..." [2, p. 70]. Любой агент обладает детальным  знанием об обществе, в котором  он живет, причем это "знание" может  описываться в терминах и практического  и дискурсивного сознания¹⁰.

Любой компетентный социальный агент является "социальным теоретиком" на уровне дискурсивного  сознания и "методологическим специалистом" на уровне и дискурсивного, и практического  сознания. Индивид – исторически  и пространственно локализованный член общества. В своей повседневной деятельности он проявляет компетентность относительно ситуаций и социальных условий, с которыми связан. Другое дело, что самим фактом производства действия агенты участвуют в воспроизводстве структурных качеств системы а, следовательно, воспроизводят также и условия, которые делают возможным само (породившее их) действие. Эти параметры Гидденс обозначает как неосознаваемые обстоятельства и непреднамеренные последствия действия, и, казалось бы, о "компетентности" агента говорить не приходится. Однако, такой вывод может быть сделан только в рамках "институционального анализа" и никоим образом не может характеризовать социальную компетентность индивида и уж тем более – объяснить природу его рефлексивного поведения.

Гидденс замечает, что "знание" действительно имеет  тенденцию к уменьшению (то есть компетентность индивида снижается), когда  практика выводит его деятельность за границу повседневности. Это происходит в силу его пространственной и  временной локализации. Гидденс  приходит к выводу, что изучение производства и воспроизводства  общества теснейшим образом связано  с изучением социализации, создающей  основу его институционального порядка. И воспроизводство социальных систем, и поведение агентов обладают временной протяженностью, а их взаимосвязь как раз и проявляется на уровне индивидуального участия в процессах социализации [2, р. 129-130].

При построении концепции социализации и социальной позиции, Гидденс отказывается от функционалистской теории ролей. Он полагает, что социальные системы состоят не из ролей, а из воспроизводимых практик. Так как социальные системы помещены во время и пространство, их можно интерпретировать как структурные "поля", где агенты занимают определенную позицию по отношению друг к другу. Социальная позиция агента определяется как его социальная идентичность, которая образует набор возможностей, прерогатив и обязательств. Последние как раз и составляют "ролевые предписания", связанные с данной позицией, и обусловливают определенность в поведении индивида [2, p. 117]. Гидденс высказывает три соображения об особенностях социализации.

1. Социализация  не заканчивается в тот момент, когда общество признает индивида  зрелым и полноправным своим  членом; она распространяется на  весь жизненный цикл.

2. Социализация  не является простым процессом  инкорпорации ребенка в общество, она не есть отпечаток общества  в индивиде. По мнению Гидденса, это базовый механизм преемственности  поколений (succession of the generations), где  дети – активные партнеры в  двустороннем процессе взаимодействия. Общество не только обучает  ребенка своим правилам, инкорпорирует  его; ребенок, экспериментируя  с ресурсами, желаниями, установками,  податливостью системы, ожиданиями  относительно него, творчески адаптирует  доступный ему сегмент общества [2, р. 130].

3. Социализация  – не унифицированный процесс,  она всегда контекстуальна. В  силу своей диалогичности, социализация  предполагает обоюдное накопление  практического запаса знаний  относительно условий производства  и воспроизводства социального  взаимодействия. С одной стороны,  дети должны приобретать необходимые  практические и рефлексивные  знания об условиях социального  взаимодействия, а общество, со своей  стороны, неизбежно должно адаптироваться  к особенностям возрастных когорт.

Таким образом, Гидденс  показывает, что институциональные  характеристики участвуют в последовательном формировании психологии обществ современности. Современные общества характеризуются делокализацией социального действия, теперь оно может и не быть жестко опосредовано конкретным местом своего осуществления. Это делает возможной все возрастающую по своим масштабам координацию социальной деятельности, субъекты которой не вступают друг с другом в физический контакт [6. с. 96-97].

Пространственно-временное  дистанцирование предполагает не только развитие административной координации  и функций надзора, но и развитие "абстрактных систем", которые  заключают в себе экспертное знание и "символические знаки" (о чем  говорилось выше). Экспертное знание не ограничивается научно-техническими сведениями и технологией. Оно распространяется и на практику социальных отношений, и на интимные аспекты личности и  ее "Я" (психотерапия, религиозная  проповедь, досуг) [6, с. 97]. Дополняя идею "абстрактных систем" Гидденса, мы можем сказать, во-первых, что  экспертное знание не только начинает проникать во всю совокупность стандартов современной жизни, но одновременно и участвует в создании этих стандартов. Во-вторых, символические знаки, обладающие стандартной ценностью и взаимозаменяемостью  в любом наборе социальных контекстов, начинают играть роль не только как  средства социальной, но и как индивидуальной самоидентификации. Абстрактные системы, таким образом, лишают повседневную практику ее локальных, местных, традиционных характеристик и воплощают в  себе тенденции глобализации современных  обществ. Однако их функционирование возможно благодаря двум феноменам, проявляющихся  только на уровне действующего индивида – феномену субъективного доверия  и феномену институциональной рефлексивности.

Институциональная рефлексивность, согласно Гидденсу, выражается в упорядоченном использовании индивидом знаний об обстоятельствах социальной жизни в качестве элемента организации и изменения собственного поведения [6, с. 98]. Знание о мире подвергается постоянной ревизии, а скептицизм становится ключевым методом получения нового знания и контроля качества уже существующего. Такое "радикальное сомнение" существенным образом влияет на социальную значимость и функционирование субъективного доверия. Колебания от радикального сомнения к доверию заставляют индивида оценивать будущее в терминах риска, выгоды, полезности. Кроме того, оно превращается в, своего рода, вероятностный рефлексивный проект: "Варианты будущего интерпретируются в рефлексивных терминах настоящего и становятся все менее предсказуемыми в своих последствиях" [6, с. 98]. На фоне этого экспертное знание постепенно принимает специализированный и фрагментарный облик; глобальные (по масштабам своего влияния) экспертные системы становятся доступными и понятными все меньшему числу экспертов, поскольку для большинства из них постоянно снижается возможность координировать и сопоставлять свои оценки, прогнозы и рекомендации. В такой ситуации граница между экспертом и дилетантом парадоксальным образом исчезает.

Для "высвобождающих механизмов" чрезвычайно важным оказывается поддержание необходимого уровня субъективного доверия к  абстрактным системам. Доверие становится психологической основой онтологической безопасности личности. Таким образом, психосоциальные механизмы личностной самоидентичности влияют и испытывают влияние со стороны трансформирующихся институтов современных обществ. Гидденс  подробно анализирует особенности  механизмов самоидентичности. Он отмечает, что институциональная рефлексивность приводит к качественному изменению  внутриличностных психологических  процессов, превращая индивидуальное "Я" в рефлексивный проект [6, с. 99]. В процесс личностной саморефлексии оказываются вовлеченными и абстрактные системы, поскольку они предлагают целый набор альтернативных рекомендаций (педагогических, медицинских, психологических и т.д.), которые заменяют однозначную и прозрачную для понимания традицию (например, этапы инициации).

Согласно теории действующего субъекта, всякое действие становится возможным благодаря  способности индивида к дискурсивной и практической интерпретации природы  и причин своих поступков. Гидденс  уточняет, что именно практическое сознание, как правило, не рефлексивно, но образует эмоциональную и когнитивную  основу чувства онтологической безопасности. Стержнем его является чувство "базисного  доверия" (здесь Гидденс обращается к термину Э. Эриксона). Чувство базисного доверия Э. Эриксон определяет как установку по отношению к себе и к миру, подразумевающую как собственную доверчивость человека, так и чувство неизменной расположенности к себе других людей [7, с. 106]. Базисное доверие формируется в первые годы жизни ребенка; у взрослых происходит снижение этого чувства и доминирует базисное недоверие, проявляющееся в разных формах отчуждения. "Доверие включает в себя не только то, что некто научается надеяться, полагаться на тех, кто извне обеспечивает его жизнь, но и доверие к самому себе, веру в способность собственных органов справляться с побуждениями" [7, с. 111]. Формирование базисного доверия в детстве оказывает незаметное, но устойчивое влияние на протекание последующей жизни человека. Такому человеку совершенно не нужно, чтобы окружающие оберегали его, руководили им и инициировали его деятельность. Доверчивость детства превращается в устойчивое предположение, что данная общность заслуживает доверия, что мир, существующий вокруг человека, является осмысленно устроенным. Несмотря на "приступы зависимости", индивид способен сохранять в себе надежду – "готовность верить в достижимость главных своих желаний" [7, с. 116].

Онтологическая безопасность, согласно концепции Гидденса, составляют четыре компонента. Во-первых, это рутинная практика социальных действий, связанная с ситуациями выбора и социального творчества, ход которой определяет онтологическую основу повседневности индивида. В традиционных обществах онтологическая схема задавалась традицией, которая не предполагала возможность поливариантного будущего. Во-вторых, это вопрос конечности человеческой природы и осознание человеком своей конечности. Третья составляющая – интерсубъективность: "эмоционально-когнитивное обнаружение другого в процессе индивидуального развития становится". По Гидденсу, это ключевой элемент как для самоидентификации личности, так и для восприятия внешних объектов как тождественных и непрерывных. Четвертая составляющая онтологической безопасности – становление самоидентичности, которую Гидденс определяет как "постоянное чувство непрерывной духовной и телесной личности". Самоидентичность, или тождество "Я", не является неизменным набором личностных черт и склонностей, которые проявляются в индивидуальных действиях; самоидентичность поддерживается с помощью личностной саморефлексии относительно биографии: автобиография составляет ее ядро в условиях современной социальной жизни [6, с. 101].

Таким образом, современная  эпоха характеризуется специфической  идентичностью индивидов, которая  описывается Гидденсом как рефлексивный проект: осуществление достаточно целостного и постоянно корректируемого  биографического повествования (о  прошлом или будущем), тесно связанного с существующими абстрактными системами, производимого в контексте многовариантности  выбора [6, с. 102]. Следовательно, одной из важнейших жизненных задач индивида становится "разработка траектории "Я"".

Гидденс выделяет десять характеристик, объясняющих  особенности самоидентичности индивидов  в современную эпоху.

1. Самоидентичность  есть рефлексивный проект, создаваемый  самим индивидом: "понимание себя  подчинено более фундаментальной  задаче построения и реконструкции  целостного чувства идентичности" [6, с. 102].

2. В рефлексивном  проекте разрабатывается траектория  своей биографии – через отсылку  к прошлому и прогнозирование  будущего. Построение траектории  основывается на идее многоэтапного  жизненного цикла, определяемого  скорее индивидом, нежели событиями  внешнего мира.

3. Рефлексивность  всеохватна и непрерывна.

4. Целостность самоидентичности  базируется на непрерывности  и субъективной связности автобиографии  (безразлично, артикулированной  или нет).